Политическая ментальность современного российского общества в исследованиях социальной реальности

Фоменков А.И.

Смоленский государственный университет

Повышенный интерес, который проявляется в последнее время к феномену ментальности, как сложной системе, вбирающей в себя многие элементы и имеющие логику их взаимоотношения, как многогранному междисциплинарному понятию, вполне естественен и закономерен. Не вызывает сомнения, что те кардинальные изменения, которые произошли во всем мире и в отдельных странах, которые затронули судьбы людей, целых народов, наций, не могли не наложить своего отпечатка на многие качества их ментальности.
В политической энциклопедии отмечается, что понятие «ментальности» было введено в науку представителями культурно-антропологического направления – этнологом Л. Леви-Брюлем и основателями школы «Анналов» М. Блоком и Л. Февром. Историческая школа «Анналов» в дополнение исследования социально-экономического и политического характера впервые стала анализировать структуры духовной жизни, фундаментальные устойчивые структуры сознания. С тех пор данная категория используется для глубокого восприятия «народного духа», «народного характера», «национального духа». Ментальность определяется как «глубинный уровень коллективного и индивидуального сознания, включающий и бессознательное; совокупность интеллектуально-психологических установок, ориентирующих поведение какой-либо социальной или этнической группы или индивида» [9, с. 690].
Анализ научной литературы с одной стороны показывает многоплановость самого определения ментальности. С другой стороны, при всей разобщенности многочисленных дефиниций, от «ментальности» возникает определенная трудность определения границ этого исключительного социального феномена.
Следует отметить, что в целом при трактовке понятия «менталитет» очевидным является акцент на его психо¬логических основаниях. Так, например, в опубликованной работе «Ментальность россиян» это понятие определяется как некая характерная для конкретной культуры (субкультуры) специфика психической жизни пред¬ставляющих данную культуру (субкультуру) людей, де¬терминированная в историческом аспекте экономическими и политическими условиями жизни. Менталитет, как область психологической жизни людей, проявляется через систему взглядов, оценок, норм, умонастроений, которые основываются на имеющихся в данном обществе знани¬ях и верованиях, которые, наряду с доминирующими потребностями и архетипами коллективного бессознательного, задают иерархию ценностей и, соответственно, характерные для представителей данной общности убежде¬ния, идеалы, социальные установки [См.: 5, с. 12].
Как нам представляется, менталитет – это объективная данность, наличие которой мы осознаем, скорее всего интуитивно. Сложности интерпретации данного понятия в комплексном его выражении, каковым оно предстает перед исследователем той или иной стороны данного феномена, во многом появляются из-за слабой методологической обоснованности проблемы. Возникают неопределенности двоякого рода. Во-первых, что нужно понимать под ментальностью. Это или «противоречивая целостность картины мира, или дорефлективный слой сознания, или социокультурные автоматизмы сознания индивидов и групп, или всеобъемлющий "эфир" культуры, в который погружены все члены общества» [12, с. 51].
Этот феномен в самом общем смысле принято определять как образ мыслей, склад ума или в целом умонастроение, наполненное давлеющим чувствознанием и мыслеобразами, характеризующими определенную социокультурную общность в масштабе конкретной исторической эпохи. Ментальность – это своего рода «социальное сознание», то есть та часть единого сознания, которая отвечает за эффективное взаимодействие индивидуальных сознаний.
Особенности интерпретации понятия ментальности применительно к сфере политики мы находим в энциклопедичес¬ком словаре «Политология». В нем отмечается, что понятие «менталитет» используется главным образом для обозначения оригинального способа мышления, склада ума или умонастроений социальной группы, слоя, класса. В широком смысле им охватывается совокупность и специфическая форма организации, своеобразный склад различных пси¬хических свойств и качеств, особенностей и проявлений. «В более узком политическом смысле ментальность представляет собой общий для членов социально-политичес¬кой группы или организации своеобразный политико-пси¬хологический тезаурус, позволяющий единообразно вос¬принимать и действовать в ней в соответствии с определенными устоявшимися в общности нормами и образца¬ми поведения, адекватно воспринимая и понимая при этом друг друга» [10, с. 174]. 
