Об Общении, его социально-философской рефлексии и возможностях социологии коммуникации
А.В. Резаев
Homo philosophans. Сборник к 60-летию профессора К.А. Сергеева. Серия «Мыслители», выпуск 12. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2002. С. 375-395
[375]
Где-то в самом начале 80-х годов, еще при жизни Генерального Секретаря ЦК КПСС дорогого Л.И.Б., автор этих строк, в то время молодой ассистент кафедры философии Ленинградского санитарно-гигиенического медицинского института и аспирант философского факультета ЛГУ, случайно (или все же закономерно? — вот в чем вопрос) попал на симпосий, проходивший на квартире у С. — молодого доцента кафедры философии Педиатрического института. Хозяин дома, несмотря на свою молодость (по возрасту тогда он был моложе, чем я сегодня), уже упомянут был в логическом словаре-справочнике Кондакова, сразу же после Сенеки, по-моему. Это был замечательный и знаменательный симпосий. Не только потому, что мне пришлось после него забыть о библиотеке и философии и дня два «работать с документами», но потому, что означенный симпозиум положил начало нашей многолетней, смею надеяться, не подвергаемой времени и пространству симпатии и дружбе. Причем началось наше знакомство с резкого и категорического спора… О, эти споры с молодыми аспирантами! На повестке дня того памятного симпозиума среди прочих обсуждаемых проблем стоял, как это водится, вопрос о качестве лекций читаемых на философском факультете ЛГУ. И я, презирая законы гостеприимства, категорически отверг точку зрения хозяина дома, который в своей мягкой и спокойной манере утверждал, что на факультете есть немало хороших ораторов, у которых можно и должно учиться. По иронии судьбы в качестве образца Учителя и Лектора молодой доцент С. назвал моего научного руководителя. Это не был удар ниже пояса. Я думаю, что С. никогда в жизни этого не делал и не сделает, не потому что он знает о боксе не понаслышке, но в силу своей до мозга костей интеллигентности. Просто это было его глубокое, и самое главное, — профессионально выверенное убеждение. К тому же он и не предполагал, что называет имя моего научного руководителя. Я же категорически и безапелляционно осмеял его точку
[376]
зрения (нарушив, думаю, не только законы гостеприимства). Единственным заслуживающим внимания Лектором факультета я считал другого молодого доцента С. (сегодня это очень уважаемый не только мною профессор философии, один из лидеров Ленинградской — С.-Петербургской философской школы и, полагаю, значимая и чрезвычайно перспективная фигура в современной российской политике). Чем больше мягко улыбался доцент С., тем злее и громче, становились мои «аргументы». Невдомек мне было, что доцент С., прозелитом которого я выступал, является близким другом хозяина дома, и хозяину было несомненно приятно слушать такие лестные отзывы о своем друге. (Понятно: «скажи мне кто твой друг»… и далее по тексту). Он просто меня учил, открывал глаза на философский факультет и его обитателей, пытался показать, что Философия живет не только и не столько в учебных лекциях. Я очень благодарен С. Именно мой научный руководитель и он, Профессор, первые указали мне на Роскошь Человеческого Общения. Хотя спор наш о лучших лекторах и о сути лекций по философии, я думаю, не окончен. Более того, я уверен, что многие нынешние молодые аспиранты на формальных и неформальных симпозиумах называют сегодня Профессора С. лучшим Лектором факультета.
Так уж получилось, что я занимался в меру своих сил философской рефлексией общения, и пытался строить научную карьеру на почве анализа феномена «общение», а юбиляр, которому посвящается настоящий сборник, убеленный сединами и облагороженный мудростью Профессор, культивирует и являет глубины философской рефлексии в реальной практике общения.
И дай ему Бог на этом пути!
Возможности представления о новых подходах и оригинальных откровениях плохо вяжутся с феноменом общения — предметом пристального внимания мыслителей со времен Платона и Аристотеля. Понятно, что «тайны» человеческих контактов и взаимосвязей волновали человечество и до высокой античной классики. Тому свидетельство древние эпосы, легенды, сказания. И все же древность предмета изучения никак не может быть гарантом отсутствия новизны, оригинальных точек зрения, новых ракурсов изучения, новых проблем, требующих самостоятельной рефлексии. В изменившихся условиях любой, вдоль и поперек изученный, закрепленный в программах университетов и в учебниках, предмет может оказаться не только чрезвычайно интересным и общественно значимым, но и обладающим неожиданной новизной. Новые стороны
[377]
предмета, которыми он предстает перед исследователями, обычно до этого скрыты завесой теоретических постулатов и принципов, теряются в массе эмпирического материала.
Коммуникативная проблематика (или проблематика социального общения), о которой пойдет речь в этой работе, несомненно обладает свойствами и характеристиками предмета, который имеет устойчивые традиции изучения, равно как и новые повороты и новые проекции, позволяющие увидеть нечто необычное за ширмой самоочевидности.
Статья будет представлять собой группировку нескольких своеобразных разделов. В первом разделе вслед за определением понятий «общение» и «коммуникация» выделены фундаментальные основания социально-философской трактовки общения, определены параметры историчности и некоторые когнитивные ограничения исследования феномена общения. Во втором разделе пойдет речь об истории изучения социальных взаимосвязей в социальной теории до и после возникновения социологии. Здесь же будут сформулированы основные положения, определяющие, на взгляд автора, современное состояние социально-философской рефлексии общения. В третьем разделе, в самом первом приближении, выделены некоторые характеристики возможного развития коммуникативной проблематики в рамках популярной сегодня «социологии коммуникации».
Что такое общение? Каково различие между понятиями «общение» и «коммуникация»?
