ИНСТИТУТ СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ РАН
ЦЕНТР ПОЛИТОЛОГИИ

ПОЛИТИЧЕСКАЯ СОЦИОЛОГИЯ

МОСКВА
• МЫСЛЬ •
2000

ISBN 5-244-00959-1
© ИСПИ РАН. 2000

Глава девятая

СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ КОНФЛИКТЫ

1. Понятие конфликта
Как и всякое сложное, хотя и часто встречающееся, явление, конфликт неоднозначен. Его определения также различаются в зависимости от того, с позиции какой науки он рассматривается или какому его аспекту исследователи отдают предпочтение (не говоря уже о том, что подход к анализу конкретных конфликтов может носить сугубо конъюнктурный или идеологический характер). В социологии наиболее устоявшимся является подход, рассматривающий конфликт как столкновение интересов взаимодействующих групп (субъектов взаимодействия, а стало быть, и конфликта). Не вызывает сомнения, что составляющие социальную структуру общества группы имеют не только общие, но и специфические интересы, реализация которых может вызвать противодействие, несогласие, возражение (иначе, контр¬действие) преследующих свои цели других групп. Пересечение, несовпадение интересов, связанных с коренными вопросами социального бытия (материальные и иные ресурсы, доступ к власти и т. п.), создают поле потенциального столкновения, потен¬циальной борьбы.
Сознание противодействия собственным притязаниям, ожиданиям, стремлениям формирует образ со¬перника (противника, врага), приводит к пониманию необходимости мобилизации усилий и выбора адекватных ситуаций, способов борьбы с ним.
Как правило, осознание ущемленности собственных интересов и выбор способа противодействия «сопернику» осуществляются внутри общества не всей социальной группой непосредственно, а постоянно (профессионально) выражающими ее интересы институтами (политическими лидерами). Отсюда на поверхности общественной жизни конфликт может выступать как противоборство политических институтов. Однако этот политический по форме конфликт остается социальным по своей сути.
Разумеется, это не означает отрицания относительной самостоятельности политических конфликтов, особенно тех, которые связаны с борьбой за власть или эволюцией конфликта с микроуровня (социальное самочувствие индивидов, их неудовлетворенность и стремление к переменам) на макроуровень (взаимодействие политических структур внутри государства, отношение между государствами).
Политические конфликты как неотъемлемые эле¬менты содержания политической борьбы (политического соперничества) могут носить как продуктивный, так и контрпродуктивный (разрушительный) характер. Общество всегда заинтересовано в том, чтобы политические конфликты протекали в определенных рамках, чтобы имелись для этого необходимые «сдержки и противовесы». При таком условии они не грозят существованию системы и сохранению важнейших «системных ценностей», групповые интересы в случае своей реализации не наносят ущерба интересам общенациональным (государственным). Конечно, наряду с политическими институтами принципиально важную роль в формировании и выражении групповых интересов играют интеллектуальные слои общества. Они ближе других стоят к исконным ценностям (причем не только групповым), глубже понимают их сущность и, как правило, более последовательно, чем кто бы то ни было, выражают их.
Однако и эти слои не свободны от заблуждений и предвзятости. Их результатом является формирование и распространение псевдоинтересов, которые, будучи «взяты на вооружение» политическими лидерами и партиями, могут привести к возникновению конфликтных ситуаций и конфликтов, чреватых серьезными последствиями. В этом заключены, как показывает история, многие коллизии, связанные с конфликтами, в том числе и появление тех, которые могут квалифицироваться как «мнимые», т.е. вызванные именно борьбой за псевдоинтересы, отстаивание последних «любой ценой». Особенно зримо это проявилось (и проявляется) в сфере межнациональных отношений, когда именно некоторые представители национальной интеллигенции выступили в роли безосновательных критиков прошлого, проповедников национальной обособленности и нетерпимости, а иногда и просто вражды к другим народам, апеллируя при этом к историческому опыту, воскрешая действительные и мнимые национальные обиды, призывая к реваншу и т. п.
Мнимые конфликты в отличие от реальных, когда есть адекватное осознание действительных интересов и как следствие этого активизация действий с целью их защиты, могут возникнуть и по причине неадекватной реакции на ситуацию, ее излишней драматизации и выбора радикальных способов действий, опирающихся, как правило, на силу.
Симптомами социального конфликта, позволяющими зафиксировать его возникновение и развитие, можно считать: проявление недовольства в той или иной форме со стороны той или иной взаимодействующей с другими группы; возникновение социальной напряженности, социального беспокойства; поляризация и мобилизация противодействующих сил и организаций; готовность действовать определенным (чаще всего радикальным) образом.
Социальное недовольство тех или иных групп, напряженность в их взаимоотношениях детерминированы определенными причинами, факторами (услови¬ями), противоречиями, не выяснив которые невозможно понять содержание и характер начинающегося конфликта, тем более определить его интенсивность и последствия.
Особо важное значение в определении сущности и содержания конфликта приобретает выявление противоречий, возникающих в процессе группового взаимодействия.
Противоречие, вызванное противоположностью интересов взаимодействующих групп, может найти свое разрешение как в форме конфликта (серии конфликтов), так и в других формах. Конфликт становится неизбежным в условиях, когда не найдены способы согласования групповых интересов, а противоречие между группами приобретает антагонистический характер. Интересно отметить, что в трудах К. Маркса можно найти определение конфликта как «грубое противоречие», как «физическое столкновение людей».
Антагонистическое противоречие, ведущее к социальному конфликту, отличается значительной остротой и изначальной непримиримостью позиций отстаивающих свои интересы групп.
Поскольку конфликт детерминирован антагонистическим противоречием, очень важно выяснить, насколько последнее имманентно общественной системе. Если антагонистическое противоречие не искусственно обостренное, доведенное до крайности противоречие, а генетически заложено в самом характере общественного устройства, то и социальный конфликт возникает как некий неизбежный феномен, как органический элемент общественного бытия. Он становится своеобразным механизмом, обеспечивающим движение общества от одного состояния к другому. В этом смысле социальный конфликт выступает как естественное (а порой и желаемое) явление, с помощью которого общество находит в конечном счете, возможно и с известными издержками, пути решения накопившихся проблем и установления определенного социального порядка и общественного согласия (пусть даже на непродолжительное время).
Локальные социальные конфликты (забастовки, межнациональные столкновения, гражданское неповиновение, бойкоты и т. д.) прямо зависят от сложившейся в обществе ситуации, проводимой властями политики, степени удовлетворенности (неудовлетворенности) разных групп населения своим положением, реализацией своих потребностей и притязаний и т. д.
Иначе говоря, в исследовании конфликтов наряду с причинами и факторами, непосредственно детерминирующими конфликт, есть фоновые условия и факторы, косвенно влияющие на процесс его «вызревания».
Наиболее явно влияние фоновых факторов сказывается в условиях системного кризиса общества. Общий рост недовольства падением жизненного уровня населения, ощущение потери перспективы и уверенности в завтрашнем дне создают предпосылки для роста социальной напряженности и накопления конфликтного потенциала в обществе. Они серьезно затрудняют поиски путей предупреждения нежелатель¬ных для общества конфликтов и механизмов их преодоления в условиях, когда предотвратить конфликты не удается.
Непосредственно влиять на возникновение конфликтных ситуаций и их перерастание в конфликт могут различные факторы от демографических до ду¬ховно-нравственных. Их влияние также требует глубокого научного анализа.
Причины, противоречия, факторы, определяющие возникновение, масштабы (протяженность), интенсивность и результативность конфликта можно выявить (в той или иной мере), изучив мотивы конкретных действий участников конфликтов, направленность этих действий, ожидания, удовлетворенность, опасения (страхи) и, наконец, отношение людей к конфликту и готовность участвовать в нем с помощью конкретных средств.
Желание сохранить или изменить условия своей жизни, свой социальный статус — необходимая предпосылка конфликтного поведения. Довольного жиз¬нью человека не потянет «на баррикады». Это необходимое условие, но еще недостаточное. Неудовлетво¬ренность своей жизнью не приведет людей к конфликту с другими, если сам конфликт не будет восприниматься как приемлемый способ разрешения противоречий, достижения намеченных целей. И наконец, очень важна в этой связи убежденность людей в достаточной силе и способности своей группы добиться желаемого.
Конечно, в возникновении конфликтов исключи¬тельную роль играет социально-психологическая составляющая. Распространение, а тем более доминирование в обществе тех или иных социальных эмоций должно быть всегда в поле зрения исследователей. Например, агрессивность массового сознания как подоплека конфликта. Массовую агрессию можно объяснить тем, что в определенных условиях может произойти «синхронизация соответствующих эмоций», вызванных состоянием общественного бытия, его неурядицами и тревогами. По мнению ряда исследователей, на формирование агрессивности влияет в значительной степени, например, феномен тревожного ожидания. Тревожное ожидание — это не страх, это в первую очередь неопределенность ситуации, когда неизвестно, что может случиться.
Агрессивность населения в настоящее время — во многом следствие неопределенности нынешней жизни (люди не знают, чего ожидать завтра, не верят, что власть может решить их проблемы).
Анализируя причины роста агрессивности населения, доктор медицинских паук А. Белкин ввел в научное обращение специальный термин «феномен дистинкции». Смысл его заключен в том, что любая идентификация подразумевает одновременно размежева¬ние (дистинкцию). Идентифицируя себя с рабочим классом, субъект одновременно противопоставляет себя буржуазии и т. п. Называя себя представителем такой-то нации, человек уже тем самым отделяет себя от другой национальности. При этом происходит пси¬хологическое наделение «чужих» различными отрицательными характеристиками, то же и при идентификации политических групп, то же при делении на «наших» и «не наших».
Чтобы преодолеть агрессивность, нужно повысить степень определенности ситуации. Конечно, эта «определенность» должна быть позитивной1.
Особое значение в этой связи приобретает анализ реального обеспечения коллективных и индивидуаль¬ных прав человека как на общегосударственном, так и на региональном (этнонациональном) уровне. Наря¬ду с выяснением объективных показателей экономи¬ческого, социального, политического и культурного положения тех или иных национальных (этнических) групп важно знать и их субъективную оценку людьми. Представления об ущемленности национальных ин¬тересов, несправедливом доминировании в той или иной сфере определенной национальной группы рождают недовольство, способное привести к вспышке отрицательных эмоций и как следствие — к конфликтным действиям.
Итак, социальный конфликт есть способ отношений между субъектами социального взаимодействия, детерминированный несовпадением (противоположностью) их интересов. Последние в свою очередь обусловлены определенной системой ценностей, идеалов и потребностей, имманентных (разделяемых) социальным группам.
Среди других представлений о сущности конфликта целесообразно привести принципиально иной взгляд на конфликт, обоснованный в свое время немецким социологом Ральфом Дарендорфом, сделавшим попытку построить конфликтную модель общества и доказать, что «вся общественная жизнь является конфликтом, поскольку она изменчива». Такой подход к конфликтам представляется излишне расширительным, в нем присутствует некоторая абсолютизация роли конфликта и кризиса в общественной жизни. Конфликт как бы «растворяется» в общественной жизни, теряя свою качественную определенность.
Влияние на ход и возможные последствия конфликта предполагает учет того обстоятельства, что сам по себе конфликт не есть какой-то временный акт. Его скорее всего следует рассматривать как своего рода процесс, имеющий определенные стадии возникновения, созревания, реализации и трансформации. Иначе говоря, любой конфликт имеет внутреннюю логику развития, понять которую можно, выяснив причины конфликта, сопутствующие ему факторы, уточнив интересы и цели участников (субъектов) конфликта. Конфликт имеет начало и конец. «Стадиальный подход в конфликтологии обозначает прежде всего возможность комплексного подхода к разрешению конфликтов с выработкой отдельных методов для каждой стадии развития конфликтов».
Конечно, в определении механизмов преодоления конфликтов особенно важен точный диагноз того, на какой стадии находится конфликт, как «далеко он зашел» и какие социальные силы вовлек в свою орбиту. Но этим не исчерпывается проблема определения подобных механизмов.
Для преодоления (трансформации) конфликта очень важно учитывать относительную самостоятельность и особенности той сферы общественных отношений, в которой непосредственно возник конфликт (экономическая, политическая, сфера межнациональных или межгосударственных отношений).
Таким образом, вырисовывается методология подхода к поиску механизмов преодоления конфликтов: учет общего социального фона (состояния общества и государства), специфики сферы возникновения конфликта, стадии его протекания. Одно дело соперник в стабильно функционирующем и развивающемся обществе, другое — в условиях кризиса, одно дело локальный конфликт в сфере экономики, другое — в политической сфере, в процессе борьбы за власть, одно дело начало конфликта (латентная стадия), когда есть еще возможность его предотвратить, другое — его апо¬гей, когда противоборство задействованных в конфликте сил достигает значительной остроты и на повестке дня стоят совсем иные проблемы.

2. Функции конфликта
Реальное значение и место конфликта в общественной жизни могут быть определены на основе выяснения тех функций, которые ему присущи. Под функцией конфликта понимаются определенные в тех или иных временных рамках последствия или направленность его воздействия на общество в целом или на отдельные сферы его жизнедеятельности.
Любой социальный конфликт так или иначе влияет на многие общественные процессы, и на массовое сознание особенно. Он не оставляет равнодушными даже пассивных наблюдателей, ибо воспринимается чаще всего если не как угроза, то во всяком случае как предупреждение, как сигнал возможной опасности. Социальный конфликт вызывает сочувствие одних и порицание других даже тогда, когда не задевает непосредственно интересы не втянутых в него групп. В обществе, где конфликты не скрываются, не затушевываются, они воспринимаются как нечто вполне естественное (если, конечно, конфликт не угрожает существованию самой системы, не подрывает ее основ).
Но даже и в этом случае факт конфликта выступает как своеобразное свидетельство социального неблагополучия в тех или иных масштабах, на том или ином уровне общественной организации. Стало быть, он выступает и как определенный стимул для внесения изменений в осуществляемую политику, законодательство, управленческие решения и т. д.
Поскольку субъектами социального конфликта являются, как правило, группы, составляющие социальную структуру общества (социально-классовые, профессиональные, демографические, национальные (этнические), территориальные общности), то под его воздействием возникает необходимость внести соответствующие коррективы в трудовые, социально-экономические, межнациональные и т. д. отношения, объективно сложившиеся на том или ином отрезке времени.
Проводимая в бывшем Союзе ССР политика достижения социальной однородности не учитывала в должной мере различий в статусе социальных групп, в их реальном влиянии на власть, участия в осуще¬ствлении властных полномочий. Оставалась за пре¬делами научного анализа и реально существовавшая дифференциация доходов (борьба с так называемыми нетрудовыми доходами не давала должного эффекта).
В годы так называемой перестройки и в послеперестроечный период, когда социальное расслоение общества стало прогрессировать, а социальное недовольство отдельных групп (шахтеры, учителя, врачи, ученые и т. д.) скрыть уже было попросту невозможно, органы власти вынуждены были открыто реагировать на них.
Разумеется, нынешняя социальная структура российского общества еще полностью не сложилась. Появившиеся в последнее время новые социальные группы еще только самоопределяются, осознают свои интересы и начинают вести за них борьбу как экономическими, так и политическими средствами. Их участие в тех или иных конфликтах или готовность принять участие в той или иной форме вызывает пристальный интерес. Происходящие в обществе перемены, задевая так или иначе интересы всех социальных групп, создают почву для конфликтов.
В этой ситуации остро встает вопрос о необходи¬мости взаимного приспособления новых и «старых» социальных групп, их адаптации к новым условиям, разработки такой «социальной технологии», которая помогала бы этим процессам, предупреждала бы острые социальные столкновения, а тем более примене¬ние насилия в процессе регулирования социального поведения и социальной деятельности взаимодействующих субъектов.
Наличие в обществе нужных для его самоорганизации и функционирования политических и иных институтов, создание в случае необходимости новых, способных содействовать назревшим переменам и оптимизации группового взаимодействия, становятся особенно очевидным именно в результате конфликтов.
В системе политических институтов должны быть предусмотрены также механизмы выражения социального недовольства и протеста, но в определенных рамках и формах, не создающих угрозу общественному порядку. Важная роль в этом должна принадлежать и средствам массовой информации. От их позиции зависит очень многое. Или в обществе будет формироваться установка на достижение согласия (консенсуса), или будут культивироваться вражда и создаваться образы врагов.
Возникший конфликт может свидетельствовать не только об объективных трудностях и нерешенных проблемах, о тех или иных социальных аномалиях, но и о субъективных реакциях на происходящее. Последнее не менее важно. Американские исследователи Роджер Фишер и Уильямс Юри отмечали в этой связи: «В конечном счете, однако, причиной конфликта является не объективная реальность, а происходящее в головах людей»2.
Социально-психологическая составляющая кон¬фликта может действительно иметь самодовлеющее значение. Неадекватное отражение массовым сознанием происходящих в обществе перемен (например, характер и темпы экономических реформ), реакция на те или иные политические решения или спорные вопросы (например, отдавать ли Курилы Японии, оказать ли военную помощь Югославии в войне с НАТО) способны сами по себе вызвать конфликтную ситуацию и даже масштабный конфликт между активными группами населения и органами власти.
В данном случае конфликт будет выступать как своего рода предупреждение, требование, призыв внести изменения в предполагаемые действия, не допустить осуществления тех из них, которые противоречат общенациональным интересам. Конфликты в сфере межнациональных отношений часто свидетельствуют о состоянии национального самосознания, господствующих в нем стереотипах, предубеждениях, представлениях.
Конфликт сам по себе еще не выражает в полном объеме причины, его детерминировавшие, и социальные источники, его питающие и поддерживающие. Все это может стать понятным в результате научного анализа и специальных исследований. Конфликт лишь побуждает к этому. Однако в ходе конфликта более ясно выражаются интересы и ценностные ориентации его участников, что само по себе чрезвычайно важно для выяснения всех причин и обстоятельств, породивших конфликт.
Социальный конфликт, имеющий значительные масштабы, оказывает поляризующее воздействие на общество (социальные слои и группы), как бы разделяя его на тех, кто участвует в конфликте, сочувствует ему, порицает его. На тех, кто участвует и сочувствует конфликту, последний оказывает консолидирующее воздействие, сплачивает и объединяет их. Происходит более глубокое уяснение целей, во имя которых разворачивается противоборство, «рекрутируются» новые участники и сторонники.
В той мере, в какой конфликт несет в себе конструктивное или деструктивное начало, способствует разрешению противоречий, он может рассматриваться как прогрессивный или регрессивный.
Конфликт, даже оказывающий позитивное воздействие, ставит вопрос о цене осуществляемых под его воздействием изменений. Какие бы цели ни провозглашались и как бы важны они ни были, но для их осуществления приносятся в жертву человеческие жизни, возникает вопрос о нравственности такого конфликта, о его действительной прогрессивности.
Особенно это относится к межнациональным (межэтническим) конфликтам. Как бы значимы ни бы¬ли для людей национальные ценности (а они имеют универсальное значение), цена для их утверждения оказывается довольно часто непомерной. И если даже конфликт и способствует консолидации собственной нации, ее самоутверждению и самоопределению, жертвы и разрушения, сопряженные с ним, перечерки¬вают его позитивное начало. Достаточно вспомнить такие «горячие точки» на карте бывшего Союза, как Сумгаит, Карабах, Тбилиси, Фергана, Сухуми, Придне¬стровье, Абхазия, Таджикистан, чтобы согласиться с таким утверждением.
Итак, социальные конфликты полифункциональны. Их связь с общественной жизнью весьма разнообразна и многовариантна. Анализ каждого конфликта позволяет не только дать ему конкретную характеристику, но и отнести его к определенному классу (типу).