По нашему мнению, принять во внимание точку зрения о том, что было бы опасно заключать понятие политической ментальности как в чисто психологические рамки, так и в рамки истории идей, которой свойственно выводить ментальности из доктрин и интеллектуальных творений ученых людей. В рамках этой исследовательской традиции достаточно широко распространены интерпретации, в которых ставится знак равенства между «ментальностями», «картинами мира», «идеологиями» [См.: 3, с. 36].
Основными подходами к анализу исследования политической ментальности нами будут являться социолого-политологический и социально-психологический. В общем плане в задачи политической социологии входит изучение и объяснение взаимосвязей и отношений между политикой и обществом, между социальными и политическими институтами, между политическим и социальным поведением. Причем первоочередное внимание сосредоточено на тех сторонах сознания, поведения, ментальных структур, которые дают возможность объяснения процессов и явлений в области политики. 
Следуя В.Н. Иванову и М.М. Назарову, ракурс нашего рассмотрения проблематики политической ментальности современного российского общества диктуется тем, что в целом «политическая социология раскрывает отношение общества к государству и институтам распределения и формирования власти, которое проявляется, прежде всего, в направлен¬ности политического сознания и поведения людей. Политическая социология призвана ответить на вопрос: как осознаются индивидуумом, социальными группами и слоями, партиями и общественными организациями существующая политическая реальность, система властных отно¬шений, политические права и свободы» [8, с. 15]. Исходя из этого, В.Н. Иванов и М.М. Назаров отмечают, что одним из существенных проявлений политической ментальности выступает область, относящаяся к тому, как в сознании людей отражаются сложившиеся социальные отношения, как формируются схемы восприятия, оценки своего поло¬жения в социуме. Таким образом, переводя этот вопрос в плоскость методов изучения политической ментальности, нужно вести речь об изучении эмпирических прояв¬лений идеологий.
В своей статье В.Н. Иванов и М.М. Назаров обобщают опыт и перспективы исследований политической ментальности посредством анализа исследований политических установок и ценностей, структурных компонентов и психологического базиса политических идеологий как составляющих политической ментальности. Они отмечают, что направление исследования политического мышления и механизмов предпочтений получило развитие в 70-80 гг. XX века, которое было обусловлено переходом от представлений о несвя¬занности и непостоянстве политических установок сред¬него индивида, от представлений, ставящих под вопрос наличие индивидуальной системы политического сознания как таковой, к более тщательному изучению возможных факторов детерминации особенностей политического со¬знания и мышления. В исследовании Стимсона стабильность и последова¬тельность политических установок изучались в связи с дифференциацией когнитивных возможностей индивидов. Особое внимание в этой связи уделялось уровню образования и степени политической информированности лю¬дей. Было показано, что для лиц с развитыми когнитивными способностями характерна высокая степень после¬довательности и стабильности политических установок. Низкие когнитивные возможности не предполагают строй¬ной системы политических предпочтений.
Ссылаясь на работу П. Снидермана и его коллег, авторы статьи, отмечают, что исходным здесь было предположение о том, что рядовые граждане не обладают «законченным» набором мнений по широкому кругу политических вопросов. Поскольку вынесение суждения является сложным по сво¬ей природе феноменом, то оптимизация процесса его принятия предполагает использование специфических средств упрощения. Эти средства позволяют рядовому гражданину выносить суждения о конкретных политичес¬ких вопросах, не обладая всей полнотой информации. Среди подобных средств упрощения – эвристик – значительную роль играют эмоционально-оценочные компоненты. На основе эмпирических исследований было показано, как индивидуальное принятие или непринятие тех или иных вопросов, эмоционально-окрашенное отношение к ним влияют на структуру политических убеждений. Отчетливо это проявляется в связи с изучением расовых проблем. Респонденты принимают решение о принятии или непринятии политики, ориентированной на поддержку черного населения, чаще всего в связи с их эмоциональным отношением к этой группе населения в целом. Однако влияние чувств и эмоций может быть как явным, так и не столь очевидным. По мнению В.Н. Иванова и М.М. Назарова, фунда¬ментальным способом, с помощью которого индивиды обеспечивают субъективную стабильность своих полити¬ческих убеждений, можно назвать их соотнесение с индивидуальными эмоционально-оценочными предпочтениями.