Начнем с самого простого — откроем «Толковый словарь русского языка» под редакцией Д.Н. Ушакова, 1994 года издания, найдем термины «общение» и «коммуникация». Читаем: «общение — множественного числа нет, — взаимные сношения, связь»; «коммуникация — (лат. communicatio) — 1) сообщение, связь одного места с другим; 2) сообщение, передача мыслей (преимущественно словесная; научная)» [1]. В словаре русского языка под редакцией А.П. Евгеньевой общение определяется как а) «действие по значению глагола общаться, т.е. поддерживать отношения, встречаться; б) взаимные сношения, деловая или дружественная связь» [2]. Такое же толкование дает словарь русского языка С.И. Ожегова [3]. Во французском «Словаре нашего времени» общение трактуется как «1) действие по коммуникации, по передаче чего-либо кому-либо; 2) средство связи, соединение; общаться значит находиться в отношении с кем-либо или чем-либо» [4]. Согласно словарю Уэбстера «общаться» означает «сообщать, передавать, давать или переправлять; …сделать известным с помощью информации… беседовать,
[378]
разговаривать», а «общение» определяется как «акт или факт коммуникации… Контакт с помощью слов, писем или посланий; обмен мыслями или мнениями при непосредственной встрече или с помощью других средств; разговор, корреспонденция» [5].
Таким образом достаточно очевидно потенциальная однозначность трактовки обыденного смысла термина «общение» толковыми словарями современных европейских языков. Причем, — общение и социальная коммуникация понятия однопорядковые, хотя и не тождественные.
Абсолютно по-другому предстанет дело, если мы обратимся к научным публикациям. Так в середине 60-х годов Л. Сэйер насчитал 25 различных концепций использования термина «общение» в научной литературе [6], а согласно подсчетам Э. Беттинхауса в 60-х годах только в американской научной литературе существовало более 50 различных описаний процессов коммуникации [7]. В работе вышедшей в 1976 г. Ф. Дэнс и К. Ларсон приводят более 125 определений общения [8].
Отечественная научная литература также дает широкий спектр различных толкований содержания понятий и существа явлений «общение» и «коммуникация». К примеру, В.П. Конецкая в учебнике «Социология коммуникации» пишет: «Общение — социально обусловленный процесс обмена мыслями и чувствами между людьми в различных сферах их познавательно-трудовой и творческой жизнедеятельности, реализуемый главным образом при помощи вербальных средств коммуникации. Коммуникация — сознательно обусловленный процесс передачи и восприятия информации в условиях межличностного и массового общения по разным каналам при помощи различных коммуникативных средств (вербальных, невербальных и др.)» [9]. М.С. Каган утверждает, что «Общение оказывается необходимым и специфическим видом человеческой деятельности, выражающим взаимодействие субъекта с субъектом» [10].
Наверное, главное, что объединяет точки зрения, имеющиеся в отечественной литературе по вопросу общения и коммуникации, состоит в указании на социальность как важнейшую характеристику этих явлений.
Общение — понятие, обозначающее социальный феномен, который раскрывает механизмы структурирования, организации и функционирования человеческого общества, способы и формы включения индивида в социально-исторический контекст. Общение служит связующим элементом системы «человек — общество».
Социальность выступает атрибутом, неотъемлемым свойством общения. Отсюда, строго говоря, общение присуще только человеческому
[379]
обществу. Для характеристики различных форм взаимосвязи в живой и неживой природе вернее всего использовать термины «контакт», «связь», «взаимодействие», «коммуникация». «Коммуникация» является родовым понятием, акцентирующим внимание на «сцеплении», «связывании», «контактности» двух или более нечто между собой. В данной работе, в самом общем виде, на уровне характеристики контактов в человеческом обществе, понятия «общение» и «коммуникация» используются как синонимы. Разумеется, неверно было бы впадать в крайность и отрицать какую бы то ни было эволюционную связь между коммуникацией в животном мире и в человеческом обществе. Коммуникация в животном мире, безусловно, является естественной предпосылкой для возникновения общения людей друг с другом. Другое дело, что по своей сути и внутренней детерминации взаимосвязи даже высших «общественных» животных и насекомых (дельфины, обезьяны, пчелы, муравьи) подобны процессам общения в человеческом обществе еще менее, чем обезьяна подобна современному человеку.
В чем проявляется специфика осмысления общения с позиций социальной философии?
Ответ на этот вопрос можно суммировать следующим образом. Возможность целостной рефлексии процесса общения предоставляет социально-философский уровень его исследования, который в качестве принципиального подхода предполагает вычленение в исследовании общения трех парадигмальных структур: а) информационно-инструментальной; б) экзистенциально-феноменологической; в) марксистской (историко-материалистической). Данный подход впервые был сформулирован автором в работе «Парадигмы общения. Взгляд с позиций социальной философии» [11].
Социально-философский анализ позволяет понять, что, функционируя на различных уровнях социальной реальности, общение предстает: а) как взаимосвязь — взаимодействие и обмен образованиями материального и духовного порядка — способностями, деятельностями, информацией, мыслями, чувствами; б) как реализация внутренней потенции самосознающего индивида; в) как персонификация, актуализация и реализация структурной характеристики общества — общественных отношений.
Общение людей как процесс обладает своей историей. Наряду с прошлым и настоящим, в исторической перспективе общение обретает будущее, которое обусловлено особенностями сознания и законами функционирования человеческого общества.