3. Типология конфликтов
Несмотря на то что каждый взятый в отдельности конфликт уникален, он все равно несет в себе некоторые черты и обладает определенными параметрами, позволяющими его типологизировать. Что может лежать в основе подобной типологизации?
В первую очередь можно назвать определенное сходство причин, вызывающих конфликты. Например, социальная дискриминация (социальная несправедливость). Конфликты такого рода, различаясь по масштабам, интенсивности и результативности, сопутствуют всей новой и новейшей истории человечества.
Конфликты могут типологизироваться и по такому признаку, как характер противоречий, лежащих в их основе. Последние в свою очередь могут быть подразделены на антагонистические и неантагонистические, на внутренние и внешние (в зависимости от их отношения к социальной системе). Противоречия могут различаться также по сферам их проявления (экономическая сфера, политическая, духовная, межнациональных отношений, внешнеполитическая и т. д.).
Конфликты могут классифицироваться по времени действия (затяжные, скоротечные), по интенсивности, по масштабам действия (региональные, локальные), по формам проявления (мирные и немирные, явные и скрытые) и, наконец, по своим последствиям (позитивные — негативные, конструктивные — деструктивные и т. п.).
Вопросам типологии конфликтов посвящена значительная литература. Западные конфликтологи уделяют этой проблеме значительное внимание. Так, Р. Дарендорф обратил внимание при классификации конфликтов на такие моменты, как условия их проис¬хождения и развития. Конфликты, обусловленные факторами внутреннего характера, получили в его классификации название эндогенных, внешние по от¬ношению к данной системе получили название экзогенных.
Представляет интерес типология конфликтов, предложенная Стюартом Чейзом, обратившим основное внимание при классификации конфликтов на социальную среду, в которой они проявляются:
— внутри семьи (между супругами, между супругами и детьми);  
— между семьями;
— между родами и им подобными общностями;
— между территориальными общностями (села, города и т. д.);
— между регионами;
— между руководителями и работниками;
— между различными категориями работников внутри коллектива;
— между политическими партиями;
— между представителями разных конфессий (религиозные конфликты);
— между представителями разных идеологий:
— конкурентная борьба в рамках одной отрасли;
— конкурентная борьба между разными отра¬слями;
— расовые, конфликты;
— соперничество между отдельными народами, ко¬торое может проявляться в разных областях, в частности в борьбе за сферы влияния, рынки и т. п.;
— конфликты между различными культурами;
— «холодная война», т. е. война без применения оружия;
— борьба между «Востоком» и «Западом» или «Севером» (развитые капиталистические страны) и «Югом» (развивающиеся страны или страны «третье¬го мира»).
Одной из разновидностей конфликтов С. Чейз считает конфликты на почве антисемитизма как проявление антагонизмов религиозного, культурного и расового характера.
Американские социологи К. Боулдинг и А. Рапопорт предложили свою типологию социальных конфлик¬тов, выделив в ней следующие категории:
— действительные конфликты, т. е. реально происходящие в конкретной социальной среде;
— случайные конфликты, появление которых зависит от ряда преходящих (второстепенных по сути) факторов и противоречий;
— заместительные конфликты, представляющие собой фиксируемое проявление скрытых конфликтов, т. е. не проявляющихся на поверхности общественной жизни;
— конфликты, возникающие в результате плохого знания существующего положения или неудачного применения принципа «разделяй и властвуй»;
— скрытые (латентные) конфликты или конфликты, развивающиеся исподволь, незаметные сразу. Их участники в силу разных обстоятельств не могут или не хотят заявить о своей открытой борьбе друг с другом;
— фальшивые конфликты, т. е. не имеющие по сути объективных оснований. Они возникают в результате неадекватного отражения в групповом или массовом сознании существующих реальностей. (Это, конечно, не означает, что они не могут трансформироваться в действительные конфликты.)
В особую разновидность конфликтов многие исследователи выделяют те, которые связаны с процессами модернизации. При всем многообразии трактовок западными социологами понятия «модернизация» можно выделить как наиболее приемлемое понимание последней как этапа перехода от традиционного общества к современному (индустриальному). Осуществление последней нередко ставило под угрозу традиционные ценности, а иногда и суверенитет ряда молодых государств. Возникающие в этой связи конфликты носили по сути цивилизационный характер3. Их участники отстаивали разные культурные ценности и ориентировались на разные социальные образцы (модели) и нормы. В этих условиях, как отмечал, например, американский исследователь Дж. Ротшильд, произошла политизация этнокультурных ценностей, проявившаяся в виде столкновения конфликтов, требующих политического согласования и урегулирования, без чего они переходят в насилие4.
В начале 80-х годов в западной социологической и политологической литературе большое внимание было уделено анализу конфликтного потенциала в странах Восточной Европы. Исследователи отмеча¬ли, в частности, быстрый рост национального самосо¬знания, стремления к национальному суверенитету, примат национального над классовым5. К такому вы¬воду пришел, например, американский исследователь Ю. Рецлер.
К этому же времени относятся и труды некоторых западных исследователей, в частности Каррер д'Анкос, сумевшей многое предсказать в книге «Взорванная империя».
Конфликты между центральным правительством и периферийными национальными (этническими) группами были выделены в специальную категорию конфликтов авторами концепции «внутреннего колониализма». В ней, в частности, обосновывался вывод, что преобладающая в экономике группа стремится всеми силами сохранить свои преимущества, свой доминирующий статус, вызывая тем самым недовольство менее преуспевающих групп. Хотя один из основателей этой концепции, профессор Вашингтонского университета М. Гектер, строил свои выводы в основном на материалах национальных движений в Великобритании, эта концепция многое объяснила и в других странах, в том числе и в СССР. Например, эмпирически подтвержденное в последнее время стремление титульных наций к получению приоритетных прав, желание сохранить доминирующие позиции в различных сферах фактически сформировались в союзных республиках значительно раньше.
Отдельную категорию конфликтов составляют те, которые условно можно назвать «индуцированные» (от слова «индукция»), т. е. конфликты, возникающие под влиянием примера извне на основе полученной через средства массовой коммуникации информации. Под влиянием, например, этнических конфликтов в Индии, ЮАР активизируются национальные и рели¬гиозные общности в других странах. Конфликт на территории бывшей Югославии также оказал опреде¬ленное влияние на повышение активности мусульман и христиан в ряде стран мира, вовлекая их в протестное движение на стороне своей национальной или конфессиональной группы. Не меньший резонанс вы¬звали события в югославском крае Косово весной и летом 1999 г.
Значительное место в конфликтологии занимают исследования международных (межгосударственных) конфликтов. Особенно обширная литература по этой тематике (историческая в том числе) появилась в годы «холодной войны». Именно в это время образовались «силовые центры» современного мира, преследовавшие свои геополитические цели и находившиеся длительное время в состоянии перманентного конфликта.
Следует отметить, что если проблемам внутрисистемных социальных конфликтов советские ученые не уделяли должного внимания, исходя из представле¬ний, что социалистической стране они не присущи, то все, что так или иначе относилось к межсистемным конфликтам, привлекало к себе постоянное внимание.
Заметно активизировалась исследовательская работа в этом направлении уже в 70-е годы. В качестве примера можно сослаться на труды Э. А. Позднякова, рассматривавшего международный конфликт как столкновение различных политических, экономических, военно-стратегических и иных интересов государств6.
Изучению международного конфликта как самостоятельного объекта научного анализа были посвящены монография Н. И. Дорониной, труды Л. А. Нечипоренко, С. А. Тюшкевича, Д. М. Проэктора и других исследователей7.
На Западе были разработаны примерно в это же время концепция «стратегии управления конфликтом» и концепция «стратегии деэскалации конфликта», по¬лучившие довольно широкое хождение.
В последовавшие после окончания «холодной войны» годы внимание к проблематике международных конфликтов не ослабевало. Для этого имелись (и имеются) серьезные основания. Ликвидация СССР создала новую, весьма сложную геополитическую обстановку, которой не преминули воспользоваться в своих интересах многие страны как на Западе, так и на Востоке. В частности, активизировались их попытки включить в сферу своего влияния бывшие республики СССР, отношения между которыми оказались тоже непростыми (особенно некоторых из них с Россией). Не прекращаются локальные конфликты на Ближнем Востоке и т. д.
Характерной особенностью исследований в 90-е годы является то, что они все больше приобретают комплексный, междисциплинарный характер. Значительное место отводится и попыткам прогнозировать и предупреждать международные конфликты.
Приведенные суждения и выводы не исчерпывают всего многообразия оснований и критериев типологизации конфликтов, но дают достаточно полное представление о возможных в этом плане подходах.