Достаточно активно в последнее десятилетие разра¬батывается проблема политического мышления. Одной из наиболее известных в этом плане является работа Ш. Розенберга «Смысл, идеология и политика», методо¬логической основой которой служит когнитивная психоло¬гия Ж. Пиаже. В этой роботе знания рассматриваются не про¬сто как отражение объективной реальности. Между актом опыта и процессом понимания включается мыслительная активность индивида, предполагающая, в свою очередь, процесс субъективного описания или интерпретации, цель последнего состоит в поддержании адаптивных отноше¬ний индивида с окружающей его реальностью. Установки и убеждения, по мнению автора, являются производ¬ными этого процесса. Их следует анализировать через соотнесение со структурой мышления, с тем, как люди думают.
Результаты эмпирического исследования того, как люди мыслят о международных отношениях и внутренней политике США, позволили сделать вывод о серьезной дифференциации мышления. Причем различия здесь касались не столько степени «включенности» индивида в данные предметные области, сколько самой структуры мышления, типа используемой логики. Были зафиксированы последовательный, линейный и систематический типы.
Последовательное мышление присуще индивидам, для которых не свойственен причинный анализ явлений в области политической жизни. В целом предмет политики как таковой имеет для них весьма отвлеченное значе¬ние. Мышление при этом строится в категориях индиви¬да, а не группы. Действия других не рассматриваются во взаимосвязи, а интерпретируются в их конкретности. Линейное мышление является более аналитичным. Политика здесь рассматривается как иерархически структури¬рованное пространство, где происходит борьба за власть между индивидами и группами. Социальные группы оп¬ределяются в связи с их непосредственными действия¬ми. В рамках этого типа мышления возникает вопрос о политической самоиндентификации. Для систематического мышления свойственно рассмотрение политики как систе¬мы «регуляций», созданных для достижения определен¬ных целей и принципов. Именно в этом свете рассмат¬риваются конкретные политические силы, предпочтения или политические решения. Систематически мыслящие индивиды рассматривают себя как свободно действую¬щих и думающих индивидов, являющихся одновремен¬но членами больших социальных общностей [См.: 2, с. 44-53].
Отмечая методические особенности исследования современной российской политической ментальности, В.Н. Иванов и М.М. Назаров показывают, что теоретические типологии по своей природе являются идеально-типическими конструкциями, не имеющими в реальности своего конкретного эквивалента. Идеальные типы при этом разрабатываются для того, чтобы сравнить, в какой мере наблюдаемое в реальности явление отличается по своим характеристикам от некоторой идеальной модели. Применительно к анализу реального состо¬яния политической ментальности современного российского общества подобные подходы имеют определенные ограничения: 1) сами типы зачастую не являются исчерпывающими и взаимно исключающими; 2) при их создании используется небольшое число оснований; 3) критерии, используемые для обоснования типологии, могут быть выбраны весьма произвольно, что, в свою очередь, скажется на познавательных возможностях теоретических моделей [2, с. 53-54].
Значительно более многочисленными были проекты изучения структуры политических ценностей с применением «жестких» исследовательских практик. Здесь для изучения того, в каком сочетании базовые политические ценности находят отражение в массовом сознании и, тем самым, образуют реальные типы политической менталь¬ности применялись различные процедуры многомерной классификации. Показательными в этом плане являются интересные результаты, приведенные в работах Н. И. Лапина, В. О. Рукавишникова, А.Г. Шмелева и других авторов [См., например: 4, 13, 16].
В социологической и политологической традиции понятие ментальности гораздо объемнее в сравнении с этнопсихологией. Особенно, если речь идет о полинациональных сообществах, где наблюдается взаимопроникновение и взаимозамещение различных этнических компонентов. Фундаментальные структуры сознания порождены комплексом исторически сложившихся у конкретного народа культурой, языком, религией, воспитанием, социальными взаимоотношениями, социальными отношениями, а этническая ментальность предполагает в основном генетическое кодирование главных образцов мышления и поведения.