Классическая социальная философия исходит из постулата, согласно которому познавательные, трудовые и другие процессы 
[380]
общественной жизнедеятельности возможны благодаря способности человека вступать в контакты с другими людьми. Общение как социальный феномен охватывает всю сознаваемую человеком гамму отношений с другими людьми. Оно предстает как специфический для каждого способ взаимоотношений, как способ бытия посредством взаимосвязей друг с другом. Результатом общения, в отличие от результатов предметной деятельности, является не преобразованный предмет, но отношения с другими людьми. Вместе с тем социальное взаимодействие позволяет трансформировать ценностные ориентации отдельных индивидов в единство целей, достижение которых обеспечивает развитие общества. В процессе общения происходит «ощущение» (актуализация) человеком своей индивидуальности.
Сложность и многомерность общения задается в первую голову социальностью как его атрибутом. Предикат «социальный» по отношению к общению определяет различные ракурсы осмысления общения: «социальный» — «биологический», «телесный»; «социальный» — «индивидуальный», «приватный»; «социальный» — «трансцендентальный».
Полное и точное описание социального — задача, требующая серьезных творческих усилий. Причем на этом пути возможны подходы с различных точек зрения, использование различных методологических арсеналов. Но так или иначе, чаще всего — при характеристике социального делается упор на эффекте взаимодействия людей друг с другом.
Историчность и когнитивные ограничения изучения социального общения
Системное рассмотрение накопленного аналитического материала о социальном общении показывает, что нет и не может быть изолированных от исторического контекста субъектов коммуникативного действия. Принцип историчности проблем и их предлагаемых решений должен выступать в качестве одного из системообразующих принципов, определяющих основной вектор исследования деятельностных индивидов.
Философское познание, ориентированное на рефлексию коммуникативного действия в равной степени, разумеется, исторично. Всякое добавление, приращение к философским идеям, отражающим процесс общения, в известной степени изменяет состав того, что в этих идеях уже содержалось и возникновение новой философской доктрины социального взаимодействия делает необходимым пересмотр концептов уже существующих в науке.
[381]
Историчность социального общения, определяемая процессуальностью как его объективной сущностной характеристикой, в сфере познания требует определения позитивных программ исследования.
Вычленяя основные параметры философской исследовательской программы, следует специально акцентировать внимание на принципе рациональности. Неприязнь к философскому рационализму, прослеживающаяся в значительной массе публикаций социологов, культурологов, психологов и других представителей отечественной науки, составляющих корпус исследователей проблем социального общения, оказывала и оказывает отрицательное влияние на развитие теории общения и теории коммуникативного действия. Философы как таковые являются рационалистами. Их исследования суть рациональны. Философский анализ проблем коммуникативного действия стремится выйти за рамки окончательно установленных фактов, предполагает объяснение на основе универсальных принципов связей между различными деталями общего потока социального взаимодействия. Общая философская схема теории коммуникативного действия требует определения таких принципов, которые могли бы устранить случайность, чтобы на основе какого-либо данного факта или параметра взаимодействия социальных субъектов существование и описание всех остальных отвечало бы требованию рациональности.
Наработанный в многочисленных публикациях материал о специфике коммуникативных актов, их структуре и социально-психологической детерминации, разнообразные трактовки общения как феномена, основанного на множественности ролевых отношений субъекта-участника разнообразных малых социальных подсистем, требуют параллельного анализа динамики социально-экономической системы, всестороннего изучения общественных противоречий, обусловливающих эволюцию структуры и форм общения.
Как и всякая теория, находящаяся в стадии активной эмпирической разработки, теория общения помимо функциональных, методологических, физических, социальных и т.п. пределов сталкивается с когнитивными ограничениями. Первое из ограничений, наиболее вероятное, может быть названо семантическим (или семиотико-семантическим, или семиотическо-лингвистическим). Оно определяется тем обстоятельством, что процесс теоретического упорядочения накопленного опыта эмпирических исследований социального взаимодействия и трансформации в понятийно-категориальную структуру достаточно субъективен, во многом определен возможностями консенсуса, зависит от общей мировоззренческой ориентации ученого, пытающегося сконструировать теорию общения.
[382]
Вторую группу ограничений можно охарактеризовать на основе разработанной в современной герменевтике «теории предпонимания», в соответствии с которой интерпретация не может быть объективной, ибо предпонимание интерпретатора неизбежно основано на его личном опыте. Значимость научного утверждения целиком зависит от того, до какой степени это утверждение основано на предпонимании.
Третья группа ограничений связана с мифологизацией нашего сознания, с устойчивой убежденностью в том, что объективная социальная реальность есть не что иное, как сложная система, вместилище загадок, которые не решены из-за недостатка интеллектуального потенциала. На деле проблема познания значительно сложнее — процесс построения теории не только разрешение загадок бытия, но и результат наших целей, определяющих программу исследования, его проблемное поле.
Четвертое ограничение может быть условно названо «системным» и связано с трудностью восприятия сложных, многомерных и полифункциональных социальных явлений. Как доказывал В. Парето, статистический анализ подобных явлений не позволяет однозначно удостовериться в том, что наблюдаемая система действительно существует, а не является случайностью или плодом воображения.