4. Конфликт в сфере политических отношений
В толковых словарях конфликты определяются как состояние политических отношений, в котором их участники ведут борьбу за ценности и определенный статус, власть и ресурсы, борьбу, в которой целями противников являются нейтрализация, нанесение ущерба или уничтожение соперника. Суть конфлик¬та — в несоответствии между тем, что есть, и тем, что должно быть по представлению вовлеченных в кон¬фликт групп и индивидов, субъективно воспринимаю¬щих свое место в обществе и свое отношение к другим людям, группам и институтам.
В прикладной политологии различаются три основных типа политических конфликтов — конфликты интересов, конфликты ценностей и конфликт идентификации. Говорят, что конфликты интересов преобладают в экономически развитых странах, устойчивых государствах, где политической нормой является торг вокруг дележа экономического пирога (борьба вокруг размеров налогов, объема социального обеспечения и т. п.). Говорят далее, что этот тип конфликтов наиболее легко поддается урегулированию, так как здесь всегда можно найти компромиссное решение («как это, так и то»).
Конечно же, разрешение конфликта и достижение консенсуса неразрывно связано с учетом противоречивых интересов. Имитируя с помощью методов прикладной политологии развитие конфликта, ход переговоров, эволюцию определенной системы и т. п., исследователь получает возможность либо предвидеть развитие реального процесса, либо найти ключ к объяснению имевших место событий.
В США и других развитых странах функционируют десятки центров по изучению конфликтов — полити¬ческих, социальных, экономических, межэтнических, духовно-нравственных, межгосударственных (международных) и других. Издаются специальные журналы, посвященные проблемам урегулирования конфлик¬тов, управления ими как важнейшим условиям поддержания социально-политической стабильности внутри страны и на международной арене. Опыт показывает, что урегулирование конфликтов и связанных с ними проблем может происходить на государственном уровне, дипломатическим путем (в том чис¬ле с использованием народной дипломатии), с помощью третьих стран, международных организаций, включая ООН.
Для любого современного общества, по мнению американских конфликтологов, характерно более «двух конфликтных интернов». В полиэтнических государствах современные конфликты берут начало в разнице языка, религии, региональных особенно¬стях, перекрещиваются с конфликтами по поводу «разницы в статусе, функциях или вознаграждении»8.
В качестве одной из важнейших причин политических конфликтов американский политолог Р. Даль видит неравенство, подразумевая под этим неравное участие различных групп в принятии решений, по¬скольку «некоторые люди имеют основания для уверенности в том, что их интересы неравно выражены, организованы и представлены». Он заключает, что политическое неравенство вызвано к жизни действием трех определяющих факторов:
Во-первых, «значительной разницей в политических возможностях различных групп». Естественно, что организации, объединяющие крупных предпринимателей, имеют гораздо больше возможностей для ведения политической борьбы, чем объединения домохозяек или ветеранов.
Во-вторых, тем, что «равное представительство являет собой техническую проблему, которая никогда не была удовлетворительно решена».
Практически невозможно достичь представительства, причем равного, всех слоев и групп общества в органах власти, поскольку процесс усложнения социальной структуры имеет постоянный характер и опережает законодательные решения, регламентирующие электоральный процесс.
В-третьих, неизбежным недостатком полиархических режимов является то, что, «чем более полиархия представляет все разнообразие предпочтений, тем более трудоемкой становится задача их рассмотрения с целью примирения для принятия решений».
Заслуживает в этой связи внимания вывод политологов — авторов книги «Политология на российском фоне». Полемизируя с Т. Шеллингом, американский политолог А. Рапопорт убедительно доказал, что нельзя все конфликты подгонять под единую универсальную схему: есть конфликты типа «схваток», когда противников разделяют непримиримые противоречия и рассчитывать можно только на победу; есть конфликты типа «игр», где обе стороны действуют в рамках одних и тех же правил. Такие конфликты никогда не завершаются разрушением всей структуры отношений. Конфликт остается со всеми присущими ему сторонами: противоположностью и несовместимостью интересов, стремлением к достижению односторонних выгод, невозможностью длительного компромисса. Этот вывод о конфликтах и способах их урегулирования имел принципиальное значение для американской науки. Снимался ореол безысходности и обреченности с каждого из конфликтов, будь то в международных отношениях или внутри общества. Наличие общих интересов противоборствующих сторон в спорах и конфликтах делало необходимым более здравый и взвешенный подход к ним.
Проводимые в России реформы ввергли ее в особое патологическое состояние, называемое расколом. Он характеризуется распадом социальной всеобщности и государственности, разрывом между культурой и социальными отношениями. Раскол стал следствием за¬стойных противоречий между народом и властью, между производительными силами и производственными отношениями9.
И далее, по мере продвижения от тоталитаризма к гражданскому обществу проясняются два варианта: частнопредпринимательская буржуазная демократия и народно-революционная демократия. Если первый вариант закрывает перспективу социалистического выбора, то второй ориентирован на власть трудового народа без эксплуатации трудящихся. Между этими вариантами допустимы как альтернатива, так и комбинация разных подходов.
Многие из переживаемых новой Россией конфлик¬тов стали на каком-то этапе исторически неизбежными — либо как «запрограммированные» ее геополитическим положением, либо как результат политики ее руководства на протяжении длительного периода времени. И пока все эти конфликты не будут разрешены, пока не будет снято порожденное ими и порождающее их напряжение, ситуация будет оставаться нестабильной и взрывоопасной. Наша страна воплощает сегодня не только конфликты вчерашнего, но и позавчерашнего дня.
Своевременное изучение и прогнозирование конфликтных ситуаций позволило бы регулярно составлять прогнозные карты возможных конфликтов, дифференцированных по остроте, форме выражения, сферам проявления в общественной жизни и т. д., и дифференцированных мер управления ими от переговоров до применения силовых санкций или государственных нормативных актов. При этом тщательно различались бы сущность, социальная обусловленность и типология конфликтов.
Особое внимание в такого рода исследованиях целесообразно уделять конфликтам внутри политической системы, механизмам осуществления политической власти, факторам кризиса власти, способам его преодоления, оппозиции властным структурам как конфликтогенным явлениям, типам политических режимов и их влиянию на массовое сознание, методам и способам определения с помощью социологических исследований легитимности и эффективности различных политических режимов, а также офи¬циальной политической оппозиции как самостоятельного политического института и необходимого политического противовеса силам, находящимся у власти.
Большую важность в этой связи представляют собой исследования, посвященные анализу социальных условий и механизмов преодоления роли насилия в конфликтных ситуациях и легальных и нелегальных форм политических акций различных социальных групп и международных организаций. Сюда же следует отнести исследования рациональных и иррациональных реакций на комплекс общественных феноменов, политическую символику и кризисные мифы, на средства политической деятельности в аспекте социо¬логии конфликтов и кризиса культурологии, на инструментарий социологических исследований духовно-нравственных отношений.
Заслуживают пристального внимания и проблемы средств массовой информации, роль прессы как возбудителя отдельных конфликтов и как барометра возможностей достижения согласия, роль контент-анализа основных принципиальных документов о конфликтах и его воздействии на нормализацию отношений конфликтующих сторон.
Кроме того, следует иметь в виду, как отмечают многие исследователи, что развитие политической жизни в нашем обществе, включающее в себя многопартийность, обусловливает нормальность конфлик¬тов (равно как и союзов) во взаимоотношениях между политическими партиями. Межпартийная политическая борьба имеет в качестве своего основного объекта государственную власть на том или ином уровне. Межпартийные конфликты в их нормальном виде предполагают идеологическую борьбу за свои программы и платформы и стремление доказать порочность и несостоятельность программ и платформ своих противников. Однако опыт анализа межпартийных отношений показывает, что в своей практической деятельности политические партии не ограничиваются идеологическими взаимоотношениями, а для достижения своих целей применяют весь доступный им арсенал, допустимый (а нередко и недопустимый) политической этикой. Повышение политической культуры общества создает предпосылки для повышения уровня культуры и во взаимоотношениях между партиями. Важен и рост политической культуры парламентских групп, поскольку в развитом политическом обществе парламентские группы адекватны тем или иным политическим партиям, и отход парламентариев от принципов партийной политики быстро завершается изгнанием их из рядов той партии, политику которой они предали своими выступлениями или действиями.
Нельзя забывать и о межличностных политических конфликтах. Такого рода конфликты имеют место между как представителями различных политических партий, и тогда они могут быть рассмотрены как частный случай межпартийных отношений, так и предста¬вителями какой-либо одной партии. Межличностные политические конфликты многообразны. Они могут иметь место по поводу стремления того или иного политического деятеля занять важный пост в политической системе, по поводу позиции, которую тот или иной деятель занимает по важным политическим вопросам и т. д. Окружающая нас действительность дает нам много примеров политических конфликтов межличностного характера, причем далеко не все они имеют принципиальные позиции, а нередко основываются на политическом бескультурье, на личностных амбициях в борьбе за политическую власть. В то же время специалисты отмечают, что личная политическая культура предполагает достаточно высокий уровень информированности по вопросам, являющимся предметом конфликта, в частности, хорошее знание истории вопроса, психологическую терпимость к иной точке зрения (толерантность), готовность пойти на компромисс.
В работе «Политический конфликт» венгерский юрист Кальман Кучар10 напоминает, как немецкий ученый Клаус Бейме типизирует модели конфликта:
— либеральная модель, которая противопоставляла групповые интересы, возможность и реальность конфликта между ними государственной метафизике и функции единой власти;
— авторитарно-консервативная модель, суть которой заключается в критике либеральной парламентской демократии и противопоставлении руководящей элиты и масс;
— социалистическая модель, которая от противопоставления государства и общества доходит до классовых конфликтов11.
«Либеральная модель», содержанием которой является партийный плюрализм, основанный на групповых интересах, в современной западной политологии рассматривается как основа демократии.
По определению Липсета, групповые конфликты есть жизнь и кровь демократии, которая, однако, постоянно несет в себе угрожающую опасность дезинтеграции общества. Другая опасность (которую сознавал уже Токвиль) заключается в том, что социальные конфликты «исчезают», если доминирующей становится такая централизованная государственная власть, про¬тивостоять которой не может ни одна из групп. Эта двусторонняя опасность, а точнее ее интерпретация, свидетельствует о том, что конфликт в «либеральной модели» проявляется как конфликт, решаемый политически, по типу «сделки». Ибо очевидно, что социаль¬ные конфликты формируются и в условиях самой централизованной государственной власти, хотя их решение — результат не столько сделки, сколько односторонних директив.
Авторитарно-консервативная модель, которая ха¬рактеризовалась конфликтом между правящей элитой и массами и влияние которой существенно усилилось в результате разочарования в либерализме, рассматривает социальные конфликты сегодня, «замаскировавшись» под либеральный плюрализм. Бейме ясно видел, что правление элиты, ее руководящее предназначение стало общепринятым, в первую очередь в обществах, характеризовавшихся запоздалым развитием, а именно в тех странах Запада, демократические традиции которых были наиболее слабыми. Философию господства элиты в нацистской Германии и фашистских странах мы также можем считать следстви¬ем «империалистической модернизации», однако несомненно, что модернизация, происходящая в XX в., повсюду вынесла на поверхность те или иные «элитные» группировки. Почти органическим следствием модернизации обществ, запоздавших в развитии или выбравших другой путь развития, является форми¬рование элитной группы, определяющей цели и организующей их достижение. В господствующем положении этой группы черты авторитарно-консервативной модели распознаются постольку, поскольку в стремлении группы к формированию общества проявляется высокомерие «просвещенных» и привилегированное положение тех, кто владеет централизованной властью, в сочетании с методами абсолютного господства. Конфликты, однако, возникают также между различными элитными группами (бюрократическая, политическая или военная элита и т. д.).
В политической социологии появляется все больше работ, авторы которых стремятся проанализировать проблему конфликтов отличным от упомянутых моделей способом.
Что же касается третьего варианта типизации по Бейме, основанного на так называемой модели клас¬сового конфликта, смысл его заключается в том, что политическое значение в обществе имеют, в первую очередь, конфликты между противостоящими классами и тем самым вся история — это история классовой борьбы. По мнению Бейме, такое толкование ч есть специфически суженное толкование, которое имело место как в марксистской, так и в буржуазной теории. С одной стороны, существование конфликтов свя¬зывалось только с классами, с другой стороны, одновременно с введением бесклассового общества это означало бесконфликтность. Такой упрощенный подход к Марксовой теории в конечном итоге привел к тому, что вначале в подходе Сталина доминировала доктрина постоянного обострения классовой борьбы, а затем, позднее отрицание возможности конфликтов.
Бейме исходит из того, что конфликт — это нор¬мальное состояние общества. Его формы, уровни, содержание могут изменяться, но нельзя утверждать, что с развитием общества та или иная форма окончательно исчезает.
Одним из типов политических конфликтов являются ценностные конфликты, которые характерны более для развивающихся государств с неустойчивым государственным строем. Ценностные конфликты требуют больших усилий для их урегулирования, по¬скольку трудно поддаются компромиссам (действует правило «или — или»). Ценностные конфликты — это борьба вокруг неосознанно принятых понятий о том, что является правильным или важным. Приоритетные ценности, которые являются основой политических конфликтов, — это «свобода», «равенство», «справедливость», «автономия», «терпимость» и т. д.
Вряд ли можно назвать Россию сегодня в целом развивающейся страной. Но что касается определения ее как развивающегося государства с неустойчивым государственным строем, то ряд элементов такового здесь, несомненно, присутствует. Поэтому многие конфликты вполне могут рассматриваться в России как ценностные и по форме, и по содержанию12.
Как отмечал известный американский социолог С. Липсет в книге «Консенсус и конфликт», вышедшей в 1985 г. в США, теоретики конфликтной школы от¬вергают мысль о существовании каких бы то ни было общенациональных ценностных систем. Они высту¬пают также против тезиса функционалистов о том, что системы неравенства и социальной стратифика¬ции основываются большей частью на согласии между различными компонентами общества по поводу «от¬носительной значимости позиций, статусов или ролей». Признание общих ценностных систем, пишет Липсет, еще не означает снижения уровня внутренних конфликтов. Даже ценности, принятые во всем обществе, могут на практике порождать острую борьбу, «революционное и отклоняющееся поведение». Например, общая приверженность американцев ценностным ориентациям на успех и продвижение вперед по социальной лестнице соседствует с высоким уровнем преступности и недовольства. Функциональный анализ конфликтов, внутренне присущих стратифика¬ционным системам, предполагает фундаментальное противоречие, возникающее в результате ограниченности имеющихся в обществе средств для достижения общепризнанных целей. М. Вебер и К. Мангейм, каж¬дый по-своему, пришли к выводу о существовании базового социального конфликта между ориентациями на две формы рациональности: «ценностную рациональность», касающуюся сознательной оценки целей или основных ценностей, и «целевую рациональ¬ность», относящуюся к средствам достижения поставленных целей.
Тесная взаимосвязь между двумя формами рацио¬нальности внутренне присуща всей структуре со¬циального действия. Общество может достичь рационального соотношения между целями и средствами «лишь в контексте комплекса абсолютных ценностей, которыми фиксируется и направляется поиск средств».
По Веберу, современный капитализм опирается на «ценности эффективности и производительности», которые, однако, противоречат некоторым важным ценностям Запада, таким, как ориентация на индивидуальное творчество и независимую деятельность. В этом смысле можно сказать, что западное общество основывается на внутренне присущей ему антиномии между «целевой» и «ценностной» рациональностью, которую, согласно Веберу, нельзя разрушить. Т. Парсонс, опираясь на веберовский анализ, пришел к выводу о неизбежности конфликта между теми, кто привержен «плюрализму легитимных путей достижения ценностей» и считал, что действия детерминируются интересами, и теми, кто ориентирует свою деятельность на какую-либо специфическую область (например, спасение души), которая носит абсолютный характер в том смысле, что все другие потенциальные ценности рассматриваются лишь как средства ее достижения. Связанная с первой ориентацией «целе¬вая рациональность» предполагает упор на «этику ответственности», на признание того, что «используемые средства определяют достигаемые цели». И, наоборот, связанная со второй ориентацией «ценностная рациональность» предполагает привержен¬ность «этике абсолютных» целей. Обе эти ориентации в их чистой форме внутренне присущи структурам различных групп, мировоззрения которых коренным образом различаются и противостоят друг другу.
Далее С. Липсет подчеркивает, что основные проти¬воречия между восхвалением свободного, эгалитарного общества как идеала и ограничениями, связанными с бюрократической иерархической организацией в области средств их достижения, внутренне присущи экономическому росту современного индустриально¬го общества. Этот конфликт порождает острое чувство фрустрации, особенно у образованной молодежи, которой приходится сталкиваться с харизматической «ценностной рациональностью» социального порядка. И не случайно именно университет стал символом социального конфликта.
По словам Липсета, конфликт между «ценностной» и «целевой» рациональностью лежит в основе анализа Д. Беллом главных противоречий постиндустриального общества. По мнению Белла, «конфликтные установки» часто проявляются среди творческой интеллигенции и работников культуры, отражая их желание сократить или устранить ограничения, мешающие реализации их творческих устремлений. Как таковые, они находятся в резкой оппозиции к потребностям повседневного мира, экономике, технологии, системам занятости, которые «коренятся в целевой рацио¬нальности и эффективности» основанных на «принципах расчета, рационализации труда и времени и идее прямолинейного развития прогресса».
Контркультура интеллектуалов, их оппозиция по отношению к основным ценностям и институтам, обслуживающим собственников и руководителей промышленности и политики в капиталистическом и посткапиталистическом обществе, коренятся в самом характере их труда с его ориентацией на творчество, оригинальность и открытия.
Как считает Липсет, падение уровня «ценностной рациональности» в экономике и политике явилось источником напряжения и нестабильности; влияние тех, кто связан с институтами, касающимися интеллекту¬альной сферы, резко возрастало по мере того, как система оказывалась во все большей степени зависи¬мой от знаний и уровня подготовки работников умственного труда, способных обращаться со сложной технологией и выдвигать новые идеи в области науч¬ных исследований и разработок. И хотя, как отмечает Белл, контркультурные стили жизни, вырабатываемые интеллигенцией и студентами, и поглощаются рыноч¬ной экономикой западного общества, шик культурно¬го «модернизма... сохраняет свой подрывной запал, несмотря на то, что значительная доля его абсорбируется обществом»13.
О масштабах, в которых противоречия в области культуры служат источником социальных изменений в обществе, можно судить по факту изменения прежних позиций различных классов с точки зрения их приверженности к протесту. Согласно традиционной теории классов, характерной прежде всего для марксизма, оппозиция существующему положению вещей должна прежде всего исходить из среды непривилегированных слоев населения, поскольку именно они находятся в положении эксплуатируемых. До тех пор, пока в центре внимания стоял вопрос о существующей системе распределения привилегий и благ, эгалитарные движения, выступающие за перераспределение этих благ и привилегий, пользовались поддержкой бедных и дискриминируемых слоев населения.
Теперь же наиболее критически и оппозиционно настроенные к статус-кво элементы составляют преуспевающие представители интеллигенции, работники умственного труда. В академических кругах приверженцами критического мышления являются прежде всею лица, наиболее активно вовлеченные в исследования, часто публикующиеся и работающие в самых престижных университетах. Что касается, например, преподавателей и других «передатчиков культуры», то хотя они и получают меньше, работают в менее престижных университетах и в худших условиях труда, они более консервативно настроены. Научные работники, занятые фундаментальными исследованиями, и деятели искусства в значительно большей степени, чем лица, занятые прикладными исследованиями, склонны благожелательно воспринимать «конфликтную культуру».
Анализ результатов опроса 110 наиболее крупных американских интеллектуалов показывает, что в идейно-политическом плане они занимают позиции левее основной массы академической элиты, которая в свою очередь в академической среде наи¬более критически оценивает существующее положе¬ние вещей. Подобное же исследование было проведено среди работников средств массовой коммуникации. Обнаружилось, что чем престижнее положение той или иной газеты или теле- и ра¬диостанции, тем более либеральных убеждений придерживаются ее редакторы, критики, репортеры, журналисты.
Опрос более 500 наиболее крупных представителей американского бизнеса, профсоюзов, политики, добровольных ассоциаций и средств массовой коммуникации, проведенный в 1971—1972 гг., показал, что издатели, редакторы, журналисты, репортеры были более либерально, чем все остальные группы, ориентированы по внешнеполитическим и социальным проблемам. Значительное большинство работни¬ков средств массовой коммуникации поддерживало выступления студентов и испытывало недоверие к важнейшим общественно-политическим институтам в целом. По другим данным, группы специалистов с доходом 15 и более тыс. долл. в год более склонны поддерживать изменения, чем те, которые имеют годо¬вой доход ниже 15 тыс. долл.
Аналогичное положение наблюдается и в других капиталистических странах. Как показали, например, исследования Э. Шойха, «синеворотничковые» работники, ориентированные на материальные ценности, с конца 60-х годов стали более позитивно оценивать существующую систему. Более образованные катего¬рии населения, принадлежащие к высшей прослойке «беловоротничковых» работников, проявляли тенденцию недоверия к существующим институтам и в своих политических симпатиях оказывались более левыми. Усиление веса левых в социал-демократической пар¬тии в тот период объяснялось вступлением в нее высо¬кообразованных представителей в основном состоятельных слоев населения.
Все отмеченные ценностные конфликты, согласно Липсету, коренятся, во-первых, в неуклонном расширении бюрократии с ее упором на иерархию и ограничения и, во-вторых, в росте стремлений к расширению участия в политической жизни, к свободе выбора, равенству, материальной обеспеченности и т. д.
При этом Липсет считает примечательным то, что изложенные им выше позиции во многих отношениях разделяются и представителями марксизма. Так, суммируя взгляды большого числа неомарксистских исследователей, леворадикальный социолог Р. Флэкс пришел к выводу, что оппозиция в отношении пост¬индустриального общества в значительной степени исходит от тех, чье социальное положение уже носит постиндустриальный характер, т. е. от тех групп населения, которые заняты производством и распространением знания культурных ценностей и услуг и чьи материальные потребности удовлетворены существующей системой. Другими словами, Флэкс подчеркивает неизбежность преобладания «ценностной рациональности» над «функциональной» или победы «конфликтных ценностей». Причем он, как и другие неомарксисты, находит эти тенденции среди тех же самых свободных привилегированных элементов постиндустриального общества, что и либеральные исследователи.
Однако отличие неомарксистов от других ученых состоит в том, что они считают ключевым элементом революции, приведшей к постиндустриальному обществу, «новый рабочий класс», который, по их мнению, поддерживает изменения, так как является объектом экономических и бюрократических притеснений. В действительности, утверждает Липсет, как это признает и сам Флэкс, основная масса приверженцев «конфликтной культуры» рекрутируется все же из среды наиболее удачливых и привилегированных элементов «нового класса». Другими словами, в оценке социальных изменений в постиндустриальном обществе различия между буржуазными и неомарксистскими исследователями минимальны.
Согласно Липсету, подходы к социальному неравенству различны в зависимости от того, делается ли ударение на изменениях или стабильности в социальной системе. Он считает, что различия в теоретиче¬ской ориентации в значительной степени отражают политические различия. Реформисты и радикалы рассматривают реакции против социального неравенства и социально-классовых различий в качестве источников социального изменения, теоретически с более консервативными политическими взглядами оправды¬вают все аспекты существующего порядка, подчеркивая значение функций, которые осуществляются иерархической системой во всех обществах. Озабоченность социальными переменами, как правило, связывается с проблемой социальных классов, т. е. групп, входящих в состав более крупных стратифи¬цированных образований, которые, как предполагается, действуют политически в качестве факторов изменений14.
Югославский ученый, автор монографии «Юго¬славский политический класс и федерализм» З. Леротич, рассматривая проблемы возникновения и основные характеристики политического класса, подразумевает под ним господствующий в стране слой, обладающий политической монополией. Анализируя результативность деятельности политического класса, Леротич приходит к выводу, что вследствие своей неэффективности политический класс не может ни воплотить в жизнь ценностей социализма, ни находиться в русле цивилизованного развития современных обществ. Политический класс был одинаково немощен и в построении самоуправления, и в установле¬нии господства права и закона, и в установлении консенсуса как высшей формы демократии в отношениях республик и краев15.
Если говорить о России, то возрождение и обновление общественной и государственной жизни ее народов является неотъемлемой частью общего процесса формирования гражданского общества и становления правового государства. Оно происходит в условиях непрерывной цепи конфликтов, нередко перерастающих в кризисы. Самое короткое и точное определение нашей нынешней ситуации — это многогранный конфликт. А консенсус — то, без чего наше общество просто не выживет — к нему еще предстоит прийти.

Цитируемая литература
1 См.: Человек и агрессия // Общественные науки и современность. 1992. № 2. С. 96—97.
2 Фишер Р. и Юри У. Путь к согласию. М., 1990. С. 38.
3 Несомненный научный интерес представляет в этой связи анализ подобных конфликтов, данный в книге «Межэтнические конфлик¬ты в странах зарубежного Востока». М., 1991.
4 Rothschild I. Ethnopolitics: A conceptual framework. N. Y., 1981. P. 247.
5 См.: Котанджян Г. С. Этнополитология консенсуса-конфликта. М, 1992.
6 См.: Поздняков Э.А. Системный подход и международные отношения. М., 1976. С. 89.
7 См.: Доронина К И. Международный конфликт. О буржуазных теориях конфликта: критический анализ методологии исследований. М. 1981; Тюшкевич С. А. Война и современность. М., 1986; Проэктор Д. М. Мировые войны и судьбы человечества. М., 1986.
8 Dabl Robert A. Regimes opposition. 1973. P. 22.
9 См.: Политология на российском фоне. М., 1993. С..204.
10 Kulcsar К. Politikai es Fogsrociologis. Kossuth Konyvkisdo. 1987. С. 397409.
11 Beyme К. von. Die politischen Theorien der Gegenwart. Miinchen, 1980. C. 213 —216
12 См.: Иванов В. П., Смолянский В. Г. Конфликты и конфликтология. М., 1994. С. 33.
13 Bell D. The coming of postindustrial society. N. Y., 1979. P. 477—478.
14 См.: Иванов В. Н., Смолянский В. Г. Указ. соч. С. 35 — 37.
15 См. там же. С. 37.

Глава десятая

ЭЛЕКТОРАЛЬНОЕ ПОВЕДЕНИЕ

Одним из важнейших направлений исследований, привлекающих постоянное внимание политологов и социологов, является электоральное поведение разных групп населения.
Отечественная политическая социология за короткие сроки (с момента появления реальной многопартийности и действительно свободных выборов) накопила значительный опыт. Что, конечно, не умаляет значения для нынешней исследовательской практики опыта ученых зарубежных стран.