В данном контексте ряд исследователей вводит в употребление категорию «политического менталитета», которая в совокупности отображает опосредованность политики всеми элементами политической психологии: коллективными политическими представлениями, различными идентификационными механизмами, политическими эмоциями, установками и стереотипами, политическими мифами, символами. Но своеобразные психические черты общества в пределах государственности, именуемой нацией, есть результат длительного исторического времени. В этом понимании национальный характер существенным образом влияет на политическое поведение нации в различных социально-политических условиях.
Первые эмпирические попытки изучения особенностей национального характера предпринимались американскими психологами во время второй мировой войны. Необходимо было проанализировать «образ врага» в лице немцев и японцев. Эта цель исследователей определялась поиском коррелирующих связей между особенностями национальной психологии и распространением идей фашизма.
Период холодной войны для американцев стал новым этапом в определении национального характера, теперь уже русского. Хрестоматийными являются, к примеру, выводы Дж. Горера о покорности и безропотности русской нации, исходящие из факта тугого пеленания младенцев, традиционного для России [15, с. 94.].
Интересна классификация подходов к пониманию национального характера, представленная в книге Х. Дуийнер и Н. Фрийда «Национальный характер и национальные стереотипы». Национальный характер определяется: как совокупность определенных психологических черт, характерная для всех членов данной нации, и только для них; как «модальная личность», т.е. как относительно часто проявляющийся определенный тип личности среди взрослых членов какой-либо нации; как «основная структура личности», т.е. как определенный образец личности, доминирующий в культуре данной нации; как система позиций, ценностей и убеждений, разделяемых значительной частью данной нации; как результат анализа психологических аспектов культуры, рассматриваемых в определенном, особом смысле. Национальный характер рассматривается так же, как интеллект, выраженный в продуктах культуры, т.е. в литературе, философии, искусстве и т.п. [20, р. 12-28.].
Данные методологические подходы в совокупности дают яркое представление о том, что нужно понимать под национальным характером. В данном контексте можно поставить знак равенства, означающий совпадение основных институциональных и функциональных характеристик, между понятиями «национальный характер» и «менталитет». Однако вызывает определенное непонимание концепция «модальной личности», не учитывающей современное состояние усложненной, фрагментированной социальной действительности.
В конце 60-х гг. американцы Алекс Инкельс и Дэниэль Левинсон предложили концепцию нескольких разновидностей «модальной личности», присутствующих в национальном характере отдельного сообщества. По их мнению, существуют различные социопсихологические, социокультурные группы, каждая из которых предположительно включает в себя от 10-15 до 30 % населения данной страны. Такое предположение позволяет учитывать имеющиеся отличия географических регионов, субкультур, социальную дифференциацию и коррелировать данные признаки с различными формами социальной жизни [7, с. 24-25.].
К примеру, в современное время происходит формирование новой ментальности с точки зрения роста количества людей, занятых в сфере информации: изобретателей и исследователей, программистов, работников масс-медиа, менеджеров, банковских работников, преподавателей и студентов. Их количество в западных странах уже давно превысило количество традиционных работников. Политические предпочтения в такой группе ориентированы на другую, отличную от традиционной модели поведения.
Заметим, что в условиях массированного, скоротечного развития информационных технологий политика становится элементом массовой культуры. Четко выраженная пассивность масс обусловлена во многом тем, что политика наблюдается по обратную сторону экранов телевизоров. 
А.С. Ахиезер по этому поводу считает, что в современных условиях произошел «разрыв коммуникаций между народом и властью, сформировались два смысловых пласта культуры» [1, с. 98.]. При этом народ и власть разделяют не только отличия во внешнем виде, образе жизни, языке, но и даже различные способы трансляции информации: первый – преимущественно иррациональный, мифологический; второй – рациональный и критический. Поэтому и в данном случае мы можем противопоставить друг другу два типа «модальной личности», исходя из вертикального среза исследования политического мира – субъект-объектных отношений. Система ценностей индивида – это одна из основных составляющих процесса формирования политических образов. Она создается в ходе социализации, но определяется историей, культурой, национальными особенностями общности, политической ситуацией, менталитетом народа. Ценности выступают в качестве социальных регулятивов поведения людей. Каждый человек в зависимости от своих индивидуальных наклонностей, потребностей, социальных установок имеет свое собственное ценностное восприятие мира, которое трансформируется в сознании благодаря психологическим механизмам формирования политического поведения.