Философские рефлексии общения в исторической ретроспекции. (Представления об общении до и после возникновения социологии)
Рассмотрим условно пять этапов развития представлений о социальном общении, и выделим теоретические основания, характерные для каждого из них. Первые трактовки сущности общения людей друг с другом выступали в форме конструкций, раскрывающих либо этические, либо политические характеристики общества. Отсюда две основные особенности данных теоретических построений: первая — их нормативность и целевая направленность. Объяснения «что есть общение» и «как мы общаемся» замыкались на предписаниях «как надо общаться». Вторая характеристика общения предполагала базисное тождество «социального» с «политическим», другими словами, общество отождествлялось с государством и ответы о человеческих связях давались в контексте и терминах законов и политики. Вплоть до конца XVIII века внеисторический, абстрактно-этический и политический подходы превалировали в попытках объяснить сущность человеческого общения. Концепции общения, появившиеся в конце XVIII века, возникают в связи с попытками рефлексии относительно «действительности» общества и «возможности» его совершенствования. Социально-политическим
[383]
фоном второго периода трактовки общения служила индустриальная революция и политические катаклизмы во Франции и Англии. Теоретические посылки, на которых базируются представления о социальном общении, формируются в рамках Просвещения и соотносятся с двойственной концепцией социального, не сводимого ни к индивидуальному, ни к общественному. Общая посылка социальной теории ХIХ века, выразившаяся в базовом тезисе о существовании объективных социальных законов, которые можно описать путем наблюдения фактов, определила характерные черты изучения общения в этот период. Выделим две из них. Первая — это развитие идеи Аристотеля, сформулированной в «Политике» — общение в обществе есть ничто иное, как соединение в одном процессе того, кто говорит, что говорит и какой говорит аудитории. Вторая черта была обусловлена появлением двух противоположных трактовок общества, которые сегодня называют «консенсусной» и «конфликтной». Сторонники первого подхода описывали общение (и общество в целом) в терминах столкновения интересов; позиции сторонников теории конфликта определены терминами общей ценностной ориентации и характеризуются критическим отношением к существующим социальным порядкам.
Третий этап трактовки общения в истории социальной мысли связан с открытием в середине XIX века материалистического понимания истории и формулировкой теории общественных отношений. Концепция материалистического понимания истории опирается на представление предметной социальной реальности (данности) в форме объекта, дополненное, однако, субъективными моментами. Последние позволяют вскрыть диалектику взаимных переходов единичного и общего. Концепция материалистического понимания истории показывает, что «история не растворяется в “самосознании”, как “дух от духа”, а что каждая ее ступень застает в наличии определенный материальный результат, определенную сумму производительных сил, исторически создавшееся отношение людей друг к другу, задает передаваемую каждому последующему поколению предшествующим ему поколением массу производительных сил, капиталов и обстоятельств, которые, хотя, с одной стороны, и видоизменяются новым поколением, но с другой стороны, предписывают ему его собственные условия жизни и придают ему определенное развитие, особый характер. Эта концепция показывает, таким образом, что обстоятельства в такой же мере творят людей, в какой люди творят обстоятельства» [12].
Важность этой универсальной концепции (универсальной в том смысле, что она работает в рамках любых социальных типов) для
[384]
нашего контекста — понимания сущности социальных взаимосвязей — заключается в том, что в ней выделяется объективное основание, которое определяет границы изменчивости социальных контактов и их историческую динамику. В качестве такого основания в концепции материалистического понимания истории выступает система общественных отношений. Это, во-первых. Во-вторых, она делает упор на том, что взаимосвязи в обществе суть продукты социального, а не биологической наследственности.
Здесь возникает вопрос: возможна ли передача социальности в пределах биологического континуума (по биокоду)? Данный вопрос, строго говоря, подразумевает два подвопроса:
1. Возможно ли в рамках общества превращение биологического существа (животного) кошки, собаки, муравья в субъекта, который обладал бы полным набором социальных функций?
2. Что позволяет структурно институционализировать, «передавать» социальность?
Ответ на первый вопрос может быть только отрицательным. Очевидно,что социальное наследование (трансмиссия) опирается на специфику человеческого биокода. Логика ответа на второй вопрос приводит нас к понятиям «знак», «язык», «речь». К таким понятиям, которые отражают способность хранить «значение», «смысл» и «информацию» и тем самым выступают в качестве своеобразных «социальных генов», т.е. некоего основания объединяющего преходящее и конечное человеческое в относительно бесконечное социальное и культурно-историческое.
Четвертый исторический этап развития представлений о социальных взаимосвязях приходится на конец XIX и на ХХ столетие. Конец XIX и начало XX века — время возникновения и бурного развития новых дисциплин: социологии, психологии, лингвистики, кибернетики. Методология, модели и принципы этих дисциплин становятся определяющими для изучении общения в ХХ веке. Стержнем, конституирующим господствующие в ХХ столетии теории общения становится «инструментальность».
Поскольку приоритет в развитии новых дисциплин — психологии, лингвистики, кибернетики — принадлежит западным авторам, то, разумеется, подавляющее большинство публикаций, рассматривающих общение людей, появляются за рубежом. Коммуникативность и интеракционизм входит в русскоязычную социально-философскую продукцию, к сожалению, в позитивистских одеждах американской социологии, либо со скромным обаянием экзистенциально-феноменологических интенций континентальной западноевропейской философии. (Безусловно, в отечественной литературе 
[385]
присутствует целый ряд оригинальных и перспективных конструкций, однако, они, в общем и целом, занимают маргинальные позиции, оставаясь вне общего хода философских изысканий).
Классической в современной западной литературе стала модель коммуникации, предложенная в конце 40-х годов математиком К. Шенноном и инженером-электронщиком У. Уивером. Кстати, благодаря работе Шеннона и Уивера, которая называлась «Математическая теория коммуникации», в науке утверждается представление о том, что теория общения возможна только как математическая. И в 50-х годах, и в начале 60-х годов исследования коммуникационных процессов на Западе в подавляющем большинстве отождествлялись с исследованиями информационных, кибернетических систем и их смысл состоял в том, чтобы измерить возможное количество информации, которое может передать источник по определенным каналам получателю. Шеннон и Уивер выделили пять составляющих процесса коммуникации:
1. источник; 
2. послание; 
3. преобразователь сигнала (кодирование и декодирование информации); 
4. получатель сигнала; 
5. цель [13]. 