1. Детерминация электорального поведения
Анализируя получившие значительное распространение концепции (модели) электорального поведения, целесообразно обратить внимание на следующие.
Одной из первых в этом ряду является концепция (модель) так называемого «зависимого избирателя». В рамках данного подхода эмпирически обосновано, что одним из важнейших факторов, детерминирующих электоральное решение, является идентификация избирателя с той или иной политической партией. Партийная идентификация в свою очередь связана с процессами социализации, и прежде всего юношеской социализации (точнее, партийных предпочтений родителей, семьи в целом). Здесь же существенное влияние оказывает референтная группа, а также складывающаяся традиция голосования за представителей определенной партии. При этом анализ программ, позиций кандидатов по конкретным вопросам играет существенно меньшую роль, а собственно процедура выбора не воспринимается строго рационально. Политические представления и опыт «зависимого» избирателя зачастую ограниченны и отрывочны. Характеристики происхождения и социально-экономического статуса не являются в данном случае определяющими для электорального решения. Партийная идентификация выполняет как бы двойную функцию — облегчает решение о выборе и является лакмусом, определяющим, какой из предлагаемых политик отдавать предпочтение.
В основе другой модели, получившей название модели «рационального избирателя», лежат подходы, широко распространенные в экономике. Использование идеи максимизации полезности при оценке различных вариантов решения позволяет ее сторонникам проводить параллели (хотя и весьма условные) между избирателем и потребителем; между оппозиционными партиями или лидерами и фирмами, конкурирующими за рынок товаров и услуг. По сравнению с предыдущей моделью здесь ориентации избирателя не рассматриваются как стабильные и жестко связанные с партийной идентификацией. Среди факторов, детерминирующих электоральное решение, предпочтение отдается социально-экономической ситуации, текущим политическим событиям, позициям кандидатов по конкретным вопросам. В одном из ее вариантов модель дополняется за счет роли партийного кандидата или лидера. Причем, следуя общей методологической посылке подхода, делается это, исходя из аналогии между избирателями и, например, вкладчиком, лидером и владельцем предприятий, в которые осуществляются инвестиции. В этой связи важны и история кандидата, и уровень доверия к нему, и его общая привлекательность. Обосновывается, что избиратель, принимая решение о поддержке лидера или партии, в большей мере основывается на оценке результатов их прошлой деятельности, нежели на анализе обещаний относительно будущего.
Развитием перечисленного выше является так называемая «когнитивная модель избирателя». Суть ее состоит в том, что наряду с модификацией предложенного ранее делается попытка дополнения совокупности исследуемых факторов. К ним, в первую очередь, относятся как социальный контекст, в котором происходят выборы, социокультурные традиции общества, особенности политической культуры, так и индивидуальные системы ценностей избирателей. В рамках данного подхода факторы, детерминирую¬щие электоральное поведение, представлены следующим радом показателей:
— возраст и пол избирателей, образование родителей, влияние традиций семьи;
— электоральные предпочтения родителей в юношеский период жизни избирателя;
— уровень образования, тип занятости, социальный статус избирателя;
— текущие социальные изменения, события в политической и экономической сфере, роль использу¬емых информационных источников;
— влияние супруга, друзей, членство в различных общественных организациях;
— прошлый опыт голосования;
— ценностные ориентации, место политики в системе интересов личности;
— видение избирателем прошлого и будущего;
— партийная идентификация, оценки партий и лидеров, мнения по конкретным вопросам политики.
Представляется, что не все из приведенных показателей правомерно использовать для характеристики электорального поведения в российской ситуации. Относительная непродолжительность качественно нового состояния института выборов не позволяет говорить о сложившихся традициях голосования, наличии электоральных предпочтений в юношеский период социализации, существует серьезная региональная специфика. Вместе с тем уже сегодня важными моментами выступают интерес к политике, политические ориентации, отчасти партийная идентификация. Немаловажными являются характеристики текущей экономической ситуации, социально-политический контекст выбора, отношение к образу конкретных политиков. Исследователями зафиксированы определенные различия в поведении избирателей, связанные с социально-демографическими и профессиональными особенностями. Видимо, динамика процессов в классово-групповой структуре будет все более сказываться на содержании этих зависимостей.
Если говорить о наиболее общих чертах выборов в СССР/России 1990—1991 гг., то они во многом определялись «протестной составляющей» существовавшей на тот период политической культуры. Кроме того, немаловажной была принадлежность кандидата и со¬ответственно общая направленность предпочтений избирателя того или иного блока политических сил, партий, организаций. Сошлемся в этой связи на наблюдения и выводы исследователей выборов последних лет.
Так, характеризуя содержание программ кандидатов на выборах 1989 г. (которые в известной мере предполагали и формировали определенный тип вос¬приятия избирателей), зачастую отмечается их поразительная схожесть. Большинство из них сводилось к «стандартному набору лозунгов, почерпнутых из перестроенных газет: «Вся власть Советам!», «Долой начальников, аппаратчиков и их привилегии!», «Накормим страну!», «Масло вместо пушек!», «Экология», плюс несколько призывов местного значения. Чрезмерно большую роль играли личностные характеристики кандидатов, а то и вовсе случайные обстоятельства». Как показал опыт первых опросов, можно выделить четыре основных фактора, определяющих выбор избирателей. Среди них: социально-профессиональный статус кандидата, его политическая декларация (программа), партийность и, наконец, его личностные качества (точнее, тот личностный образ, который кандидат создает в сознании избирателя). Судя по некоторым исследованиям, существенную роль играл именно личностный фактор.
На основе эмпирических данных исследователи выделили фазы принятия решения о голосовании: решение созрело после того, как избиратель узнал, кто будет кандидатом (кандидатами) в округе, и познакомился с биографией (20%); после знакомства с программами депутатов (22%); после знакомства с материалами о кандидате в прессе, репортажах радио и телевидения (15%); после встречи с кандидатом (10%); после знакомства с агитационными листовками, плакатами (7%); решение пришло непосредственно на избирательном участке (20%)1.
Интересными, на наш взгляд, являются эмпирические закономерности, выявленные в ходе повторных голосований. В целом повторное голосование вносило в результаты немало хаоса, в котором проглядывалось все же усиление позиций победителя первого тура: он наращивал преимущество, отвоевывал у соперника участок за участком. По-видимому, голосовавшие за соперника зачастую оставались в ра¬зочаровании дома, а сторонники остальных соперников отдавали голоса победителю первого тура, следуя инстинктивной привычке идти за лидером. При слабости идеологических размежевании кандидатов такое поведение избирателей выглядит вполне понятным2.
Анализируя выборы-89 и -90 на массиве Москвы, исследователи сделали следующий вывод. «Весной 1990 г. предпочтения москвичей относительно кандидатов в народные депутаты были те же, что и весной 1989 г. Однако критерий социальной справедливости, неподкупности, некоррумпированности кандидата, оставаясь крайне важным для избирателей, переместился на второе место, уступив компетентности. Еще одним новым и важным моментом избирательной кампании в 1990 г. по сравнению с весной 1989 г. стало появление предвыборных блоков. Если еще в начале кампании москвичи не обращали особого внимания на принадлежность кандидатов к той или иной официальной или неофициальной политической организации, то после опубликования «Демократической Россией» избирательных списков ситуация изменилась. Принадлежность к тому или иному блоку стала определять выбор избирателей. Значительно упали шансы независимых кандидатов»3.
На политический выбор москвичей серьезное влияние оказали информационные источники, определявшие среди прочего электоральное решение. Респонденты называли следующие основные источники информации о кандидатах: 1) пресса, радио, телевидение; 2) листовки, плакаты, другие агитационные материалы; 3) выступления самих кандидатов; 4) рассказы друзей, знакомых4.
Важным фактором оказалось местожительство кан¬дидата. Около 70% московских избирателей предпочли видеть депутатом жителя своего района. Причем это относилось не только к выборам в райсовет, но и в Моссовет и даже в парламент России. Люди пред¬почитали кандидатов, которых они знают лучше, что называется, в лицо. Это должен был быть если уж не житель, то по крайней мере работающий в районе; знакомиться с кандидатом избиратели также предпочитали лично: на встречах или хотя бы в теледебатах. Газетные публикации или листовки оказывали значительно меньшее воздействие, поскольку люди не верят в беспристрастность прессы. Мужчины-кандидаты пользовались предпочтением по сравнению с женщинами5.
В ряде избирательных округов при множестве зарегистрированных претендентов населению трудно было определить свои предпочтения. Особые сложности возникали там, где среди кандидатов не нашлось известных, популярных либо «сенсационных» личностей. В этой ситуации особое значение приобретало предпочтение предвыборных программ. Выборочные исследования показывали, что позитивное отношение к предвыборной платформе — потенциально сильный фактор, способный привлечь внимание даже к непопулярному кандидату. Развитие демократического процесса выдвигает в качестве субъектов политической борьбы политические партии, движения, блоки. Эмпирические данные свидетельствуют о не конкурентоспособности индивидуальных программ по сравнению с платформой определенного политического течения. По мнению специалистов, в дальнейшем возрастет значение не столько программы конкретного лица, претендующего на депутатское кресло, сколько его умение обосновать и защитить позицию определенного политического течения6.
В заключение несколько подробнее следует сказать об уже отмечавшемся важном факторе электорального поведения — личностных качествах кандидата.
Для того чтобы предсказать, кто из кандидатов в де¬путаты будет популярен у населения, необходимо вы¬явить порожденный массовым сознанием специфиче¬ский «образ предпочтительного депутата», раскрыть содержание личностных стереотипов, определить ту систему значений, категориальную сетку, при помощи которой избиратели вычленяют в политике значимые для себя признаки. Сравнивая результаты разных экспериментов, проведенных в преддверии избирательной кампании в Москве в 1990 г., исследователи пришли к следующим выводам7.
В случае, когда конкретный народный депутат (или кандидат в депутаты) еще не известен избирателю, наиболее важными (информативными) для последнего являются «внешние» характеристики депутата, такие, как «личное обаяние», «коммуникативные свойства», «понятность» («простота»), определенная (небольшая) «оригинальность».
При восприятии депутатов (кандидатов), которые в той или иной степени уже известны респондентам, главную роль играют морально-нравственный фактор, объединяющий такие личностные качества, как «критичность», «принципиальность», «ответственность», «властность» (последнее чаще выступает как негативный признак), и профессионально-деловой фактор, включающий «конструктивность» «рациональность», «новаторство», «профессиональные знания». При этом значение профессионально-деловых качеств все-таки несколько уступает значению качеств морально-нравственных.

2. Электоральная активность
Электоральная база политических партий и движений 1993—1995 гг. К началу 90-х годов выборы приобретают новые черты. Одной из них является многопартийность. Безусловно, что несформированность и неосознанность социальных интересов как главной основы существования партий не дает возможности говорить о развитой системе партий в современной России. Тем не менее тенденция постепенного складывания партийной политики в нашей стране налицо. Одним из проявлений этого были выборы 1993—1995 гг., которые проходили по партийным спискам.
Следует заметить, что отношение населения к деятельности политических партий может проявляться в связи с двумя различными состояниями последних. Во-первых, можно говорить об информированности и поддержке партий вообще; во-вторых, можно рассматривать партийные предпочтения в связи с поведе¬нием электората на очередных выборах. Остановимся на каждом из этих моментов подробнее.
В последнее время уровень информированности населения о политических партиях, движениях был невысоким. Об этом свидетельствуют данные табл. 1.
На фоне невысокой в целом информированности обращает на себя внимание рост этого показателя во всех регионах в течение 1992—1994 гг. Вероятно, это может быть связано с постепенным развитием партийных структур и определенным (хотя и весьма раз¬личным по объему) информационным обеспечением, которое наиболее влиятельные партии и движения получили в ходе кампании по подготовке и проведению выборов в Думу в 1993 г.
Невысоким оказался уровень поддержки наиболее известных на период исследований партий и движе¬ний (см. табл. 2).

Таблица 1. Распределение ответов на вопрос: «Знакомы ли Вы
с программами политических партий и общественных движений,
действующих в Вашем городе?»
(в % от числа опрошенных)

Информированность о про¬граммах политических партий
Да Нет
Москва
1992
1993
1994
1995

13
26
34
30

87
71
64
67
Петрозаводск
1992
1994

12
22

86
76
Ставрополь
1992
1993
1994

9
20
21

89
78
76
Якутск
1992
1994

14
23

83
71

Таблица 2. Распределение ответов на вопрос:
«Какие из перечисленных ниже партий, общественно-политических
движений Вы поддерживаете?*
(в % от числа опрошенных)

Партии и движения:
Либерально-демократической ориентации (движение «Демократическая Россия», «Движение Демократических реформ», «Москов¬ская трибуна» и др.) 15%

Социалистической и коммунистической ориентации (движение «Трудовая Россия», Социалистическая партия трудящихся, РКПР, Движение «Единство» и др.) 6%

Патриотической ориентации (Российское народное собрание. Российский общенародный союз, РХДД, движение «Отечество», партия «Возрождения» и др.) 3%

Никого не поддерживали 72%

* Данные для Москвы на май — июнь 1992 г. В отличие от столицы в регионах России уровень поддержки либеральных сил оказался в 1,5 — 2 раза ниже. К середине 1993 г. положение существенно не изменилось: уровень поддержки пар¬тий остался примерно прежним, а не поддержали ни одну из партий 73% опрошенных.
Необходимо отметить, что такие показатели политического участия, как интерес к политике, уровень информированности и степень поддержки тех или иных, партий и движений, оказываются весьма тесно взаимосвязанными в статистическом плане.
Рассмотрим особенности электоральной базы поддержки наиболее известных политических блоков и движений. В этой связи обратимся к массиву данных исследования городского населения РФ, проведенного научно-исследовательским центром «V-Ratio» в июле — августе 1995 г. (автор был научным руководителем данного проекта). Исследование было представительным для городов с населением более 500 тыс. человек всех территориально-экономических зон РФ: Санкт-Петербург (Северо-Запад), Москва (Централь¬ный регион), Нижний Новгород (Волго-Вятский ре¬гион), Воронеж (Центральное Черноземье), Волгоград (Поволжье), Ростов-на-Дону (Северный Кавказ), Екатеринбург (Урал), Новосибирск (Западная Сибирь), Красноярск (Восточная Сибирь), Владивосток (Дальний Восток). Далее анализировался агрегированный массив городского населения с числом опрошенных N=7994. В табл. 3 приводятся социально-демографические характеристики избирателей, собиравшихся поддержать те или иные партии на очередных парламен¬тских выборах. Перечень партий мы ограничиваем избирательными блоками и объединениями, преодо¬левшими на выборах в Думу в 1995 г. 5%-ный барьер.
Применительно к перечисленным в таблице партиям и движениям можно говорить об их как общих, так и особенных чертах. С одной стороны, общим является наличие среди их электората представителей всех без исключения социально-демографических групп, т. е. партийно-политические предпочтения являются признаком глубокой внутригрупповой дифференциации. С другой стороны, можно выделить не¬сколько наиболее ярких социально-демографических особенностей электората отдельных партий и движений.
Для электората Либерально-демократической партии очевидно большее преобладание по сравнению с другими партиями мужчин, лиц со средним об¬разованием, рабочих, а также респондентов из «моло¬дых» возрастных групп. Среди избирателей «Яблока» больший удельный вес занимает молодежь. Двумя наиболее яркими чертами электората этого движения были: существенное преобладание по сравнению с другими партиями и движениями лиц с высшим и неполным высшим образованием, а также женщин. Состав избирателей «Яблока», так же как и сторонни¬ков «Нашего дома — России», характеризуется относительно высокой долей среди них руководителей. Электорат этих движений оказывается несколько более обеспеченным в материальном плане по сравнению с двумя другими партиями. Среди поддерживающих КПРФ больший удельный вес старших возрастных групп.
Качественно новое измерение политического пространства, которое связано с перестройкой и последующими реформами, не может не влиять на про¬цессы политической социализации граждан — того, как люди оказываются включенными в политическую систему. Однако относительная непродолжительность этого периода позволяет говорить пока о том, что только для меньшей части из ныне живущих граждан их политическая социализация приходилась целиком на пореформенный период. Вместе с тем каждое поколение несет на себе отпечаток специфических исторических условий, в которых происходило их становление. Возникает вопрос, каким образом отличия политических поколений современной России сказы¬ваются на электоральной поддержке партий и движений?

Таблица 3. Социально-демографическая структура электората
политических партий и движений
(в % от числа опрошенных в отдельной
социально-демографической группе)

«Наш дом — Россия» ЛДПР
«Яблоко»
КПРФ

По полу:
мужчины
женщины
42,1
57,9
62,8
37,2
38,2
61,8
43,6
56,4
По возрасту:
до 29 лет включительно
30-49 лет
50 лет и старше
18,6
34,5
46,9
23,2
38,2
38,6
21,3
40,8
38,0
6,9
28,4
64,6
По образованию: среднее
среднее специальное н/высшее, высшее
26,1
25,1
48,8
36,8
29,1
34,1
17,7
23,0
59,2
30,4
26,8
42,8
По роду занятий: руководители (пред¬приятий, подразделений) специалисты (с высшим или сред. спец. образо¬ванием) служащие (из числа технич. или обслуж. персо¬нала)
рабочие
учащиеся, студенты пенсионеры
11,7

24,4

10,4

15,0
7,1
31,4
6,7

24,7

11,9

23,3
9,7
23,6
12,6

35,2

10,6

13,1
8,1
20,4
8,3

23,7

7,1
15,1
3,3
42,6
По уровню дохода: очень высокий
высокий
средний
ниже среднего
очень низкий
2,4
16,3
39,8
28,4
10,5
3,4
12,3
36,0
32,1
11,1
2,7
16,2
42,7
27,6
8,4
1,4
7,6
30,6
39,1
19,2

По мнению авторов, занимающихся политической: психологией, среди разных возрастных групп, участ¬вующих в политическом процессе в России сегодня, можно выделить несколько когортных групп8. При этом первичная социализация так или иначе сказывается на особенностях политического сознания и пове¬дения их членов. На основе наших данных мы поста¬рались выявить отличия когорт в связи с отношением к партиям и движениям. Данные об этом содержатся в табл. 4.

Таблица 4. Возрастные когорты в электорате политических партий и движений*
(в % от числа опрошенных в отдельной
социально-демографической группе)


Наш дом — Россия» ЛДПР
«Яблоко»
КПРФ

16-18-летние (1977-1982) - «дети перестройки» 2,5
4,9
2,0
0,8

18-25-летние (1969-1977) - поколение позднего застоя 13,7
15,5
15,3
5,3

25-35-летние (1959¾19б9) - брежневская эпоха 16,8
19,4
20,0
8,2

35-45-летние (1949- (1959) - дети хрущевской оттепели 16,8
19,2
21,1
17,6

45-55-летние (1939-1949) - послевоенное поколение 15,5
16,3
16,3
21,1

55-65-летние (1929-1939) - дети войны, шестидесятники» 15,1
14,3
14,2
22,7

65-85-летние (1909-1929) - ровесники революции и гражданской войны 19,5
10,4
11,0
24,0

* Поскольку в исследовании принимали участие респонденты в возрасте от 16 лет и старше, то не были включены в рассмотрение представители когорты 1 — 12-летних (1982 —1995) — «постсоветских детей», а также лишь часть когорты 13—18-летних (1977 —1982) — «детей перестройки». Возрастные границы когорт приводятся в предложенной психологами авторской редакции9. Для соблюдения правил расчетов первая цифра границы увеличивалась на единицу.

Приведенные данные позволяют уточнить возрастные особенности электоральной поддержки. Так, ЛДПР поддерживала самая молодая когорта избирателей. Активность поддержки «Нашего дома — России», ЛДПР, «Яблока» в возрастных когортах 25—65-летних была практически идентичной. Рост поддержки КПРФ начинается с когорты 35—45-летних. Обращает на себя внимание активная поддержка движения «Наш дом — Россия» в самой старшей возрастной когорте.
Наряду с рассмотренными выше обстоятельствами на решение избирателей серьезное влияние оказывают индивидуально-личностные черты кандидата. Результаты наших исследований в Москве позволяют сделать несколько замечаний по этому вопросу.
Анализ настроений избирателей в связи с построением идеального образа кандидата в 1993 г. показал, что наиболее предпочтительным для большинства был возраст депутата до 50 лет. Среди занятий кандидата, которые при прочих равных условиях были бы предпочтительными для избирателей, чаще всего на¬зывали профессию юриста. Второе место по предпочтительности занимали несколько видов деятельности — «политический деятель», «ученый» (чаще всего «экономист»), «предприниматель, бизнесмен». Другие виды деятельности оказались значительно менее популярными. Большая часть электората склонялась в сторону среднего или высокого материального достатка депутата. При прочих равных условиях две трети избирателей отдавали предпочтение кандидату со средним достатком или выше среднего.
Результаты исследования 1995 г. позволили уточнить те характеристики кандидатов в депутаты, которые учитывались москвичами в первую очередь. Первое место в ранжированном ряду занимала такая категория, как честность (57,6%). Затем следовали: образование (35,2%), политические ориентации (24,6%), опыт работы во властных структурах (17,9%), возраст (16,4%), национальность (13,5%), широкая известность (8,556). Показательно, что такая личностная черта, как честность кандидата, занимала устойчивое лидирующее положение и ранее.
В этом плане показательными будут результаты исследования, задающие структуру восприятия образа желательного кандидата на личностном уровне. В качестве эмпирических индикаторов использовались категории обыденного сознания. Последние фиксировались при ответах на открытый вопрос: «Какие личные качества кандидата для Вас особенно важны? (Назовите не более трех)». (Данные 1993 г.)
После объединения сходных по своему содержанию вербальных оценок в соответствующие базовые категории их ранжированный ряд выглядит следующим образом:
(49%) честность: неподкупность, чистая совесть, «чистые руки», бескорыстие;
(30%) интеллигентность: культурность, порядочность, «не наглость», сдержанность;
(22%) компетентность: профессионализм, опыт в делах, «не словоблудие»;
(17%) человечность: гуманизм, любовь к людям, способность к состраданию, сочувствие;
(17%) интеллект: ум, образованность, знания;
(11%) энергичность: деятельность, напористость, решительность, деловая хватка;
(8%) принципиальность: умение отстаивать свою точку зрения, твердость, последовательность, верность своим убеждениям;
(8%) верность своим избирателям;
(5%) справедливость;
(4%) патриотизм;
(4%) предсказуемость: старание, исполнитель¬ность, дисциплинированность;
(4%) рациональность: рассудительность, взвешен¬ность, здравый смысл;
(2%) коммуникабельность: контактность.
Перечисленные качества респонденты называли в определенных сочетаниях. Возникает вопрос, какие типы сочетаний качеств депутата являются наиболее распространенными? Другими словами, какой тип восприятия качеств депутата доминирует среди электората, или существует несколько таковых?
Результаты многомерной классификации с помощью процедуры кластерного анализа свидетельствуют о существовании типов восприятия личных качеств депутата. Их правомерно объединить в несколько основных групп:
Группа 1 (36—40%). Ведущее качество — честность в вариантах сочетаний с принципиальностью, компетентностью, интеллигентностью.
Группа 2 (15—18%). Ведущее качество — человечность в вариантах сочетаний с честностью, интеллектом.
Группа 3 (7%). Ведущее качество — преданность избирателям.
Группа 4 (12—15%). Ведущее качество — компетентность в вариантах сочетаний с энергичностью.
Группа 5 (10—14%). Ведущее качество — интеллигентность в вариантах сочетаний с интеллектом.
Поскольку в ходе анализа мы опирались на исследования городского населения, то, естественно, из поля зрения выпал вопрос об особенностях голосования в зависимости от места жительства. Дополнить картину мы сможем, опираясь на результаты репрезентативного исследования как городского, так и сельского населения10. Исследование проводилось в 35 субъектах РФ в 1993 г. При этом обращает на себя внимание беспрецедентно большое для мировой и отечественной практики число опрошенных N = 35090.
По мнению исследователей, представители различных групп политических ориентации находятся в соизмеримом соотношении во всех типах поселенческой структуры. Политической пропасти между этими структурными типами не существует. Представительство всех без исключения кластеров «крыла реформ» нарастает в направлении от села к крупному городу. Основной кластер оппозиционного крыла, как и крыло в целом, заметно расширяется в обратном направлении — от крупного города к селу. Аналогичная тенденция прослеживается и в отношении «болота».
Электоральная активность населения. Перейдем теперь к рассмотрению такой поведенческой составляющей политической культуры, как участие в выборах и референдумах. В табл. 5 приводятся данные об активности участия избирателей в подобных мероприятиях в России в целом и в Москве за период 1989-1995 г.11
Таким образом, для российского населения в целом характерен достаточно высокий уровень участия. Для определения специфики проявления активности в различных социально-профессиональных и демографических группах населения рассмотрим результаты исследования городского электората РФ. В табл. б содержатся распределения ответов на вопрос о готовности респондентов участвовать в декабрьских 1995 г. выборах в Думу и Совет Федерации в различных социально-демографических группах. Напомним, что исследование проводилось в июле — августе 1995 г. среди городского населения РФ.
Различия в установках на участие в голосовании прежде всего связаны с таким индикатором, как возраст. Более молодые потенциальные избиратели оказываются более пассивными. В возрастных группах до 35 лет собирались участвовать в выборах в 1,3-1,5 раза меньше респондентов, чем в более старших возрастных группах. Несколько более активными в своих электоральных намерениях оказались лица с высшим образованием, а также мужчины. Дифференциации активности в участии в выборах в связи с доходом не наблюдается. Заметим, что нарастание избирательной активности с возрастом отмечалось и в других наших исследованиях. На эту тенденцию указывали специалисты и других научных центров12.