Политические ценности не только вырабатываются индивидом по мере приобретения им социального опыта, но и усваиваются из внешнего мира. Они становятся неким общим критерием для реализации поведения в политике. Ментальные основы миросозерцания в индивидуальном и общественном сознании постигаются через изучение объективной ценностной платформы, которая вызывает резонанс различных моделей поведения. 
Отмечая сложность ценностной сферы современного общества, 
Э. Фромм отметил существующую разницу между истинными и ложными ценностями, непосредственно продуцирующими в мир политики и оказывающими реальное воздействие на поведение людей. Действительно, существует значительный разрыв между тем, что современный человек считает своими ценностями и действительными ценностями, которыми он руководствуется и которые им не осознаются.
Сегодня в демократических странах официально признанными и осознанными ценностями являются гуманистические: индивидуальность, сострадание, любовь, ответственность. Но многие люди считают эти нравственные нормы проявлением идеологии, и поэтому они не оказывают реального воздействия на мотивацию человеческого поведения. Вместе с тем бессознательные ценности, такие как собственность, потребление, общественное положение, развлечения служат непосредственными мотивами поведения большинства людей. Разрыв между осознанными и неэффективными, с одной стороны, и неосознанными и действенными с другой, приводят к девальвации ценностей [14, с. 287.].
Политические ценности сегодня воспринимаются именно сквозь призму повседневности. Такие понятия, как демократия, свобода не имеют рациональных смыслов для большинства людей. Они не проходят через эмоционально-оценочную сферу. Этому способствуют не только системные компоненты, такие, как политический режим, идеологическая обоснованность политической жизни, определяемая элитами, но и укорененные в массовом сознании ментальные структуры.
В политическом менталитете многонационального российского общества выделяется ориентация на традиции, которые различаются в различных регионах. Например, участие в различных выборах в республиках Северного Кавказа принимают более 90 % электората. В этих республиках традиционность выступает стержнем политической культуры общества. Данное утверждение, по нашему мнению, распространяется и на другие регионы. Следование традициям можно охарактеризовать как «национальную идеологию», они очень близки по смысловым значениям к понятиям менталитет, массовое сознание. «Идеи торжествуют, становясь верованиями, вовсе не потому, что они правильны или значительны. Это происходит оттого, что они приобретают облик традиции. Им нужно… найти отклик в памяти народа», – отмечает исследователь психологии масс 
С. Московичи [6, с. 155.]. 
Среди множества особенностей политической ментальности в постсоветских государствах выделяется система патерналистских устремлений людей. Она характеризует исторические традиции советского тоталитарного прошлого и мотивирует зависимость индивидов от политической системы. В основе патернализма находится соответствующий архетип общественного сознания, непосредственно продуцирующий на политическое поведение. Требования социальных гарантий, справедливого перераспределения общественных благ, нравственной ответственности правящей элиты перед народом стали важными элементами, объединяющими культурные стереотипы в целом. При этом важным фактором, закрепившим патернализм как архетип культурной традиции, стала мобилизационная модель развития. Политическое участие при такой модели предполагает лишь определенные стандарты, а политическая инициатива рассматривается как оппозиционирование политическому режиму. В целом политическая ментальность современного российского общества, по нашему мнению, не может быть охарактеризована только с позиций дихотомий «Европа – Азия», «Север – Юг». В силу больших, исторически масштабных перемещений больших масс людей следует говорить о сложной «мозаичной» политической ментальности в России, за исключением ряда регионов компактного проживания не многочисленных национальностей. С точки зрения социальной психологии, учитывая наше умозаключение, можно выделить весь спектр когнитивных, эмоциональных и поведенческих структур. Например, консервативность, толерантность, эмоциональность, спокойное обсуждение политических проблем, природа оппозиционных взглядов, принятие социальных порядков соответствующих региональным представлениям. 
По нашему мнению, которое совпадает с пониманием ресурсов в изучении политической ментальности В.Н. Иванова и М.М. Назарова, необходимо обратиться к открывающимся методологическим и методическим возможностям качественных методов сбора и интерпрета¬ции эмпирических данных [См.: 2, с. 54-56]. 