В 1948 г. Г. Ласуэлл предложил модель общения в терминах основных функций, проявляемых в человеческом обществе. Г. Ласуэлл выделил и определил три функции, характерные для человеческого общества. Это, во-первых, функция надзора за средой, предохраняющая членов сообщества от возможных опасностей, во-вторых, функция корреляции различных частей общества для организации адекватных ответов на воздействия среды, в-третьих, функция трансмиссии социального опыта от одного поколения к другому. Для Ласуэлла наиболее простым способом описания процесса общения в обществе является ответ на вопросы: «Кто передает информацию? Что это за информация? По каким каналам? Кому? С каким эффектом?» В то же он отмечал, что не вся информация имеет необходимостью два возможных хода: от источника к адресату и обратно. В организованном обществе многое зависит от «контролеров сообщения», редакторов, пропагандистов и т.п [14].
Своеобразный синтез идей Шеннона-Уивера-Ласуэлла наблюдается в модели, предложенной Б. Уэстли и М. Маклином, которая на сегодня является рабочей моделью описания общения в рамках информационно-инструментальной парадигмы. Модель Уэстли-Маклина включает в себя пять элементов и предполагает обратную связь источников и получателя сообщения. Источник (А) производит сообщение (Х) об объекте ориентации (Х) в своем окружении. Источник направляет сообщение получателю (Б), который отражает с помощью механизмов обратной связи (ОС) сообщение источнику (А).
[386]
Данная модель в ситуации массовой коммуникации предполагает наличие перед получателем информации фильтра. В качестве фильтра выступает контролер (К), который избирает из многих источников массовой коммуникации (МК) информацию об объектах своего окружения (Х), производит сообщение и посылает его другим индивидам [15].
С именем Толкотта Парсонса связана попытка исследования структуры социального действия с помощью определенного типа системного объяснения, а именно с помощью структурно-функционального анализа.
Центральным моментом концепции Т. Парсонса является формулировка единицы действия. Это, прежде всего, гипотетический актер в гипотетической ситуации. Парсонс фиксирует модель действия, характеристиками которой выступают:
1. усилия; 
2. цели; 
3. условия; 
4. средства; 
5. нормы «единицы действия». 
Цели, усилия, нормы являют собой субъективные компоненты единицы действия, а условия и средства — объективные элементы. Фактически модель действия, сконструированная Парсонсом это своеобразный синтез идей предшествующих классических социологических школ в одной схеме. Размышляя над теоретическими положениями А. Маршала, М. Вебера, В. Парето, Э. Дюркгейма, Т. Парсонс приходит к выводу о том, что их можно синтезировать в единую теорию действия, стержнем которой будет служить факт тотального влияния социальной среды на целенаправленную деятельность индивида. Исследовательской темой Парсонса выступает описание нормативных социальных механизмов — правила, нормы, предписания — с необходимостью регулирующих поведенческую активность индивида.
В общем виде представления Парсонса могут быть суммированы следующим образом:
1. Действие — это процесс во времени, смысл которого заключается в необходимости «исполнения», «достижения», «реализации», «осуществления». То, что достигается объективно, выступает в качестве функции, субъективно в качестве цели. 
2. Действие обладает несколькими характеристиками. Оно: 
a. символично; 
b. мотивационно; 
c. ситуативно; 
d. системно.
3. К структурным элементам действия относятся: цель, средства, условия и нормы. 
Согласно Парсонсу, действие с физическими объектами должно отличаться от действия с объектами социальными. Взаимодействие — характерное отличие действий с социальными объектами. Как подчеркивал в свое время Вебер, если действие между двумя лицами
[387]
не является взаимодействием, то оно не может рассматриваться как социальное. Такого рода взаимодействие предполагает не только взаимозависимость индивидов, участвующих в действии, но и наличие у них ожиданий по отношению друг к другу и учет этих ожиданий каждым индивидом.
Набор функций, которые выполняют индивиды, Парсонс именует «ролью», а установки, соответствующие данным действиям — «ролевыми ожиданиями». Синтез теории действия и функционального анализа в концепции ролей представляет собой одно из наиболее примечательных явлений в развитии общей социологической схемы Т. Парсонса в частности и современной западной социальной мысли в целом. Понятия «роль», «ролевые ожидания» («экспектации»), «ролевая напряженность», «ролевой конфликт», «адаптация к роли» широко используются в функционалистских и интеракционистских социологических построениях.
Основной единицей анализа общения в терминах ролевой теории выступает понятие «роль». Различие между социологическими и психологическими исследованиями закономерностей общения состоит в том, что социология, отталкиваясь от «роли», идет к изучению достаточно абстрактных социальных структур, которые оказывают влияние на процесс взаимодействия людей; социальные психологии занимаются конкретными проявлениями поведения ролей в интеракции.
Согласно Эрвину Гоффману, классическая ролевая теория слишком жесткая. Она предполагает, что социальная система это только сеть структурных позиций и ролей, которые индивид должен выучить, а затем прилежно выполнять. Однако реальная жизнь богаче и оказывает свое специфическое влияние на индивида. Особенно подвержен индивид влиянию конкретной «ситуации». Э. Гоффман отходит от классической концепции, утверждая свою систему, которая ориентируется на ситуацию. Роль у Гоффмана становится «ситуативной ролью — совокупностью активностей, эмпирически наблюдаемых и запечатленных (embedded) в конкретной ситуации».
В литературе 60-х годов господствующие позиции занимают бихевиористские определения социальных взаимодействий:
a. либо с позиции мотивации и взаимозависимости, когда индивидов связывает процесс их взаимного удовлетворения потребностей, когда связи между индивидами организуются и регулируются системой ролей и общепринятых норм; 
b. либо с позиции необходимости достижения каких-нибудь значимых целей и осуществления общих намерений; 
c. либо с позиции интеракции, когда индивиды находятся в постоянном и более или менее непосредственном контакте, коммуникации. 