Таблица 5. Активность избирателей РФ
(в % от числа имеющих право голосовать)

1989 1990 1991 1991 1993 1993 1995 1996
Выборы ВС
СССР
Выборы ВС России

Референдум о сохранении
СССР
Президентские выборы Референдум о доверии Президенту и ВС

Выборы и референдум о Конституции РФ
Выборы в Законодательное собрание

CO
Президентские выборы

Российская
Федерация в целом

83,47 64,2
67,95
66,79
63,74
53,48
64,2
69,7
Москва

87 77 75,2 76,66 64,08 54,34
52,44
68,9

Существуют ли особенности принятия решений об электоральной поддержке? По всей видимости, есть смысл говорить как минимум о двух качественно различных группах электората, каждой из которых присущи свои механизмы электоральных решений. Первую группу условно назовем «активными» избирателями. Ее составляют люди с достаточно выраженными политическими предпочтениями, знакомые в той или иной мере с программами политических партий и движений. По данным различных исследований, проведенных в Москве в 1993—1995 гг., доля ориентирующихся в сфере политики людей составляет от 20 до 30% от всего потенциального электората.
Вместе с тем репрезентативные исследования в Москве в июле — августе 1995 г. показывали, что уже тогда собирались принять участие в декабрьских выборах в Государственную Думу 47% респондентов. По мере приближения выборов число потенциальных участников голосования возрастало. Таким образом, правомерно говорить о второй значительной группе избирателей, политические предпочтения которых выражены менее явно. Назовем их условно «пассивными» избирателями.
Механизмы электоральных решений представителей первой и второй групп избирателей являются, по всей видимости, различными. «Активные» избиратели оказываются в этом смысле более прогнозируемыми, их решения скорее всего определяются конкретными идеологическими ориентациями и рациональной реакцией на текущие события в политической и социально-экономической жизни. Вторая группа, т. е. «пассивные» избиратели, видимо, более подвержены влиянию широкого спектра факторов самого различного порядка, начиная от эффективности пропагандистских компаний до ситуации голосования на конкретном избирательном участке.

Таблица 6. Ориентации на участие в декабрьских 1995 г.
выборах в Думу и Совет Федерации
(данные в % от числа опрошенных в группе)

Готовность участия в выборах
«Да, собираюсь» «Нет, не собираюсь» «Еще не решил», затрудняюсь ответить
Возраст:
16-24 лет
25-34 лет
35-44 лет
45-54 лет
55-64 лет
65 лет и старше
34,9
32,9
39,3
52,2
56,4
62,8
25,5
25,0
23,0
10,4
12,8
11,6
39,6
42,1
37,8
37,4
30,9
25,6
Пол:
мужской
женский
53,3
42,9
16,6
19,0
30,1
38,1
Образование:
среднее
среднее специальное высшее
39,2
40,2
54,9
24,8
19,1
13,5
36,0
40,7
31,6
Уровень дохода: высокий
средний
низкий
45,3
46,6
48,6
25,0
14,9
17,3
29,7
38,6
34,1

В заключение остановимся кратко на временных характеристиках принятия электоральных решений. Показательными в этом плане являются следующие данные, зафиксированные на репрезентативной российской выборке в декабре 1993 г.13
Вопрос: «Вспомните, пожалуйста, когда Вы приняли решение, за какую партию Вы будете голосовать?» Ответы: «как только был объявлен список партий, участвующих в выборах» (17%); «как только началась рекламная компания по телевидению» (16%); «примерно за неделю до выборов» (16%); «в день выборов» (10%); «затрудняюсь ответить» (10%); «не принимал участия в голосовании» (31%).
По мнению других авторов, общая тенденция здесь такова: за неделю до выборов от трети до половины всех типологических по политическим предпочтениям групп избирателей еще не решили для себя, за кого они будут голосовать14. Итак, даже эти ограниченные данные показывают, что временные рамки принятия электоральных, решений оказываются для различных избирателей не одинаковыми. Это свидетельствует о необходимости учета самого широкого спектра факторов при изучении механизмов электоральных решений.

Цитируемая литература
1 См.Комаровский В.С. .Типология избирателей //Социс. 1990. № 1.
2 См.: Весна 89. География и анатомия парламентских выборов. М., 1990. С. 234.
3 Демидов А. Москвичи о выборах // Социс. 1990. № 10.
4 СМ.: Демидов А. Секреты избирателей // Социс. 1989. № 5.
5 См.: Демидов А. Москвичи о выборах // Социс. 1990. № 10.
6 См.: Назарчук Е.Я. Методы социологического анализа предвы¬борных программ // Демократические институты в СССР: проблемы и методы исследований. М., 1990.
7 См.: Кочанов Ю. Д., Задорин И. В. Структура личностного образа народного депутата в сознании избирателей г. Москвы // (Там же.)
8 Гозман Л. Я., Шестопал Е. Б. Политическая психология. Ростов н/Д, 1996. С. 169.
9 Там же.
10 Туманов С. В., Бурыкин И. Г. Электорат России в 1993 г. // Социс. 1995. № 9.
11 Российские регионы накануне выборов-95. М., 1995
12 См., напр.: Горшков М. В чем оказались правы социологи // Независимая газета. 1996. 20 июня.
13 Ослон А., Петренко Е. Факторы электорального поведения: от опросов к моделям // Вопросы социологии. 1994. Вып. 5.
14 Туманов С.А., Бурыкин Я.Г. Указ. соч. С. 18.

Глава одиннадцатая

СОЦИАЛЬНОЕ ПАРТНЕРСТВО

Проблема социального партнерства длительное время не привлекала к себе большого внимания. В советское время работы западных исследователей, содержавшие ее теоретическое обоснование, рассматривались главным образом как попытки «апологетов капитализма» и разного рода соглашателей в рабочем движении девальвировать марксистскую теорию классов и классовой борьбы и заменить ее концепцией сотрудничества труда и капитала. При этом последняя оценивалась как реакционно-утопическая, разрабатываемая по социальному заказу буржуазии.
Как общественный феномен социальное партнерство сравнительно молодо. В качестве эффективного средства регулирования отношений между большими группами и слоями населения, в частности между предпринимателями (работодателями), наемными работниками и государством, оно стало использоваться на Западе лишь в последние десятилетия, в России и того позднее — с начала 90-х годов. Правда, отдельные идеи и положения, связанные с согласием, сотрудничеством и гармонией в обществе, высказывались и значительно раньше как западными, так и отечественными учеными и общественными деятелями. Однако реализовать их на практике не представлялось возможным ввиду неготовности общества к их вос¬приятию и использованию.

1. Труд и капитал: возможно ли партнерство
Термин «социальное партнерство» происходит от латинского socialis — товарищеский, общественный и французского partenaire — компаньон. Он представляет собой неконфронтационный способ регулирования общественных, социально-трудовых отношений между большими группами и слоями населения, в частности между предпринимателями (работодателями), наемными работниками и государством.
Согласно западной концепции, социальное партнерство в идеологическом аспекте призвано способствовать смягчению противоречий между работодателями и наемными работниками на основе равноправного сотрудничества, интегрировать трудящихся в систему рыночных отношений. В политическом аспекте социальное партнерство направлено на одобрение трудящимися политической власти данного общества. В экономическом плане социальное партнерство предполагает материальное и моральное стимулирование заинтересованности наемных работников в росте темпов производства, производительности труда во имя обеспечения условий дальнейшего роста прибыли работодателей, государства, а также повышения жизненного уровня самих трудящихся. Многомерность процесса социального партнерства предполагает оптимизацию отношений между действующими в стране общественными силами.
Чтобы наиболее развитым в экономическом, политическом и социальном отношениях странам прийти к отказу от использования в качестве регулятора совместной деятельности людей отношений жесткого господства и экономического принуждения, потребовалась целая эпоха исторического развития. Во-первых, потому что такого рода отказ и утверждение социальных партнерских отношений невозможны без демократизации всех сторон жизни общества, без господства закона и соблюдения на практике прав человека. Во-вторых, при авторитарных режимах не могут устанавливаться действительно равноправные партнерские отношения в обществе.
В новой и новейшей истории отношения между капиталистом (работодателем) и наемным рабочим в основе своей определялись противоположностью их коренных интересов в условиях и оплате труда, уровне жизни в целом. При этом классовая борьба была не придуманной, а объективно-естественной формой разрешения возникающих между ними противоречий.
Еще каких-нибудь 30—35 лет назад Запад буквально содрогался под ударами мощного забастовочного движения рабочего класса, выдвигавшего перед работодателями и правительствами серьезнейшие со¬циально-экономические требования.
В настоящее время классовая борьба в ее крайних проявлениях на Западе перестала быть эффективным средством разрешения возникающих в обществе про¬тиворечий. Во всем мире наблюдается тенденция к снижению забастовочного движения.
Собственно, термин «социальное партнерство» появился в период первой мировой войны. Рождение теории социальных реформ было вызвано обострени¬ем противоречий между трудом и капиталом. Она должна была стать противовесом теории классовой борьбы, претендовавшей с середины ХIX в. на роль главного регулятора исторического процесса. Изначально концепция социального партнерства, как наиболее приемлемая форма социального взаимодействия в индустриальном обществе, опиралась на этику Л. Фейербаха, на концепцию «гармонизации отношений» Л. Блана и П. Прудона, на идеи Ф. Лассаля и др. 3 теоретиков социал-демократического пути развития. Эти идеи были солидарны со взглядами Э. Бернштейна и таких представителей либерального реформизма, как М. Вирт, О. Михаэлис и др. Начиная с 60-х годов XIX в. поиски основы для хотя бы частичного примирения классовых интересов осуществлялись и в среде марксистов. К примеру, Ф. Лассаль включил в 1863 г. в устав Всеобщего германского рабочего союза положение об уничтожении всех существующих в обществе классовых противоречий на основе всеобщего избирательного права.
Ленинскую концепцию НЭПа как программу, рассчитанную на «долгое развитие» российского общества, вполне можно рассматривать в качестве экономической основы эволюции на базе сотрудничества различных социальных слоев. В. И. Ленин, столкнувшись с трудностями социалистического переустройства общества, представлявшего собой нагромождение оставшихся от прежней власти отношений, искал пути к консолидации общества, исходя из необходимости его переустройства на новых, социалистических началах. Базу такой консолидации он видел в первую очередь в преобразованиях в сфере экономики, в развитии современного индустриального про¬изводства и сельскохозяйственной кооперации.
Всякий предприниматель, владелец или руководитель предприятия всегда был и остается заинтересованным в том, чтобы на его фабрике или предприятии коллективы работали в условиях социального мира, без конфликтов и забастовок. Еще в прошлом веке работодатель как на Западе, так и в России, часто не имея возможности удовлетворить требования всех рабочих, шел, дабы не снижать массу прибыли, на договоренность и создание некоторых привилегий для части из них. Именно так среди наемных рабочих возник слой, который стал называться «рабочей аристократией».
В настоящее время цивилизованное достижение успеха в социальной и политической сферах мыслится в контексте продолжения и расширения масштабов партнерства. В основу партнерства в узком смысле закладывается принцип сотрудничества в каких-то от¬дельных областях производства, сферах деятельности. Идеи партнерства в широком смысле пронизывают всю систему общественных отношений, и главным образом в реализации власти.
Задолго до разработки теории социального партнерства было замечено, что в обыденном сознании людей превалируют принципы компромисса, сотрудничества и партнерства, а не конфронтации.
На смену антагонистическому принципу все больше приходит консенсусный принцип. Он предусматривает не только необходимость понимания и признания обоснованности интересов противоположной стороны, но и ее восприятие в качестве реалии общественного развития, с которой нужно считаться. Консенсус — это не просто уступка, это компромисс на основе приемлемого для большинства сторон развития сотрудничества ради достижения общей цели.
Семантически консенсус означает «согласие». Необходимо иметь в виду, что культура достижения со¬гласия формируется постепенно. Вначале на основе выработки норм сосуществования несогласных, несогласных в частном, но принципиально согласных в главном. Так, например, стороны могут иметь единую цель, но придерживаться разной тактики ее достижения.
Нередко компромисс ошибочно отождествляется с соглашательством и бесхребетностью. На самом деле политика, как любое серьезное дело, невозможна без компромисса. Задача компромисса не в установлении «гармонии», а в выработке посредством демократических процедур и диалога взаимоприемлемых для большинства решений. Этому служит политика социального партнерства, стремящаяся вводить существующие и возникающие противоречия и конфликты в русло цивилизованных, гуманных и справедливых отношений.
На протяжении семи десятилетий универсальный принцип «единства человеческого рода» перечеркивался традиционной социалистической концепцией антагонистических классовых интересов, а отношения социальных групп рассматривались с позиций классовой борьбы. Считалось, в частности, что выигрыш одного класса автоматически вел к проигрышу другого.
Консенсусный принцип не предусматривает отказа от борьбы или от кардинальной смены собственных взглядов и позиций. Он объективно обусловливает признание необходимости существования и наличия другой стороны, законности ее интересов, взглядов, позиций и целей. Такое понимание консенсуса предполагает, что каждая из беспокоящихся о собственных интересах сторон должна помнить о существовании и правомерности интересов противоположной стороны. Без этого трудно достичь согласия и вза¬имопонимания в разрешении проблем взаимодействующих сторон. Вот почему консенсус — это компромисс, предполагающий необходимость поступиться частью собственных интересов и предпочтений в пользу другой стороны ради достижения общего согласия и мира в коллективе, регионе, обществе в целом.
На важность консенсусного подхода к решению острых социальных проблем указывали многие ученые и политические мыслители еще во второй поло¬вине XIX в. Так, Ч. Дарвин, К. Кесслер, П. Кропоткин связывали развитие общества не столько с борьбой, сколько со взаимопомощью. По их мнению, человек и человечество смогли выжить и развиваться благодаря взаимопониманию, согласию и взаимной поддержке, а не потому, что «зубами и когтями» вырывали последний кусок у своего ближнего. «Закон взаимной помощи имеет гораздо большее значение, чем закон взаимной борьбы»1. Иными словами, взаимопомощь обеспечила выживание и развитие не только человека, но и общества в целом.
Ценность консенсусного принципа, в том числе и в системе социального партнерства, в том и состоит, что он предполагает разрешение социальных и поли¬тических конфликтов путем согласия, компромисса и взаимопомощи. Такая возможность существенно расширилась благодаря достижениям научно-технической революции. Консенсусный принцип открыл новые позитивные возможности для реализации со¬циальных партнерских отношений в Западной Евро¬пе, Америке и Японии.
Многомерность процесса социального партнерства предполагает оптимизацию отношений между действующими в обществе силами. Механизм консенсуса в рамках этого общественно-политического явления следует рассматривать как универсальный демократический путь. При этом, как предполагает Дж. Сартори, возможно выделение основного консенсуса, или консенсуса по основополагающим моментам, который является стимулирующим, хотя и необязательным, усло¬вием демократии2. Это консенсус, который демократия может приобрести в качестве целевого результата. Напротив, процедурный консенсус, и прежде всего консенсус в отношении правил разрешения конфликтов, является необходимым условием, фактической предпосылкой демократии. Этот консенсус — начало консенсуса социального, начало демократии, начало социального партнерства.
Сохранение «социального консенсуса» и разрешение конфликтных ситуаций путем согласований и соглашений служат необходимыми предпосылками социального партнерства.
В последнее десятилетие социальное партнерство нередко приобретает форму «конфронтирующего партнерства». Это связано с тем, что вызванный научно-технической революцией процесс модернизации, как правило, сопровождается кризисами, затрагивающими экономику, финансы и духовную сферу. На этом витке развития происходит обострение социальных противоречий, наблюдается усиление политической конфронтации и социальной активности различных социальных слоев общества. Концепция социального партнерства должна учитывать эти изменения.
Ряд политологов предполагают даже «переориентировать» эту концепцию на активную часть общества. Так, французский политолог Р. Дарендорф предлагает дополнить партнерство признанием активности масс в качестве конструктивной силы, обеспечивающей «обновление», «оживление», «модернизацию» общества. Именно конфликт, по Дарендорфу, составляет творческое ядро общественной жизни. Каждый социальный конфликт есть вызов, требующий рационального регулирования во всех сферах общественной жизни и установления контроля над общественными явлениями. Однако как основатели идеи партнерства, так и ее нынешние исследователи отрицают классовый характер социальной конфликтности. В настоящее время, считает Р. Дарендорф, остались только следы классовых противоречий3.