Следует особо подчеркнуть, что мы рассматриваем количествен¬ные и качественные методы социологического (социально-психологического, социолого-политологического) исследования как взаимодополняющие, а не конкурирующие друг с другом, хотя эти методы исследования серьезно методологически отличаются друг от друга. Так, количественные подходы к изучению политической мен¬тальности позволяют квантифицировать и выразить в форме конкретных эмпирических индикаторов те или иные ее устойчивые черты, что, в свою очередь, позволяет «измерить» исследуемые ценностные компоненты полити¬ческой ментальности с точки зрения степени их распро¬страненности в выборочной совокупности. На этой основе правомерным становится распространение полученных результатов на более широкие по численности группы населения, представляющие собой генеральную совокупность по отношению к совокупности выборочной. Логика количественного исследования, ориентированного на получение репрезентативных данных о характеристиках политической ментальности, определяет и его конкретную методическую специфику. Говоря предметнее, выборка исследования должна состоять из статистически значимого числа наблюдений, а методика сбора пер¬вичной информации должна представлять собой структурированное интервью с большинством закрытых вопросов. При обработке и анализе эмпирических данных используются вероятностные математические методы с помощью различных статистических программ, например SPSS, Статистика и др. При исследовании различных компонентов политической мен¬тальности жестко структурированными, количественными методами не всегда удается получить от респондента именно ту информацию, которая необходима исследователю. 
Наиболее часто, как показывает исследовательская практика, это может быть связано со следующими обстоятельства¬ми: 
а) в предметную область эмпирического исследования политической ментальности попадают такие вопросы современной российской действительности, отно¬сительно которых в обществе наблюдается серьезная поляризация и относительно самих вопросов в инструментарии осуществляется достаточно жесткий нормативный «прессинг» со стороны подавляющего большинства отечественных средств массовой информации. В этой ситуации относительно высокой оказывается вероятность отказа части респондентов отвечать на предложенные вопросы анкет;
б) оценочные суждения о тех или иных сторонах политической жизни, которые используются в исследовании в качестве эмпирических индикаторов конкретных политических ценностей, могут предъявлять слишком высокие требования к когнитивным возможностям отдельных респондентов; 
в) среди изучаемых составляющих политической ментальности имеются чувственно-эмоциональные компоненты, непосредственная фиксация которых с помощью структурированных опросных методик с закрытыми вопросами представляется затруднительной; 
г) использование в ходе исследования политической ментальности данных, полученных только с помощью количественных методов, чревато неполнотой анализа в целом. В этом случае за пределами внимания исследователя могут оказаться важные особенности социально-экономического и политического контекста ситуации, обусловливающие конкретные проявления политической ментальности; 
д) определенная сложность и ресурсная затратность количественных исследований.
Эти недостатки, возникающие в связи с применением только количественных методов исследования особенностей политической культуры современного российского общества, общественного мнения в стране и регионах, могут быть минимизированы, если использовать возможности качественных методов. Качественные методы сбора, обработки и анализа направлены на выявление глубинных причин оценок и мотивов действии респондента. Особенно ценным такой ракурс анализа является в связи с изучением политической ментальности общества в период глобальных социально-политических трансформаций. 
Говоря о качественных подходах к исследованию политической ментальности современного российского общества, следует отдельно упомянуть о проблеме сбо¬ра эмпирической информации и проблеме интерпретации качественных данных. Как известно, существуют различные качественные методы сбора первичной информации, прежде всего, это фокус-группы, глубинные интервью и кейс стади. Наиболее адекватным для решения задач регионального исследования представляется использование глубинных интервью. Глубинное интервью представляет собой неструктурированное или полуструктурированное интервью, в ходе которого высокопрофессиональный интервьюер путем прямого контакта с респондентом выявляет его мотивы, установки, чувства в отношении предмета исследования. Познава¬тельные возможности глубинных интервью позволяют зафиксировать реальные особенности проявления политичес¬кой ментальности во всем их многообразии. Тем самым мы получаем возможность более глубокого понимания специфики современной российской политической ментальности.