[388]
Социальная бихевиористская традиция предполагала, что социальное знание должно ориентироваться на гипотетико-дедуктивные принципы построения, на методы лабораторного эксперимента и строгую объективность, прообраз которой следует искать в моделях естественнонаучного знания. Таким образом, изначально бихевиоризм ограничивает предмет своего изучения областью наблюдаемого, областью фиксируемого поведения людей, из сферы внимания исключается субъективный мир человека.
Поскольку прямое и непосредственное влияние, оказываемое на поведение человека его принадлежностью к той или иной социальной группе, проще всего изучать в лабораторных условиях, постольку лабораторные методы стали на долгое время инструментом, а малые группы основным объектом социологических, социально-философских, психологических исследований общения на Западе. Полученные в ходе исследований данные о процессах формирования групп, о закономерностях их развития, о функциях лидера, о влиянии и давлении группы на личность экстраполировались на более широкие уровни социального взаимодействия.
Методологическим стержнем программ бихевиоризма стал принцип эмпирического редукционизма, заимствованный у неопозитивистской философии науки. Согласно этому принципу, предметной областью анализа социальной интеракции являются эмпирически достоверные факты поведения людей, а научным смыслом обладают только те характеристики общения, формулировка которых допускает эмпирическую верификацию. Морально-нормативные оценки и другие фиктивные сущности остаются в данном случае за рамками исследования.
Эмпирический бихевиоризм в теории общения, являющийся осколком программы «прагматизма», по всей вероятности, имеет свою специфическую «терапевтическую» сторону. Очищение программы исследования общения от метафизических социально-философских установок позволило бихевиористски ориентированным исследованиям трактовать общение как часть естественной, природной реальности. Коммуникативные особенности социального взаимодействия предстают у них как некоторые неизменные, универсальные формы, детерминируемые той или иной микросоциальной системой, фиксация которых возможна в конкретных исследованиях.
Общение в бихевиористски заданных исследованиях преломляется под углом зрения фундаментальных естественных характеристик человеческих индивидов, представляет как реализация (актуализация) некоего изначального эмоционально-волевого устремления, оплодотворяющее всякий поведенческий акт. Данное 
[389]
эмоционально-волевое устремление (стремление к достижению цели) для бихевиористов выступает в качестве доминирующей черты человеческой психики и сознания, а следовательно и определяющей формой активности человека в процессе общения.
На путях реализации информационно-инструментальной парадигмы общения людей строят свои концепты формирования ментальности человека, его влияния на социальную реальность «логические бихевиористы» — Дж. Фодор, К. Гемпель. «Логические бихевиористы», абстрагируясь от материальных воплощений ментальных состояний человека, сосредотачиваются на едином поведенческом принципе функционирования рациональности, тем самым сводя на нет разницу между человеком, «логической машиной» и, модным одно время у философов, гипотетическим существом с кремнеорганической неврологией и биохимией.
Критика претензий «логических бихевиористов» на адекватную концептуализацию повседневных психологических состояний социальной интеракции, которые служат основой анализа социума со стороны «знакового» физикализма, по сути дела, есть уточнение и развитие карнаповского анализа рацио человека, которое само по себе лишено всякого смысла, либо существует постольку, поскольку определены поведенческие «конвенционалы», поведенческие реакции на физические стимулы.
В конце 60-х на авансцену выходит символический интеракционизм, который в 70-х, в свою очередь, потесняется этнометодологией. В качестве основного постулата своей доктрины символический интеракционизм использует берклинианскую версию трактовки общества. Дж. Беркли называл свою философию «имматериализм», где мир реальных социальных объектов выступает как мир идей и ощущений этих объектов. Фихтеанское развитие логики Беркли «достроило» субъективный идеализм: мир не что иное, как мое сознание и комплекс продуцируемых им идей. Данный мотив Беркли-Фихте лежит в основе рассуждений символического интеракционизма. «Мир, — пишет Г. Блумер, автор термина “символический интеракционизм”, — существующий для человеческих индивидов, состоит из “объектов”, а эти объекты суть продукты символической интеракции. Объект — это то, что можно определить, на что можно указать и сослаться. Природа всякого объекта заключается в значении и смысле для индивида, перед которым он выступает в качестве объекта. Объекты не имеют фиксированного статуса, за исключением тех значений, с помощью которых люди указывают и определяют эти объекты… Коротко говоря, с точки зрения символического интеракционизма, жизнь людей в группах это процесс, в
[390]
котором объекты рождаются, утверждаются, трансформируются и отвергаются» [16].
«Падение» в конце 80-х и 90-х годах инструментализма и структурного функционализма как доминирующих методологических ориентиров описания социальных связей (общения) базируется, по крайней мере, на нескольких основаниях:
1. Инструментальный функционализм не обращал внимания на историческую динамику социальных связей и взаимозависимостей. 
2. Для функционализма характерна ограниченность позитивистских представлений о целях, задачах научного исследования и следовательно его опора на неадекватную философскую методологию. 
3. Инструментализм не учитывает приоритет коммуникативной проблематики в современных общих социально-философских теориях общества. Сегодня невозможно создать обобщающую теоретическую концепцию общества вне теории общения. 
4. Изменившийся социально-культурный фон. 
5. Инструментализм отвергает критичность социального знания, не учитывая, что любой анализ социума является вмешательством в этот социум. 
Нынешний этап развития взглядов на общество в целом и на социальные взаимосвязи как базовую составляющую социума характеризуется не только сменой методологических подходов к теории и стремлением выработать новую модель взамен классической, но и наличием осознанной необходимости осмысления нынешнего исторического этапа развития человечества.