2. Модели социального партнерства
Социальное партнерство обусловлено взаимоотношениями партнеров в процессе преодоления возникающих противоречий и конфликтов в сфере труда и производства, экономических, социальных, политических интересов сторон. Особую значимость и ценность социальное партнерство приобретает как эффективный механизм достижения согласованного взаимодействия между классами, группами, слоями общества и властными структурами. Чаще всего эти взаимоотношения носят политический характер.
Различные модели социального партнерства интересуют общественную мысль России в настоящее время, в переходный период, больше, чем когда бы то ни было, как в теоретическом, так и в практическом плане. Наше социальное мышление слишком долго было сковано штампами и догмами, не допускавшими других представлений возможного общественного развития с благоприятными условиями для человека, высоким уровнем и качеством жизни, правовой и социальной защищенностью — этими важными слагаемыми социального партнерства.
Социальное партнерство — этот многоплановый общественный феномен — связано не только с много¬вариантностью форм общественного устройства, но и с определенными этапами развития, в частности рабочего движения, его зрелостью. Эти процессы отражают не только реакцию господствующих классов на «социальный вызов» масс, но и новые закономерности в развитии современной цивилизации.
Современное социальное партнерство — это:
— новый тип мышления, социальной психологии, в центре которых стоит человек, общечеловеческие ценности;
— реально складывающаяся и сложившаяся система отношений между классами, социальными группами и слоями, в которой приоритет принадлежит общенациональному согласию, недопущению того, чтобы разные социальные группы общества истощали себя во взаимной борьбе;
— способ, форма общежития людей, позволяющие разрешать возникшие между людьми противоречия, реализовывать и отстаивать их специфические интересы не на путях разрушающего противостояния, а при помощи созидательного консенсуса, взаимного учета интересов, поиска и нахождения цивилизованных методов их реализации;
— важнейшее направление социальной политики государства;
— совокупность органов, организаций, создаваемых из представителей работников наемного труда, работодателей и государства для регулирования социально-трудовых отношений.
Социальное партнерство — это взаимообусловленность, взаимоувязка интересов различных групп социально разделенного общества в целях достижения политической стабильности. Как общественное явление социальное партнерство тесно связано с осуществлением власти.
В этой связи в современных условиях возникла необходимость в корне пересмотреть саму философию власти, перейти от власти как гегемонии к власти как партнерству. Речь идет о сотрудничестве людей, имеющих разные интересы и строящих свои отношения на принципах взаимности на межличностном, межгрупповом, межгосударственном уровнях. В этом случае для всех партнеров расширяется поле взаимного хозяйствования, усиливается совместная власть над обстоятельствами.
Социальное партнерство в современном варианте начало свое становление в Западной Европе во второй половине 60-х годов нынешнего столетия, когда западноевропейские страны поразил тяжелый экономический кризис, который затронул не только мелкие и средние предприятия, но и крупные концерны. Кризис проявился в росте цен, остро поставил проблему безработицы. Начали широко применяться сокращенная рабочая неделя, вводиться так называемые праздничные смены. Резко снизилась в связи с этим заработная плата. Сократились государственные расходы на социальные нужды. Борьба трудящихся в защиту своих интересов обострилась, вызы¬вая тревогу крупного капитала и объективную необходимость менять стратегию и тактику сотрудничества.
Современная идея социального партнерства на Западе совпадает по своему содержанию с идеей классового сотрудничества и воплощает мысль о возможном бесконфликтном развитии отношений между тру¬дом и капиталом. Социальное партнерство — не только идеологическая доктрина, но и определенная политика современного капитала. Эта политика проводится на различных уровнях: во взаимоотношениях между работодателем и отдельными трудящимися, между предпринимательскими и профсоюзными организациями на микроуровне, политическими партиями, профсоюзами и государством, предпринимательскими и профессиональными союзами и правительством на макроуровне.
Действенная, эффективная политика социального партнерства, на каком бы уровне она ни проводилась, не означает, однако, стремления работодателя к раз¬делению своих функций и прерогатив с трудящимися, но объективно ведет к приобщению работополучателей через своих представителей, главным образом через профсоюзы, к руководству экономикой и государством в целом.
Эволюция социального партнерства в последнее десятилетие демонстрируется в процессе приспособления данной доктрины к новым условиям развития общества с рыночной экономикой от социальных партнерских отношений через «классовый» и «социальный» мир, «активное» и «солидарное» общество к «конфронтирующему партнерству». Характерно стремление усовершенствовать идеологию и политику социального партнерства, дополнив ее новыми теориями и доктринами, делающими упор на изменение социально-классовой структуры, повышение политической активности трудящихся, формирова¬ние нового мировоззрения и осознание личности в рамках рыночных отношений. Примером этому может служить концепция «активного общества» Р. Дарендорфа.
Теория «активного общества» выступает актуализацией современных идей социального партнерства, гармонии интересов труда и капитала. Метод политических реформ в этой теории является главным. Он дополняется «активизацией» масс с целью «обновления», «оживления», «модернизации» общественной системы путем реформистской деятельности. Отказ от классовой борьбы в пользу социального партнерства, «классового мира» служит одним из главных условий решения социальных проблем. По замыслу создателей, концепция «активного общества» должна создать решающее влияние на сознание масс, заставить их путем «социальной активности» на практике осуществлять политику социального партнерства.
Идеологи новых теорий социального партнерства не отрицают факта острых социальных конфликтов. По мнению Р. Дарендорфа, социальная жизнь в целом есть конфликт, поскольку она связана с эволюцией4. Именно конфликт, по Дарендорфу, составляет творческое ядро общественной жизни. Каждый социальный конфликт есть вызов, требующий рационального регулирования во всех сферах общественной жизни и установления контроля над общественными явлениями.
Одновременно с этим идеологи новых доктрин считают, что наступила «новая эра» развития общества, которая характеризуется тем, что социальные конфликты предшествующего, «индустриального общества» якобы утрачивают свою остроту, и общество становится стабильным и устойчивым. Так, Р. Дарендорф считает, что классовый конфликт ранее доминировал на политической сцене. Он был движущей силой развития. В настоящее время, по его мнению, остались только следы этого конфликта, но в целом движущая сила конфликта, кажется, исчерпана. Движущей силой становится проявление поли¬тики индустриального мира, обусловленной социально-демократическим единством.
Утверждение о том, что в современном обществе реже возникают конфликты, исчезают антагонизмы, уравниваются социально-экономические интересы труда и капитала, является еще одним отличительным моментом концепции «активного общества». По Дарендорфу, сегодня, как никогда, происходит активное растворение границ, определяющих принадлежность индивида к тому или иному классу. Эта принадлежность якобы исчезает.
Таким образом, концепция «активного общества» представляет собой модернизированный вариант концепции «социального партнерства», создающий мнение о возможности решения социально-политических конфликтов не революционным путем, а исключительно путем реформирования.
На мирное урегулирование социальных конфликтов направлена и концепция «солидарного общества». Она получила распространение в 70-е годы и заменила собой на некоторое время понятие «социальное партнерство». К примеру, в общей политико-экономической программе СДПГ на 1976—1985 гг. содержалось требование социального мира, что подразумевало разрешение социальных конфликтов на основе солидарности как основном принципе западногерманского общества, в котором нет антагонистических противоречий между трудом и капиталом.
Подобные взгляды нашли отражение и в теории так называемого «конфронтирующего партнерства». Такое партнерство, по мнению некоторых западных политологов, не теряет из виду общее, не избегает конфликтов, но стремится к сбалансированию интересов и превращает общественную интеграцию в свободный строй с рыночным хозяйством.
Идеология и политика социального партнерства в различных современных модификациях ставит в первую очередь задачи ослабления противоречий между трудом и капиталом, согласовывая интересы наемных работников и предпринимателей, добиваясь на этой основе достижения социального мира и политической стабильности в обществе.
В 80-е годы технический прогресс, приведший к переменам в структуре рабочего класса, изменил его положение на производстве, покончил с отчуждением, создал социальную симметрию. С этим вряд ли можно согласиться и в наше время. Безусловно, НТП привел к определенному культурному прогрессу, сделав рабо¬чий класс более образованным, изменил его положе¬ние в обществе. В результате выпуска мелких акций и инвестиционных бумаг произошло некоторое распыление собственности, сделав некоторую часть рабо¬чих в определенной мере «партнером» предпринимателей. В целом это не привело к интеграции рабочего класса в индустриальное общество настолько, чтобы можно было говорить о снятии острых противоречий между трудом и капиталом и о бесконфликтном в этом плане обществе. Безусловно, в пропаганде «справедливости», «гуманности», «демократизма» социального партнерства все участники партнерских отношений стремятся добиться укрепления своих властных пол¬номочий, бесперебойного, бесконфликтного, политически стабильного функционирования общественной системы.
В определенной мере к партнерству социальному можно отнести партнерство политическое, имея в виду, что многие политические институты относятся к социальным структурам (политические партии, профсоюзы, депутатские объединения и т. д.).
Партнерство политическое — это вид отношений между политическими институтами, общественными организациями и движениями, их лидерами. Цель такого партнерства состоит в учете, согласовании и ре¬ализации интересов различных субъектов политики. В качестве партнеров могут выступать однородные участники политической жизни (например, партии, движения, группы интересов и их лидеры) и разно¬родные (государство и политические организации; го¬сударство и группы давления; блоки, союзы, коалиции и др.).
Содержание, формы и методы политического партнерства зависят от национальной специфики, характера политической обстановки, политических отношений в обществе, политических традиций, интересов партнеров, их готовности участвовать в диалоге, идти на компромиссы по вопросам, представляющим общий интерес. Политическое партнерство строится на следующих основных принципах: а) равноправие сторон; б) добровольность принятия обязательств; в) ответственность за исполнение обязательств; г) соблюдение норм законодательства; д) свобода обсуждения проб¬лем, представляющих взаимный интерес; е) уважение позиций, точек зрения партнеров и др.
Среди многообразных форм политического партнерства наиболее распространенными являются переговоры, консультации, «круглые столы», соглашения, деятельность экспертных групп по разработке законопроектов, других политических решений и проч. Как правило, политическое партнерство основывается на договоре сторон. Договор определяет согласованные позиции по основным вопросам по¬литической жизни и совместные действия участников по его исполнению; содержит обязательства сторон, процедуры разрешения разногласий, ответственность партнеров, механизм реализации. Характер партнерских взаимоотношений определяют потребности, интересы и цели сторон. В зависимости от этого политическое партнерство может быть направлено либо на прогрессивное, либо на деструктивное развитие политических процессов. Поэтому принципиально важным является соблюдение партнерами правовых норм, строгое следование закону в своей деятельности. Таким образом, политическое партнерство требует прагматизма в мышлении и действиях. Это становится возможным при использовании таких, в частности, методов партнерства, как диалог (полилог), консенсус. Консенсусное согласие предполагает поиск взаимоприемлемого решения спорных вопросов путем учета преференций от первой до последней.
Степень результативности политического партнерства во многом зависит от заинтересованности сторон в сотрудничестве, взаимодействии и кооперации усилий, в их способности и стремлении идти на определенные уступки, компромиссы. Эффективное политическое партнерство требует обстановки гласности, строгого соблюдения прав и свобод. Это возлагает серьезную ответственность на законодательные, исполнительные, судебные органы власти.
Особую роль в политическом партнерстве играют политические лидеры. От уровня их компетенции, зрелости, ответственности, умения вести конструктивный диалог, ставить общественные, государственные интересы выше собственных политических пристрастий во многом зависит направленность политического партнерства. Партнерами в политической сфере выступают также национальные государства как суверенные субъекты международного права, ООН и ее специализированные организации и учреждения (ЮНЕСКО, ЮНЕП, ЮНИДО, МАГАТЭ, ВТО, МОТ, ВОЗ, MOM и др.). Политическое партнерство между ними осуществляется на временной или постоянной основе. Цель такого партнерства состоит в под¬держании мира, стабильности, в развитии международного сотрудничества, всей системы международных отношений.
Во многих странах идеология и политика социального партнерства получила юридическое закрепление главным образом через нормы трудового права. Произошла институционализация социального партнерства как на национальном, так и на региональном и международном уровнях.
С точки зрения развития теории социального партнерства интересен анализ одного из вариантов управления и контроля за общественными процессами, именуемого «фордизмом». Массовое производство для массового потребления — таков коротко лозунг крупнейшего американского предпринимателя, давшего название одной из наиболее распространенных на Западе социальных концепций. Фордизм предполагает наличие трех основ политической и экономической власти в обществе: организованной рабочей силы в форме профессиональных союзов, организованного капитала в форме предпринимательских ассоциаций и государства, приверженного курсу на «всеобщее благосостояние». Следующими элементами единого организма служат социальные регуляторы, такие, как программы помощи малоимущим, система коллективных трудовых соглашений, пенсионное обеспечение, медицинское обслуживание, подготовка кадров.
Если в плане политическом фордизм означает компромисс между главными социальными силами, то в экономическом он базируется на тесной взаимосвязи увеличения производительности труда и роста заработной платы. Будучи смесью идей социал-демократии и кейнсианства, фордизм породил в массовом масштабе веру в реальность всеобщего благосостояния, неограниченные возможности экономического роста и социальный эгалитаризм. Однако фордизм, по мнению специалистов, не способствовал ни преодо¬лению кризиса концепции «государства всеобщего благосостояния», ни эффективному экспорту этой идеи в другие страны.
В контексте теоретических аспектов социального» партнерства правомерно кратко рассмотреть концеп¬цию корпоративизма. Под ней понимается совокупность принципов организации общества на основе оптимального сочетания интересов крупнейших со¬циальных сил: политической элиты, армии, церкви, деловых кругов, профсоюзов, групп интересов, молодежных, женских организаций и др.
Корпоративизм — это составляющая социально-политического процесса. Он предполагает тесное координирование в рамках соответствующих институтов усилий официальных органов власти с ведущими силами, имеющими конституированные социальные интересы. Устранение корпоративной структуры в принятии решений ведет, следовательно, к непосредственному вмешательству государства в автономные от него сферы жизни.
Корпоративизм в западной политологии рассматривается как система посредничества в установлении баланса интересов в обществе, включая как горизонтальные, так и вертикальные механизмы. Можно с полным основанием сказать, что российское социальное партнерство имеет с корпоративизмом в данной интерпретации не только чисто внешнее, но и принципиальное сходство. Во-первых, как корпоративизм, так и социальное партнерство предполагают взаимодействие групп интересов при координирующей роли государства. Во-вторых, обе концепции предполагают деятельность институтов, обеспечивающих баланс интересов в обществе в целях социальной и политической стабильности.
Если говорить о принципиальных различиях, то они заключаются не в концепциях, а в условиях, в которых идет становление социального партнерства. Демократические преобразования за рубежом сопровождались не катастрофическим падением роли государства и повышением автономии различных регионов единого социального пространства, а сохранением надлежащего уровня централизованного государственного воздействия на ключевые сферы Экономики и политики. Практика восточноевропейских стран и России, переживающих период социально-экономического и политического реформирования, показывает, что политическая стабильность впрямую зависит от способности государства координировать, регулировать сложнейшие процессы общественного развития.
Если говорить о России, то утрата государственными институтами своей дееспособности по всем направлениям констатируется как исследователями, так и практиками. Моделируя возможное развитие событий, отечественные и западные политологи сводят его к дилемме: либо страна будет ввергнута в пучину гражданской войны, либо сработает механизм общественного согласия, общественного консенсуса.
Анализ международного опыта показывает, что состояние социального партнерства соответствует уровню развития всех сфер общественной жизни.
В сфере экономики такой основой служат:
— многообразие форм собственности при доминирующей роли, незыблемости и неприкосновенности частной собственности;
— современное состояние производительных сил, базирующихся на передовой технологии;
— насыщение рынка товарами и услугами;
— участие наемных работников в делах фирмы, в распределении доходов через акции и другие ценные бумаги.
Партнерские отношения в обществе возможны лишь при условии социальной ориентации рыночной экономики, когда «бал правит» не жажда прибыли любой ценой, а удовлетворение потребностей общества, обеспечение высокого уровня благосостояния его членов. Другими словами, должен быть достигнут такой уровень жизни, при котором большинству людей было бы что терять в случае резкого обострения социально-политической ситуации, угрозы социального взрыва.
В социальной сфере базой партнерских отношении служит такое состояние общества, которое принято называть гражданским. При таком состоянии человек, его благополучие, социальный комфорт являются главными критериями общественного развития. Госу¬дарство не стоит над обществом, а служит ему. При всей внешней размытости структуры классы, социальные слои (страты), группы достаточно четко определяют свои интересы, место и роль в системе общественного производства, в размере доходов, управлении общественными делами.
Создан и эффективно действует правовой механизм, регулирующий социальные, и в первую очередь социально-трудовые, отношения. Взаимодействие в звене «работодатель — работополучатель» осуществляется чаще всего напрямую, минуя государственные органы. Государственное (судебное, административное) регулирование включается лишь в случаях, когда стороны оказываются неспособными решить возникшие проблемы своих отношений.
Политическую основу социального партнерства представляют развитые формы демократии. Диктаторские или авторитарные режимы по определению не могут обеспечивать партнерских отношений.
При демократических формах правления деклари¬руются и гарантируются основные права и свободы личности в соответствии с международными нормами. Государство носит правовой характер, четко и строго, определены сферы его компетенции, характер воздействия на жизнь общества, личности. Оно призвано устанавливать «правила игры» для партнеров, контро¬лировать их выполнение.
Система социального партнерства предполагает общественно-политическое самоопределение классов, групп и слоев, свободу создания и деятельности организаций (политических партий, движений, профсоюзов и т. д.), выражающих или представляющих их интересы. При этом в структуре отношений партнерства политический аспект хотя и присутствует, но приоритетным все же остается аспект социальный.
Духовный, социально-психологический аспект отношений партнерства состоит в том, что в массовом сознании, психологии общества доминирующую роль занимает образ не «классового врага», а заботливого хозяина, вникающего в нужды своих работников, оказывающего им помощь. В повседневной жизни, через средства массовой информации активно проводится мысль о том, что личное благополучие каждого зависит от успеха фирмы. Создана система, стимулирующая сотрудников к такому участию в делах, которое вело бы к процветанию организации.
Не последнюю роль в развитии партнерства непосредственно на уровне предприятия, фирмы, организации играет система человеческих отношений, ее гуманизация.
Совокупное действие указанных факторов социального партнерства придает обществу в развитых странах качественно новое состояние, характеризуемое прежде всего социальной устойчивостью, общественно-политической стабильностью. Партнерские отношения не избавляют общество от острых и сложнейших проблем, но являются одним из путей их разрешения.
Переход от социально-политического противостояния к партнерству должен рассматриваться с двух позиций. С одной стороны, это одна из стратегических целей осуществляемых в России реформ, их важнейший конечный результат. С другой стороны, формирование, утверждение партнерских отношений представляется как необходимое условие успешного осуществления реформ.
Теория социального партнерства тесно связана с теорией самодвижения современных обществ. Концентрация внимания на переломных этапах общественного развития дает возможность отталкиваться от двух взаимосвязанных принципов необходимости регулирования общественного развития. Во-первых, экономические, политические и социальные процессы на нынешнем этапе невозможны без соответствующего контроля со стороны государственных институ¬тов. Во-вторых, позитивные для гражданского обще¬ства процессы неосуществимы без «аккумуляции» социальных структур, способных обеспечить создание «государства всеобщего благоденствия».
Во многих странах идеология и политика социаль¬ного партнерства получила юридическое закрепление главным образом через нормы трудового права. Как социальное явление социальное партнерство возникло во второй половине XIX в., когда в резуль¬тате развития индустриализации произошел рост армии наемных работников, обострились классовые противоречия в буржуазном обществе. В этот период в ряде стран мира возникают политические партии, рабочие клубы, группы интересов (давления), профессиональные и депутатские объединения. Наряду с радикальнейшими течениями в Европе (типа партии большевиков в России), которые в начале XX в. призывали к революционной смене буржуазного строя, формируются и партии мира, разделяющие позицию, изложенную в энциклике Папы Римского Льва XIII «Рерум Новарум» (1891). В ней понтифик призвал рабочих не применять насилия, не стремиться к свержению существующего социального порядка и политических режимов, а направлять энергию в сторону социального партнерства, обеспечиваю¬щего эволюционное, а не революционное развитие общества.
Серьезное влияние на активизацию разработок теории и практики социального партнерства на Западе оказали победа Великой Октябрьской революции и строительство социализма в СССР. Чтобы исключить возможность повторения того, что произошло в Рос¬сии, Запад вынужден был менять стратегию и тактику отношений между трудом и капиталом, вырабатывать согласованную, взаимоприемлемую линию поведения государства, предпринимателей и представителей наемных работников. Для разрешения возникающих противоречий пришлось создавать специальные ор¬ганизации как в самих промышленно развитых стра¬нах, так и на международной арене. Ими стали профессиональные союзы, объединения работодателей, их организации. Одной из таких организаций стала активно функционирующая с 1919 г. Международная организация труда (МОТ).
Однако международные организации, как бы ни была эффективна их деятельность, все же являются внешним фактором, влияние которого всегда ограничено. Главным фактором возникновения отношений социального партнерства в стране является внутрен¬ний, отражающий реальные изменения, происходя¬щие в первую очередь в сфере производства.
Мощный толчок к становлению социального партнерства дала научно-техническая революция. С одной стороны, в результате НТР общество получило новые возможности для удовлетворения жизненных потребностей различных слоев населения. С другой — в условиях исключительно высоких требований, предъявляемых НТР к качеству рабочей силы, большую важность приобрела социально-психологическая составляющая отношений между участниками производ¬ственного процесса, необходимость гуманизации этих отношений.
Растущие масштабы внедрения в производство и обслуживание результатов научно-технической революции существенно повышали спрос на высококвалифицированный труд. Подготовка же и рациональ¬ное использование высококвалифицированных кадров потребовали и принципиально иных отношений между работодателями и наемными работниками, складывающихся в процессе их взаимодействия. Этими отношениями призваны были стать социальное партнерство и сотрудничество, дающие заметные экономические и социально-психологические выигрыши и тем, и другим, а в конечном счете и всему обществу.
Именно в силу названных причин взаимодействие между разными элементами социальной структуры (классы, социальные группы, слои) в развитых странах строится сегодня все в большей мере на основе социального партнерства, а не конфронтационного противостояния. Практика индустриально развитых стран показала, что система социального партнерства и его механизмы в современных условиях дают возможность решать спорные вопросы не путем забастовок или выступлений на баррикадах, а за столом пере¬говоров, путем взаимного согласия, уравновешивания интересов разных социальных групп населения вместо их противопоставления. Партнерство различных социально-политических сил предусматривает разумный компромисс вместо конфронтации, ведущей к безысходности, согласие вместо односторонних действий, терпимость вместо радикализма, эволюцию вместо революции. Оно играет стабилизирующую роль, способствует социальной устойчивости, экономической и политической стабильности.
Достижением сегодняшнего дня является осознание того факта, что в широком понимании именно партнерство как баланс интересов, достигаемый сторонами социального взаимодействия на основе компромисса, является наиболее действенным условием для достижения в обществе социальной и политической стабильности, экономического благополучия.