Преимущество глубинных интервью по сравнению с фокус-группами состоит в том, что зачастую здесь достигается более глубокий уровень проникновения в интересующую исследователя предметную область. Наше обращение к возможностям глубинных интервью связано также и с тем, что здесь в отличие от метода фокус-групп первичная информация исходит от конкретного респондента, а не от однородной группы в целом. Кроме того, в случае проведения индивидуального глубинного интервью, а не фокус-группы устраняется проблема группового давления. Респондент оказывается свободным в изложении своих представлений, мнений, оценок. 
К сожалению, исследования с использованием стратегии кейс стадии в Смоленской области пока не проводятся, вследствие недостаточного освоения данного метода. Нами предпринимаются попытки вызова интереса к данной исследовательской стратегии.
Исследования области ментальности, которую мы рассматриваем в нашей статье, отражаются и в современных исследованиях, имеющих широкую географию и диапазон сложного междисциплинарного предмета исследования [См., например: 17, 18, 19 и др.]. Необходимо также отметить сборник методик проведенных исследований, отраженных в коллективной работе в виде мастер-класса профессора В.А. Ядова. В котором излагаются дискуссии относительно замысла исследования и его теоретико-методологических оснований, описываются коллизии пилотажа полевых инструментов и дискуссии относительно их коррекции для второго пилотажа вплоть до предварительного анализа данных на основе первичных и вторичных гипотез. Наибольший интерес вызывают базовая методика (Е. Данилова, С. Климова, В. Ядов); тестовые инструменты и тест К. Томаса «Стиль социального взаимодействия» (Т. Баранова); методики: «Идеологемы» (С. Климова), «Осмысление понятий, отражающих социальную реальность» (О. Дудченко, М. Мытиль), «Менталитет» 
(С. Балабанов, Г. Воронин) [См. об этом подробней: 11].

Литература:
1. Ахиезер, А. С. Проблемы государственной власти в России / А. С. Ахиезер // Рубежи. – М., 1995. – № 6.
2. Иванов, В. Н. Политическая ментальность : опыт и перспективы исследования / В. Н. Иванов, М. М. Назаров // Социально-политический журнал. – 1998. – № 2. – С. 42-58.
3. История ментальностей, историческая антропология. – М., 1996.
4. Лапин, Н. И. Модернизация базовых ценностей россиян / Н. И. Лапин // Социологические исследования. – 1996. - № 5.
5. Ментальность россиян (Специфика сознания больших групп населения России) / под общ. ред. И. Г. Дубова. – М., 1997.
6. Московичи, С. Век толп. Исторический трактат по психологии масс / С. Москвичи. – М., 1996.
7. Политическая наука. Теоретико-методологические и историко-культурные исследования. – М., 1996.
8. Политическая социология / под ред. Ж. Т. Тощенко. – М., 1993.
9. Политическая энциклопедия : в 2 т. – М., 2000.
10. Политология. Энциклопедический словарь. – М., 1993.
11. Процессы идентификации российских граждан в социальном пространстве «своих» и «не своих» групп и сообществ (1999-2002 гг.) : мастер-класс профессора В. А. Ядова. – М. : Аспект Пресс, 2004.
12. Российская ментальность (материалы круглого стола) // Вопросы философии. – 1994. – № 1.
13. Руковишников, В. О. Социология переходного периода / В. О. Рукавишников // Социологические исследования. – 1994. - № 8-9.
14. Фромм, Э. Революция надежды / Э. Фромм // Психоанализ и этика. – М., 1993.
15. Шестопал, Е. Б. Психологический профиль российской политики 1990-х годов / Е. Б. Шестопал. – М., 2000.
16. Шмелев, А. Г. Психология политического противостояния : тест социального мировоззрения / А. Г. Шмелев // Психологический журнал. – 1992. - № 5.
17. Васильцев, С. Национальный менталитет как предмет социально-психологического исследования / С. Васильцев // 
http://valtsev.rusmissia.ru/detail/html/publicHtml/mental/mental2.html
18. Полежаев, Д. В. Ментальность личности и внутренние механизмы динамики социальной направленности / Д. В. Полежаев // 
http://www.orenburg.ru/culture/credo/20/polezhaev.html
19. Шевченко, М. Постсоветский человек : становление новой ментальности / М. Шевченко // http://www.archipelag.ru/authors/shevchenko/?library=2187
20. Duijker H.C., Frijda N.H. National Character and National Stereotypes. – Amsterdam, 1960.