Отнюдь не случайно в середине 70-х выходит фундаментальный в двух томах труд Ю. Хабермаса «Теория коммуникативного действия», где закладываются основы новых представлений об общих социально-философских теориях общества.
Теория коммуникативного действия Ю. Хабермаса представляет собой попытку обоснования с позиции теории языка необходимость и возможность синтеза системнотеоретического обществознания с феноменологией. Являясь отчасти переходной и соответственно во многом эклектичной, теория
Ю. Хабермаса не преодолевает в целом инструментализм в трактовке социальных взаимосвязей. Теория «коммуникативного действия» возможна тогда, когда она преодолеет инструментальную рациональность, заложенную в схеме объяснения социальных явлений с помощью целей и результатов, средств и методов.
Таким образом, пятый этап в развитии общих теоретических представлений о сущности, характерных признаках социального общения и основаниях включения коммуникативной проблематики в общую
[391]
социально-философскую теорию, этап, который разворачивается в настоящее время, можно охарактеризовать как поисковый. Основная целевая установка состоит в сосредоточении усилий не на добывании новых эмпирических данных, а на синтетическом обобщении уже имеющихся и анализе достигнутых результатов. Причем попытки решения проблем общения на основе возврата к типологически предшествовавшим классическим формам философского освоения социальной реальности малопродуктивны. Не много большей перспективой обладают интенции погружения в феноменологические и герменевтические процедуры, равно как и постмодернистские вариации на тему асоциальности человеческих связей. Синтез на основе единой философско-методологической теории, которая объединяла бы объяснение, существование и развитие фундаментальных структурных оснований общества с их наличными формами проявления представляется на сегодняшний день более перспективным.
Основные положения, которые характеризуют нынешний уровень философского изучения общения, может быть суммирован в пяти положениях:
1. Включение индивида в контуры социальных связей, в процессы общения является главным условием проявления и воспроизводства социальной формы. (Снимая вопрос о том, с чего начинать анализ — с индивида или с общества, — существует достаточно оснований для утверждения необходимости вычленения социальных связей и взаимодействий в их социально и культурно-исторической динамике в качестве необходимой основы построения социально-философской теории общества). 
2. Стремление определить общение в пределах чистого инструментализма и функционально-ролевого континуума однопорядково попыткам наложить на целое мерило его части, или измерить многосложное и высокое более простым и низким. Общение как процесс, присущий всей целостности общества и культуры, заведомо есть нечто более высокое и сложное, нежели информационно-обменные связи. 
3. В исследованиях общения в рамках информационно-инструментальной парадигмы выделяются несколько преимущественных сфер и проблемных полей. Первая, наиболее объемная, очерчивается представлениями о социальных интеракциях как системах поведения человека. Вторая область предполагает анализ сознательных компонентов коммуникационных актов — процессы кодирования и декодирования, их целенаправленность. 
Третье проблемное поле фокусирует внимание исследователей на понимании взаимодействия, на анализе механизмов, форм и
[392]
средств, с помощью которых взаимодействие имеет место. И наконец четвертая сфера представляет собой социальный контекст коммуникационного процесса.
4. Философский анализ общения в границах экзистенциально-феноменологической модели представляет собой тип философствования, переносящий теорию интенциональности в сферу онтологии бытия-с-другими и описывающий процесс общения как стремление к преодолению «разорванности» существования наличного бытия отдельных индивидов в системе категорий познающего и экзистирующего сознания. Целью философской рефлексии общения становится выявление возможности и действительности общения, а ее предметом — рефлектирующее сознание в жизненном, чувственном мире. 
Три важнейшие структуры характеризуют экзистенциально-феноменологическую парадигму: самосознательная активность, свобода и трансценденция.
5. Проблематика общения в координатах материалистического понимания истории вскрывает и определяет ориентиры решения фундаментальных вопросов социально-философской теории — развитие сфер человеческой жизнедеятельности, становление, функционирование и изменение знаковых объектов, проблем реализации (актуализации) базовых структур общественного развития. 
Социология коммуникационных процессов, систем и отношений
Обращаясь к характеристики возможных предметных сюжетов и тенденций анализа коммуникативной проблематики в рамках чрезвычайно популярной сегодня «социологии коммуникации» (достаточно сказать, что в Санкт-Петербургском государственном университете на разных факультетах в последние годы создано несколько кафедр, основная продукция которых ориентирована на предметное поле социологии коммуникации), обратим внимание также на пять принципиальных положений.
I. Общая ситуация в социологии коммуникации характеризуется скорее как «псевдоконфликтная». Этап активных аналитических и экспериментальных работ сменяется этапом синтеза и обобщающих исследований. Смена этапов происходит на общем фоне полипарадигмальных методологических ориентаций в теоретической социологии.
Нынешний этап, в развитии общих теоретических представлений о сущности, характерных признаках социального общения и основаниях включения коммуникативной проблематики в современную социологическую теорию можно охарактеризовать как поисковый. 
[393]
Основная целевая установка состоит в сосредоточении усилий не на добывании новых эмпирических данных, а на синтетическом обобщении уже имеющихся и анализе достигнутых результатов. Причем попытки решения проблем общения на основе возврата к типологически предшествовавшим классическим формам философского освоения социальной реальности малопродуктивны. Не много большей перспективой обладают интенции погружения в феноменологические и герменевтические процедуры, равно как и постмодернистские вариации на тему асоциальности человеческих связей. Синтез на основе единой философско-методологической теории, которая объединяла бы объяснение существование и развитие фундаментальных структурных оснований общества с их наличными формами проявления представляется на сегодняшний день более перспективным.