3. Социальное партнерство в России
Модели социального партнерства, активными сторонниками которого являются Австрия, Германия, Швейцария, скандинавские страны, правительства, профсоюзы и предприниматели (работодатели), несут на себе отпечаток национальной специфики, соответствуют политическим и экономическим условиям различных государств, отражают их исторические, культурные традиции. В России, в условиях выбора пути развития, поиска ответа на вопросы о власти, собственности переход от социальной и политической конфронтации и противостояния к социальному партнерству — это одна из стратегических целей проводимых реформ, их важнейший результат. В то же время — это необходимое условие успешного осуществления самих реформ.

Разрешение коллективного трудового спора (конфликта) - схема.

РОССИЙСКАЯ ТРЕХСТОРОННЯЯ КОМИССИЯ ПО РЕГУЛИРОВАНИЮ СОЦИАЛЬНО-ТРУДОВЫХ ОТНОШЕНИЙ - схема.

Россия только начала свой путь к рынку, который оказался для нее крайне противоречивым и мучительным. Тяжелое наследие прошлого, масштабность и сложность проводимых реформ, допущенные на начальном этапе крупные ошибки стали причинами глубочайшего кризиса, охватившего все сферы российского общества. Преодоление этого кризиса с настоятельной необходимостью ставит вопрос о формировании общенационального согласия, установлении партнерских отношений между различными общественными силами. Этой нарождающейся тенденции, выступающей пока как историческая необходимость, предстоит преодолеть социальное, политическое противостояние. Оно носит объективный характер. Россия в очередной раз находится на крутом историческом переломе. Вновь в повестку дня поставлены вопросы о выборе пути развития, о власти, о собственности. История учит, что всякий раз, когда эти вопросы вставали перед обществом, оно оказывалось расколотым. Ожидание, что раскол будет легко преодолен, а на смену ему придет согласие и партнерство, как показали события, не оправдалось.
Сложившаяся ситуация побуждает государственные и общественные структуры, политиков и ученых искать пути и способы преодоления кризисных явлений, добиваться присущими им формами и методами интеграции и политической стабилизации российского общества через установление паритетных, партнерских отношений.
Партнерским отношениям в социально-политической жизни общества предшествует формирование субъектов партнерства через лигитимно складывающуюся многопартийность, взаимодействие организаций и формирование внутри объединений, ассоциаций, блоков, коалиций различных общественных, предпринимательских структур с их многообразными интересами и взглядами, концепциями и программами, установками и позициями.
Между тем деятельность субъектов партнерских отношений, несмотря на декларируемые терпимость к чужому мнению и уважение иной гражданской пози¬ции во взаимоотношениях друг с другом, во многом; затруднена остротой возникающих разногласий. Само существование больших групп населения с разными интересами в обществе и на производстве уже предполагает определенные противоречия между ними. Зачастую эти противоречия вызываются полярными подходами к решению насущных проблем, конфронтационными заявлениями лидеров и диаметрально противоположными акциями общественных объеди¬нений. Нередко верх берут политические амбиции, неумение и нежелание понять другую точку зрения. Во многом это происходит из-за отсутствия навыков по¬литического диалога, политической культуры. Все это сдерживает эффективное формирование деловых партнерских отношений, препятствует достижению согласованных совместных действий, обусловливает усиление конфронтации, не способствует стабилиза¬ции обстановки в стране. В сегодняшней сложной российской ситуации требуется добрая воля, конструктивные встречные усилия всех социальных партнеров в. обществе, их энергичные действия, направленные на решение жизненно важных проблем, затра¬гивающих интересы больших групп населения.
Процесс создания механизма социального партнерства в России связывается с началом экономических реформ. В конце 1991 — начале 1992 гг. прошли первые консультации представителей новых, еще только нарождавшихся профсоюзных объединений (Федерации независимых профсоюзов России, Соцпрофа и др.), объединений работодателей (Российско¬го союза промышленников и предпринимателей, Кон¬гресса российских деловых кругов и др.), правительства Российской Федерации по вопросу выработки в условиях начинающихся реформ механизма регулирования социально-трудовых отношений как одного из основных направлений социального партнерства. В ноябре 1991 г. был издан Указ Президента Российской Федерации «О социальном партнерстве и разрешении трудовых споров (конфликтов)». В соответствии с Указом, а также Постановлением Правительства РФ в 1992 г. начала работу Российская трехсторонняя комиссия (РТК) по регулированию социально-трудовых отношений, призванная, по замыслу ее создателей, воплощать в жизнь идею социального партнерства.
Сложность становления механизмов социального партнерства определяется в России утратой государственными органами способности эффективно координировать процессы общественного развития, дезорганизацией и разобщенностью других субъектов социального партнерства — профсоюзов и предпринимателей (работодателей), глубокой поляризацией российского общества, отсутствием в стране теоретической и социально-психологической подготовлен¬ности к восприятию социального партнерства как общественно-экономического феномена.
Партнерство в нашей стране предполагает взаимодействие групп интересов при координирующей роли государства. Наконец, мы постоянно расширяем систему институтов, призванных обеспечить баланс интересов в обществе. Среди них, например, Общественная палата. Конституционное совещание и т. д.
Если говорить о принципиальных различиях, то они заключаются не в концепциях, не в формах и методах, а в условиях, в которых идет становление социального партнерства. Демократические преобразования за рубежом сопровождались не катастрофическим падением роли государства и повышением автономии различных регионов единого социального пространства, а сохранением надлежащего уровня централизованного государственного воздействия на ключевые сферы экономики и политики. Практика восточноевропейских стран и России, переживающих этап социально-экономического и политического реформирования, показывает, что уровень развития партнерских отношений различных социально-экономических и общественно-политических структур непосредственно зависит от способности государства координировать и регулировать важнейшие процессы общественной жизни.

Цитируемая литература
1 Кропоткин П. А. Хлеб и воля. Современная наука и анархия. М., 1990. С. 11.
2 См.: Сартори Дж. Управляемая демократия и управляющая демократия // Мир политики. М., 1992. С. 125.
3 См.: Дарендорф Р. Конфликт и сотрудничество // Политология вчера и сегодня. Вып. 2. М, 1990. С. 143.
4 См. там же. С. 133—138, 142—146.

Глава двенадцатая

ПОЛИТИЧЕСКАЯ СТАБИЛЬНОСТЬ

В условиях интенсивно протекающих общественных трансформаций (реформ) от стабильности политической системы (политической стабильности) зависит эффективность намеченных изменений во всех других сферах общественной жизнедеятельности. В этой связи приобретают особую актуальность, с одной стороны, разработка теоретико-методологического инструментария оценки реального состояния политической системы с точки зрения ее стабильности и, с другой стороны, решение научно-практических задач, связанных с функционированием политической системы (в первую очередь политического режима), ее основных элементов, характером их взаимодействия с различными социальными груп¬пами и институтами, а также выявление детерминирующих политическую стабильность факторов.

1. Сущность и показатели политической стабильности  
Несмотря на довольно частое употребление понятий «стабильность», «политическая стабильность», в научных трудах и публицистике их однозначного толкования пока не сложилось. Более того, до сих пор в отечественной социологической литературе проблема политической стабильности почти не разрабатывалась. Она не нашла отражения и в ряде специализированных и энциклопедических словарей и лишь представлена в работе «Политология. Энциклопедический словарь». В отмечаемой работе она раскрывается так: «Политическая стабильность — система связей между различными политическими субъектами, для которой характерны определенная целостность и способность эффективно реализовывать возложенные на нее функции (функциональность)»1. Отмечая плодотворность постановки самой проблемы и ее трактовки, целесо¬образно обратить внимание на следующее. В предло¬женной трактовке политической стабильности не учтена свойственная ей динамичность, отсутствуют указания на условия и факторы как объективного, так и субъективного характера, от которых стабильность зависит. На наш взгляд, есть необходимость рассмотреть более обстоятельно содержание и структуру этого понятия.
В общетеоретическом плане близкими к понятию «стабильность» выступают такие категории, как «неизменность» и «устойчивость». Они характеризуют некоторые специфические процессы, происходящие в различных сферах общественной жизнедеятельности. Так, неизменность подразумевает процесс, в котором в пределах определенных временных и пространственных интервалов состояние рассматриваемых объектов остается в основном одним и тем же. Устойчивость определяет процессы с точки зрения их способности удерживать изменения (колебания) в заданных (заранее известных) границах, в определенных параметрах, а также свидетельствует о способности системы восстанавливать нарушенное равновесие.
Устойчивость сама по себе не содержит указания на то или иное качество процесса или состояния. Устойчивым может быть и разрушительный процесс, и созидательный. Устойчивость не означает обязательно неизменность, хотя и может включать ее как частный случай. Чаще устойчивость означает постоянство и предсказуемость изменений. И это сближает данную категорию с понятием «стабильность». Но было бы неверным отождествлять эти категории.
«Стабильность» — категория более сложная, она включает комплексную оценку характера взаимодействия (и возможных последствий) совокупности взаимосвязанных и взаимовлияющих элементов. В оценке стабильности политической системы важно со¬поставить функционирование системы с ее реальными возможностями, формирующими «регулирующий» и «саморегулирующий» потенциал последней. Существует несколько различных видов возможностей системы:
— экстракционная (извлекающая) возможность, т. е. извлечение (мобилизация) материальных и людских ресурсов (финансы, поддержка, привлечение талантов и т. д.);
— контролирующая, т. е. удержание под контролем поведения и деятельности различных социальных групп и институтов;
— дистрибутивная (распределительная) возмож¬ность, т. е. размещение и распределение имеющихся в обществе ресурсов в соответствии с действительными потребностями;
— реагирующая возможность, т. е. своевременный учет многообразных требований (вызовов), идущих от общества в целом или от отдельных групп;
— коммуникационная возможность, т. е., используя популярные в обществе идеи, лозунги, символы, способность повышать эффективность взаимодействия всех элементов системы.
Обладающая значительными (масштабными) воз¬можностями система может не только сохранить стабильность, но и стимулировать необходимые перемены. Равновесие между стабильностью и переменами и является одним из важнейших показателей эффектив¬ности политической системы2.
Категорию «стабильность» правомерно применять для характеристики достаточно сложных систем, которые сохраняют свою идентификацию и функционируют в условиях относительной нестабильности. Стабильность всегда связана с внутренней логикой развития системы, с ее структурой и по¬рядком взаимодействия ее составных частей, с па¬раметрами и вектором их совместного движения и контролируемых изменений. Последние происходят в соответствии с природой (закономерностями) той или иной конкретной системы, т. е. носят «естественный» для нее характер. При этом внешние возмущения и воздействия не способны ее сущест¬венно изменить.
Таким образом, можно сделать вывод, что «стабильность» как понятие может характеризовать лишь те процессы и явления, которым присущи изменения, причинно-следственные закономерности как линейного, так и вероятностного свойства. Это относится и к политической стабильности. Политическая сис¬тема, которая в процессе своего функционирования нарушает рамки идентичности, т. е. вступает в противоречие с собственной природой, теряет стабильность.
Показателем дестабилизации являются такие ре¬зультаты функционирования политической системы, которые не ожидались и неприемлемы (нежелательны). Оценки стабильности (нестабильности) зависят как от наличия соответствующей информации, так и от мировоззренческих и политических позиций участников политических процессов, субъектов политической жизни и деятельности. Поэтому особую важность приобретает разработка специальных процедур (показателей), позволяющих объективно оценить со¬стояние политической системы и степень ее стабильности.
При этом следует иметь в виду как минимум три аспекта. Первый — системный, включающий закономерности и тенденции целостного, комплексного развития политической сферы общества, процессов, в ней происходящих в конкретное историческое время. Второй — когнитивный, основывающийся на наличии у функционирующего субъекта (субъектов) необходимой своевременной и достаточно полной информации о событиях, явлениях и процессах, развивающихся на разных уровнях политического управления. Третий — функциональный, складывающийся из планов и программ субъектов политическо¬го процесса и учитывающий возможные и реальные результаты политической деятельности.
Содержанием функционирования политической системы выступает политическая деятельность, имеющая специфические особенности и сущностные черты. Прежде всего политическая деятельность имеет ярко выраженную целевую социальную направленность. Каждый из ее субъектов (органы государственной власти и управления, политические партии, движения, блоки и т. п.) имеет свои интересы, реализация которых составляет смысл их участия в политической жизни. За каждым из них стоят определенные социальные (социально-демографические, национальные, профессиональные, поселенческие) группы.
Политическая система, способная сочетать разные интересы, прививать навыки к сотрудничеству и со¬гласию, координировать групповую и корпоративную политическую деятельность, может быть отнесена к классу стабильных политических систем.
Политическая деятельность неразрывно связана с проблемой власти и характером ее функционирования. Власть может быть поддержана широкими массами и различными объединениями граждан, а может вызывать и неприятие ее. Поддержка может быть, во-первых, так называемой «ситуационной», которая опирается на оценку обществом конкретных решений, принимаемых государственными органами, проводимого государством политического курса, публичных заявлений, конкретных политических действий, личностных качеств политических лидеров. Во-вторых, — диффузной, распространяющейся прежде всего на политический режим, воплощающий в себе наиболее характерные черты взаимоотношения общества и го¬сударства. Она представляет собой своеобразную совокупность положительных оценок и мнений, которая помогает обществу принимать (или, как минимум, терпеть) действия властных структур в целом. Диффузной поддержке свойствен ряд характерных черт, в частности, продолжительность протекания, тесная связь с процессами социализации и приобретением индивидуумами политического опыта, направлен¬ность на оценку политического режима в целом, а не должностных лиц власти.
Важным компонентом диффузной поддержки выступает доверие. Оно возникает в силу удовлетворенности разных групп населения деятельностью прежде всего властных структур, принимающих адекватные их социальным ожиданиям решения. Оно зависит также от положительной оценки норм и процедур, которыми руководствуются политические лидеры. Иными словами — правилами политической игры, формирующимися в рамках того или иного политического сообщества, политической системы в целом.
Поддержка политического режима осуществляется на двух уровнях: элитном и массовом. Основным фактором элитной поддержки выступает степень социально-экономического развития, которая в конечном счете определяет объем ресурсов, подлежащих перераспределению между различными объединениями людей. Поддержка властей массами состоит в принятии большинством населения ценностей (свобода слова, плюрализм мнений, независимость средств массовой информации и т. д.), на которые имплицитно или эксплицитно опирается конкретная политическая система социальных и политических норм (конституционных, правовых, нравственных и т. д.), определяющих поведение политических лидеров и структур власти. К числу основных условий, влияющих на поддержку массами существующего режима, относятся долговременность и устойчивость демократических преобразований в обществе, степень участия государства в управлении экономикой, социальная защищенность личности, национальное равноправие, постоянный рост уровня жизни разных групп населения, ре¬альная безопасность личности.
Важное значение в политической деятельности приобретает учет диалектики объективного и субъек¬тивного в любых политических процессах, участни¬ками которых являются разные группы населения. Особенностью российского менталитета является персонализация политической жизни, означающая ориентацию россиян не столько на политические программы и партии, сколько на личности полити¬ческих лидеров (государственных руководителей). Отсюда и критика последних воспринималась порою как критика политической системы в целом и, всячески преследовалась, а усиление личной власти не вызывало активного протеста. Выдающийся немецкий со¬циолог Карл Манхейм отмечал, что современный западный «буржуазный интеллектуализм» «стремится исключить человека с его конкретными стремлениями из политической сферы и свести политическую дис¬куссию к некоему общему сознанию, определяемому «естественным правом». Власть «естественного права» есть по существу власть закона, а не всевластие лич¬ности, попавшей наверх. Что касается деятельности политических партий, то они тоже формировались вокруг личностей, обладающих, как правило, хариз¬матическими свойствами»3.
Для рядового гражданина, как участвовавшего в политической жизни, так и активно не участвующего в ней, всегда было немаловажным чувство сообщности с лидером (или его непосредственным окружением). Оно давало ощущение устойчивости, особенно в усло¬виях радикальных перемен. Инерционность полити¬ческих симпатий активно эксплуатировали все политические лидеры, использовавшие свои «былые заслу¬ги» при отсутствии новых. Следует согласиться с положением Р. Бендикса о том, что «существуют важные узы между людьми, которые могут способствовать стабильности общества; действия каждого члена ориентированы на действия других, и все люди придают особую ценность коллективным образованиям, в которых они участвуют»4.
Подобные «коллективные образования», как правило, также ориентированы на того или иного лидера.
В оценке субъективных моментов политической деятельности важно учитывать следующие аспекты:
— политические позиции и политическую роль конкретных лидеров в настоящей и прошлых социально-политических ситуациях;
— способность к критическому анализу социальных реалий и своей роли в политической практике;
— способность выражать и отстаивать общенациональные (групповые) интересы;
— ценностные ориентации, нравственные нормы, мотивы и установки политического участия.
Свобода политического выбора, давление групповых (корпоративных) интересов могут при известном стечении обстоятельств оказать решающее воздействие на политическое поведение лидера, результатом которого может быть серьезное дестабилизирующее воздействие на всю политическую систему. Его масштабы и последствия в конечном счете будут определяться объективными предпосылками (условиями). Совпадение негативных субъективных и объективных предпосылок может привести политическую систему в состояние крайней нестабильности (кризиса) и даже саморазрушения. Нечто подобное произошло в 1991 г. с СССР.
Возможна ситуация высокой негативной активности определенных политических сил, использующих объективные предпосылки (условия) в своих по¬литических целях, но выбирающих для этого неадек¬ватные способы деятельности. Подобные воздействия на политическую систему (и через нее на все общество) могут привести их к кратковременному успеху. Но в конечном счете возникает «эффект маятника», когда и общественные настроения, и политический процесс начинают дрейфовать в противоположную сторону, и силы эти терпят поражение. В качестве примера дестабилизирующего воздействия на политическую ситуацию можно назвать действия ГКЧП в августе 1991 г.
Применение нелегитимных средств борьбы за ре¬ализацию корпоративных интересов создает угрозу не только политической системе, но и всему обществу. Особенно опасна возможность развязывания гражданской войны или иных широкомасштабных насиль¬ственных действий как сторонниками политического режима, так и его противниками. Результатом такого противоборства может стать политический переворот, ведущий к смене власти, к установлению нового политического режима. История знает множество примеров переворотов, осуществлявшихся чаще всего в условиях кризиса политической системы или в тоталитарных обществах, где механизм смены государственных лидеров либо вообще отсутствовал, либо оказывался неэффективным. Приход в результате переворота нового лидера, как правило, стабилизирует на определенное время политическую систему, но эта стабилизация носит кратковременный характер, если остаются неразрешенными породившие политическую борьбу противоречия.
Политическая система не может быть стабильной, если власть предержащая элита свою основную деятельность и инициируемые ею нововведения подчиняет только собственным интересам и игнорирует при этом интересы большинства. В этом случае «она может держаться только на силе, обмане, произволе, жестокостях и репрессиях»5. Ее субъективная деятельность вступает в противоречие с объективными поребностями и природой общества, что приводит к накапливанию социального недовольства, ведет к политической напряженности и конфликтам.
Конфликты в функционировании политической системы играют неоднозначную роль. Их возникновение является показателем определенного неблагополучия или обострившегося противоречия. Но конфликты сами по себе не могут существенно повли¬ять на стабильность политической системы, если последняя располагает механизмами их институционализации, локализации или разрешения. «Сказать, что непримиримые конфликты являются эндемической чертой общества, еще не значит заявить, что общество характеризуется постоянной нестабильностью»6.
Эти слова Р. Бендикса справедливы, хотя их с большими оговорками можно отнести к межнациональным конфликтам, которые трудно поддаются какой бы то ни было трансформации и последствия которых бывают наиболее разрушительными. Это объясняется во многом тем, что причины, их вызывающие, носят, как правило, комплексный характер. Среди них «существующая или вновь возникающая социальная дифференциация по этническим границам, неравный доступ к власти и ресурсам, правовая и культурная дискриминация, пропаганда ксенофобии и негативных стереотипов»7. Возникающее на такой основе межэтническое соперничество может приобретать жесткие формы и продолжаться годами (а то и десятилетиями), раскачивая устои политической системы общества.
Таким образом, наличие действительных механизмов быстрого обнаружения, предотвращения и разрешения конфликтов остается необходимым условием эффективного функционирования политической системы и показателем ее стабильности.
Политическая система, будучи открытой, испытывает не только внутренние, но и внешние воздействия, способные вызвать в определенных условиях ее дестабилизацию. Важнейшим показателем стабильности политической системы служит ее способность нейтрализовать негативные воздействия извне.
Основными формами осуществления последней являются подрывная деятельность, осуществляемая специальными службами и организациями, экономическая блокада, политическое давление, шантаж, угроза силой и т. п. Адекватное и своевременное реагирова¬ние на такие воздействия извне позволяет защитить собственные национальные интересы государства, добиться благоприятных условий для их реализации. Негативное воздействие извне на политическую систему может и не носить целенаправленного характера, а быть следствием общих планетарных трудностей и нерешенных проблем.
Вместе с тем воздействия извне могут иметь и позитивный для политической системы характер, если проводимая государством внешняя политика не про¬тиворечит интересам мирового сообщества. Народы заинтересованы в последовательном осуществлении демократизации, гуманизации и демилитаризации мировой политики, в разработке мер, обеспечивающих выживание человечества в условиях кризиса современного общества и резкого ухудшения качества природных факторов. Учет этих глобальных потребностей в политической практике вызывает одобрение и поддержку других стран мирового сообщества, что укрепляет позиции и авторитет государства, его лидеров в общественном мнении как за рубежом, так и внутри страны.
Функционирование политической системы, обращенное вовне, адекватное актуальным потребностям развития мирового сообщества, делает ее более эффективной и придает ей дополнительный импульс стабильности, а значит, и безопасность стране, с кото¬рой последняя связана теснейшим образом.