II. Формулируя основополагающие принципы социологического исследования общения, следует, в первую голову определить понятийно-терминологический инструментарий, на этой основе выделить концептуальные схемы, которые позволили бы перейти от накопления фактов и сбора эмпирического материала к объясняющему уровню анализа и системному обобщению. Терминологический ряд: связь, коммуникация, интеракция, информация, обмен информацией, общение; сommunication, communications, commerce, Verkehr, etc. в качестве базового должен быть инструментализирован согласно методологическим ориентациям современной теоретической социологии.
III. Выделим следующую концептуальную конструкцию социологии коммуникации. Она может быть суммирована в трех пропозициях:
1. коммуникационные процессы суть процессы, характеризующие информационный обмен и инструментальность социальных связей; 
2. коммуникативные системы суть системы, организующие коммуникационные процессы на основе определенной структуры (классический пример система Шеннона — Уивера: модель Источник-Сообщение-Канал-Получатель); 
3. коммуникационные отношения суть отношения социального общения, определяемые коммуникационными процессами и коммуникативными системами. 
IV. В социологии коммуникации могут быть выделены несколько преимущественных сфер исследования и проблемных полей. Первая сфера, наиболее объемная, очерчивается представлениями о социальных интеракциях как системах поведения человека. 
[394]
Вторая область предполагает анализ сознательных компонентов коммуникационных актов — процессы кодирования и декодирования, их целенаправленность. Третье проблемное поле фокусирует внимание исследователей на понимании взаимодействия, на анализе механизмов, форм и средств, с помощью которых взаимодействие имеет место. Наконец четвертая сфера представляет собой социальный контекст коммуникационного процесса.
Далее, следует учитывать, что идея процессуальности включает в себя не только динамику, но и изменчивость. В большинстве случаев, когда анализируется реальность, применяются статистические концепции. В ситуации коммуникации следует иметь в виду, что как изменения являются результатом коммуникации, так и коммуникация есть результат изменения.
V. Исследовательские перспективы анализа феномена социальной коммуникации в рамках социологии коммуникации предполагают возможность концентрации усилий исследователей на каком-либо одном из следующих направлений (естественно, перечень может быть продолжен):
1. Избрать какую-либо концептуальную схему (связанную с наиболее релевантными социальными явлениями) и, оставаясь в ее рамках (например, символический интеракционизм, теория обмена),использовать ее теоретический потенциал в конкретно-эмпирических изысканиях. 
2. Сгруппировать (здесь возможны варианты: диалектически интегрировать или эклектически соединить воедино) различные схемы в одно целое и использовать данное единство как рациональную методологическую основу дальнейших исследований. 
3. Применяя различные индуктивные подходы вывести из постоянно увеличивающегося эмпирического материала новую теоретическую схему. Сконцентрировать внимание на типологических процедурах, эмпирических обобщениях, различных индуктивных подходах с целью разработки новых теоретических схем. Однако, наиболее вероятно, что последние будут уточнением и детализацией уже существующих конструктов. 
Новый этап изучения социокультурных феноменов вообще и коммуникации в частности требует отказа от многих общих для структурализма и функционализма постулатов. Прежде всего, от традиционного противопоставления языка и речи, равно как и от положения о производительности знака, отказа от примата структуры над действием. Введение понятий «дисфункция», «структурирующая структура», попытки соединения структурализма с герменевтикой в лучшем случае являются палиативным решением
[395]
проблем с необходимостью порожденных общей структурной и функционалистской методологией исследования социальных явлений.
4. Чрезвычайно актуальными, перспективными и значимыми еще долгое время будут являться исследования, нацеленные на социологический анализ современных технических средств коммуникации, определение их влияния на возникновение и решение социальных проблем. 
Примечания
[1] Толковый словарь русского языка / Под ред. Д.Н. Ушакова. М.: Русские словари, 1994. Т. 1. С. 1423; Т. 2. С. 727.
[2] Словарь Русского Языка: В 4-х тт. / Под ред. А.П. Евгеньевой. 3-е изд. Т. 2. М., 1986. С. 576.
[3] Ожегов С.И. Словарь русского языка. М., 1987. С. 376.
[4] Hachette. Le Dictionaire de Notre Temps. Hachette, 1988. Р. 308.
[5] Webster’s New International Dictionary of the English Language. 2nd. ed., Springfield Mass., 1934. Р. 541.
[6] Thayer L. On Theory Building in Communication: Some Conseptual Pro-blems // Journal of Communication 1968. No. 18.
[7] Bettinghaus E. Message preparation: the Nature of Proof. Indianapolis, 1966. Р. 31.
[8] Dance F.E.X., Larson C.E. The Functions of Human Communication: A Theoretical Approach. New York, 1976.
[9] Конецкая В.П. Социология коммуникации. М.: Международный ин-т бизнеса и управления, 1997. С. 8-9.
[10] Каган М.С. Человек как субъект общения // Методологические проблемы изучения человека в марксистской философии. Л., 1979. С. 74-75.
[11] Резаев А.В. Парадигмы общения. Взгляд с позиций социальной философии. СПб., Изд. СПбГУ, 1993.
[12] Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая Идеология // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 3. С. 37.
[13] Shannon C.E., Weawer W. The mathematical theory of communication. Urbana, 1949. Р. 5.
[14] Laswell H.S. The structure and Functions of Communication in Society // The Communication of Ideas / Ed. Bryson L. New York, 1948; Lenneberg E.H. Biological Foundations of Language. New York: Wiley, 1967.
[15] Westly B.H., Maclean M.S. A Conseptual Model for Communication Research // Jornalism Quaterly. 1957. No. 34.
[16] Blumer H. Symbolic Interaction. Englewood Cliffs: Prentice Hall, 1969. Р. 122.