2. Детерминанты политической стабильности и ее классификация
Успешное решение сложных задач реформирования российского общества в значительной степени зависит от его политической стабильности. Вместе с тем воздействие общества на нее будет тем эффективнее, чем обстоятельнее в общественном созна¬нии будут представлены научные взгляды на сущность политической стабильности, детерминирующие ее факторы.
В социологической литературе до сих пор не представлена в развернутом виде проблема классификации политической стабильности. Между тем в этом существует настоятельная потребность. Науч¬ная классификация политической стабильности, во-первых, создает основы для конкретного исследования ее субъектов, видов, состояний в условиях как современного развития общества, так и прогнозирования тенденций его развития. Во-вторых, обеспечивает руководителей различного уровня государственных и политическх структур методами воздействия на основные сферы жизнедеятельности общества с целью их оптимизации, помогает выработке механизма снятия социальных угроз. В-третьих, способствует эффективной внешнеполитической деятельности государства, побуждает его руководителей находить инновационные методы и средства в международных отношениях, учитывать геополитические интересы России.
Классификация политической стабильности может быть проведена по различным основаниям. Исходя из сложности и специфики содержания проблемы, предложим следующую классификацию. Политическая стабильность по сферам воздействия может быть разделена на внутреннюю и внешнюю. Внутренняя сфера является условием успешного осуществления реформ, направленных на качественную трансформацию российского общества и проведение политики в целях достижения гражданского мира и согласия, установления социального порядка. Достижение политической стабильности в российском обществе предполагает снижение политической напряженности в отношениях между различными по¬литическими партиями (объединениями) и социальными группами людей, интересы которых они призваны выражать. Снятие напряженности и достижение на основе компромисса общественного согласия способны создать устойчивые предпосылки для поэтапного реформирования россий¬ского общества без серьезных политических потрясений.
Внешняя сфера политической стабильности России включает две стороны: политическую и военно-политическую, реализуемые по мере развертывания сотрудничества между различными государствами в отстаивании мира и предотвращении вооруженных конфликтов. При этом ведущую роль играет политическая сторона. Она проявляется в таких содержательных аспектах, как создание при активном участии России всеобъемлющей системы международной безопасности; поэтапное сокращение ядерного оружия; реализация в практике международных отношений принципов мирного сосуществования государств; повышение международно-правовой роли ООН и ее комитетов в стабилизации межгосударственных отношений; принятие и осуществление в первую очередь ядерными государствами действительно оборонительных военных доктрин.
Современная ситуация характеризуется тем, что сохранение политической стабильности России не исключает использования военной силы, хотя это, конечно, не является желательным по своим последствиям: разрушение городов и поселков, гибель гражданского населения, экологические нарушения и т. д. Однако в ряде случаев применять военную силу Россию вынуждает необходимость защиты ее государственных границ, геополитических интересов, а также борьба с терроризмом.
Политическая стабильность, различаясь по способам достижения, может быть демократической и авторитарной. Демократическая стабильность, исходя из гуманистических и нравственных средств достижения, характеризуется отсутствием социальных потрясений в обществе (гражданской войны, вооруженных конфликтов, национальных столкновений, экономи¬ческих кризисов и др.), благоприятными условиями для развития демократии и свободы, равноправными отношениями между субъектами Федерации, гуманистическим решением национальных и региональных проблем. Она базируется на принципах многостороннего сотрудничества всех субъектов Федерации, ува¬жения прав и свобод человека, отказа от применения военной силы в разрешении возникающих внутри Российского государства конфликтов, нерушимости территориальной целостности страны, невмешательства во внутренние дела других государств, добросо¬вестного выполнения норм международного права, решений ООН и др.
Авторитарная политическая стабильность достигается, как правило, благодаря господству в обществе военно-политических сил и характеризуется установлением политического режима диктаторского толка. Такой стабильности свойственны попрание суверенных прав народов, их национального достоинства, жесткая политическая цензура средств массовой информации, подавление прав и свобод личности. В международных отношениях авторитарная политическая стабильность выражается в достижении или обеспечении подчинения одних государств другим, в подготовке к ведению войн и вооруженных конфликтов. Она основывается на угрозе силы слабому государству со стороны более развитых в военном и экономическом отношении стран.
Политическая стабильность по степени надежности характеризуется следующими уровнями: высоким, средним, низким. Высокий уровень отличается степенью демократизации в политической сфере жизни общества, прежде всего глубиной проявления реформ в интересах парода во всех областях жизни, свободой личности, соблюдением ее прав, гарантированных законом, и достаточным уровнем ее социально-экономической жизни. Такой уровень подкрепляется надежным и стабильным экономическим развитием общества, обеспечивающим его гражданам высокий уровень качества жизни, эффективную систему социальных гарантий.
Специфическими чертами высокого уровни политической стабильности выступают: социально-политическая сплоченность народа вокруг государственного и политического руководства страны, что выражается в активной поддержке проводимого внутриполитического и внешнеполитического курсов; глубина демократических преобразований, пронизывающих все уровни политической системы общества; успешное разрешение руководством страны возникающих поли¬тических противоречий в обществе на ранней стадии их возникновения; преобладание в массовом сознании идеи, что исполнительная власть выражает интересы народных масс, стремится удовлетворить их потребности.
Средний уровень политической стабильности предполагает преобладание процесса демократизации общества в политической сфере; доминирующую гуманистическую тенденцию реализации реформ в интересах народа; соответствие выбранного и в основном поддержанного народом стратегического социально-экономического курса путям развития страны, средствам (законодательным, экономическим, социальным) его достижения исполнительными органами государства.
Характерными чертами такого уровня выступают: поддержка основными социальными группами общества социально-экономической и политической программам, осуществляемым руководством страны, доминирование демократических преобразований в основных сферах жизнедеятельности общества, несмотря на их некоторую непоследовательность; защищенность в основном прав и свобод личности; не¬достаточная гибкость внешнеполитического курса страны; допущение дипломатических ошибок в принятии тактических решений.
Низкий уровень политической стабильности свойствен периодам резкого обострения социальных противоречий, охвативших многие регионы страны, когда наблюдаются поляризация жизненного уровня населения, обнищание большинства трудового насе¬ления и обогащение узкого круга мафиозно-коррумпированных групп. Его возможными последствиями могут быть дестабилизация политической обстановки в стране, активное выступление людей в различных субъектах Федерации с требованиями экономических и политических преобразований, вплоть до смены исполнительной власти.
Низкий уровень политической стабильности может характеризоваться неспособностью политиче¬ского руководства страны решать в интересах народа задачи экономического и политического реформирования; выступлениями различных слоев (социальных групп) населения против существующего политического режима как обанкротившегося в про¬цессе правления; резкой критикой внутреннего и внешнеполитического курсов государственных органов средствами массовой информации; активно¬стью политической оппозиции, которой через критику господствующих властных структур удается убедить народные массы в бесперспективности проводимого социально-политического курса; ростом в массовом сознании различных групп населения, в том числе и в Вооруженных Силах, недоверия к различным ветвям власти.
По масштабу (территориальному охвату) политическая стабильность классифицируется следующим образом: локальная, региональная, общефедеральная и глобальная. Локальная стабильность свойственна минимальному числу взаимодействующих национально-территориальных или административно-территориальных единиц, имеющих общие административные границы. При ней отсутствуют какие бы то ни было серьезные конфликты или противоречия в отношениях между субъектами. Примером такого рода стабильности в Российской Федерации могут служить отношения между Татарстаном и Башкирией.
При региональной политической стабильности возрастает «зона безопасности» по сравнению с локальной, т. е. увеличивается число ее носителей — взаимодействующих территориальных образований. В реальной практике такая социально-политическая стабильность включает несколько субъектов Федерации. В настоящее время такую стабильность можно наблюдать в отношениях между субъектами Федера¬ции на Дальнем Востоке, в Сибири, на Севере.
Общефедеральная политическая стабильность распространяется на все пространство России и свидетельствует об устойчивом развитии политической ситуации во всех ее регионах. В таком процессе объективно заинтересованы все субъекты Федерации.
Доминирующей особенностью глобальной политической стабильности является отсутствие мировой войны. Естественно, что ее возникновение при наличии современного уровня развития ядерного оружия приведет к гибели не только человечества, но и всей природы. Вот почему все человечество едино в том, чтобы не допустить реализации политики какого-либо государства (или государств), угрожающей ввергнуть человеческую цивилизацию в катастрофу. Проблема выживаний человечества и судьбы мира требуют сегодня создания глобальной политической стабильности, которая реализуется в реальной политике государств как в континентальном, так и в планетарном масштабе.
В классификации политической стабильности, на наш взгляд, должны учитываться две группы детерминирующих ее факторов — внутренних и внешних, тесно связанных между собой в реальной практике. Рассмотрим их содержание и особенности.
Одним из главнейших среди внутренних факторов является гражданский мир. В научной литературе гражданский мир нередко трактуется как отсутствие в обществе острых политических конфликтов, в первую очередь таких, как гражданская война, вооружен¬ное противоборство. Такое понимание верно отражает сущность гражданского мира, но является, по нашему мнению, недостаточным8.
Гражданский мир, как нам кажется, подразумевает господство в обществе таких отношений между властью и народом, социальными группами и слоями, политическими партиями и общественными объединениями, а также индивидами, которые обеспечивают разрешение возникающих противоречий и их регулирование без применения средств военного насилия и эффективно служат решению созидательных задач общества, его стабилизации. Гражданский мир подразделяется на различные виды: по социальному характеру — на плутократический, диктаторский, демократический; по правовому базису — на основанный на законах и на произволе; по способам и средствам достижения — на насильственный и ненасильственный; по нравственным основам — на справедливый и несправедливый; по степени прочности — на прочный, неустойчивый, взрывоопасный9.
Гражданский мир обладает рядом атрибутивных свойств, которые характеризуют политическую ста¬бильность общества. Во-первых, по своему генезису такой мир создается преимущественно ненасильст¬венными средствами. К ним относятся: обеспечение свободы и демократии, социальной справедливости, равенства всех перед законом, проведение гуманной по направленности политики, признание прав и свобод человека приоритетной ценностью государства. Во-вторых, по способу существования гражданский мир — это не простое отсутствие деструктивной борьбы между гражданами в обществе, а такой уклад жизни, который одобряется и поддерживается большинством населения, представляет собой его исторический вы¬бор. В-третьих, по характеру реализации он проявляется в таком обществе, где граждане имеют возможность определять программы общественного развития, выбирать ответственное и подотчетное им руководство, добиваться отстранения от власти законным путем несостоятельных государственных деятелей, попирающих право. В-четвертых, по целевому предназначению гражданский мир служит не устрашению и подавлению инакомыслящих и борющихся за свои интересы и взгляды людей, а утверждению отношений между ними, которые исключали бы ненависть, развивали бы терпимость и партнерство независимо от социального статуса и политических убеждений.
Достижение прочного гражданского мира представляет жизненный интерес для российского общества. Важное теоретическое и практическое значение в деле политической стабилизации общества имеет выяснение способов поддержания гражданского мира. Обобщая ряд положений, высказанных в социологических трудах по данному вопросу, отметим следую¬щие из них.
Прежде всего это обеспечение на деле справедливой и честной социально-экономической политики, достаточного жизненного уровня граждан, гарантиро¬ванного соблюдения их прав и свобод. Далее, достаточность использования мирных форм и приемов для решения сложных политических вопросов: диалогов, различного рода форумов, соглашений, союзов государственных и общественных организаций, партий и движений граждан и т. д. Важно иметь в виду, что ведущая роль в миротворческой деятельности должна принадлежать государству, руководствующемуся в своей деятельности правовыми и нравственными нормами, что способствует стабилизации общества как целостной системы. Актуальное практическое значение в этом плане приобретают Конституция и законы государства, исторически сложившиеся в обществе моральные ценности, воплощающие на деле идеи мира и гуманизма. Важным способом поддержания гражданского мира выступает и авторитет государственных и общественно-политических лидеров, передовых деятелей науки и культуры, представителей духовенства. Данное обстоятельство предъявляет определенные требования к деловым и нравственным качествам таких лидеров. Они должны обладать высоким уровнем политической культуры, умением идти на компромиссы ради предотвращения политических потрясений, своевременно предвидеть возможные проявления социального недовольства, быть справедливыми ко всем политическим движениям, морально устойчивыми и порядочными.
Нарушителями гражданского мира в обществе могут стать оторвавшаяся от народа властвующая элита, мафиозные структуры, преследующие исключительно узкогрупповые интересы материальной наживы, экс¬тремистские политические партии и общественные организации, агрессивно настроенные группы населения.
Особо опасные последствия для судеб гражданского мира имеет создание формирований, пропагандирующих идеи военного насилия, национальную исключительность и социальную непримиримость; распространение оружия среди населения; организация экстремистских вооруженных групп.
Следующим важнейшим детерминирующим политическую стабильность фактором следует назвать гражданское согласие, под которым понимается, во-первых, объединенная общими целями сознательная деятельность субъектов во имя решения кардиналь¬ных задач общественного развития, в частности реформирования. Во-вторых, совместно согласованная политика, ведущая к выработке принципов и норм цивилизованного демократического взаимодействия различных политических сил друг с другом без применения насилия, проявления нетерпимости и вражды. В-третьих, соблюдение в политической сфере жизни общества простых общечеловеческих правил и норм, способствующих установлению гуманных отношений между людьми независимо от их политической принадлежности. Непременным условием в этом плане является понимание различными политическими субъектами необходимости установления уважительных и доброжелательных отношений в по¬литической сфере. Эта способность ближе всего к нравственной сущности творящего добро человека, о чем хорошо сказал В. Соловьев: «Человек в принципе или по назначению своему есть безусловная форма для добра как безусловного содержания»10. Учет мнений всех субъектов политического диалога помогает преодолеть разделение общества на большинство и меньшинство, снимает возможные на этой основе конфликты.
Важным аспектом в деятельности различных партий выступает их идейное единство. Раскрывая, напри¬мер, данный вопрос применительно к программным положениям партий ФРГ, исследователь Г. Вольманн подчеркивает: «Относительно незначительная полити¬ко-идеологическая поляризация федерального избирательного корпуса является решающим условием функционирования партийной системы в ФРГ, одновременно создавая возможность для крупнейших партий незначительного отклонения «вправо» или «влево» в своих программных установках или действиях»11.
Серьезными основаниями для достижения согласия различными политическими партиями и организациями являются достаточно обширные области общих политических интересов. База для согласия в обществе расширяется при условии выполнения принятых политическими субъектами обязательств (наказов избирателей, предвыборных программ и т. д.). Этому способствует также создание различных общественно-политических структур: согласительных комиссий, общественных палат, проведение форумов и конференций и т. п., способствующих контролю за деятельностью субъектов политической жизни. В процессе политической борьбы рождаются новые политические силы, вызревают новые партии и движения, происходит отбор талантливых государственных и общественных деятелей.
Во многих демократических странах мира накоплен значительный опыт политической борьбы (и в первую очередь борьбы за власть), не приводящей к какой-либо дезорганизации общественной жизни. Всплески политической борьбы за власть, особенно в период парламентских выборов и выборов глав государств, как правило, не дестабилизируют общество. Более того, уровень развития политической культуры обеспечивает приход власти, соответствующей новым зигзагам в развитии общества; что и служит его прогрессу. Конструктивное содержание политической борьбы в обществе и ее благоприятные последствия связаны с соблюдением ряда условий. Среди них есть важнейшие, выполняющие регулирующую роль. Перейдем к их характеристике.
Правовые условия. Они связаны с наличием конституционного согласия в народе, среди различных политических сил, признанием ими легитимности Конституции и конституционного строя. Если отношение борющихся политических сил к существующей Конституции полярно противоположно, то конфликт может иметь нежелательные последствия: замену Конституции, изменения политического строя, эконо¬мической системы со всеми вытекающими отсюда последствиями. Наряду с Конституцией важным право¬вым аспектом выступают действующие законы, содержащие общие требования к субъектам политического соперничества. Они регламентируют средства и спо¬собы политической борьбы, включая запретительные нормы.
Государство призвано своими законами создавать предпосылки для цивилизованного соперничества, ис¬ключать фальсификацию общественного мнения, обеспечивать лояльный переход власти от одних сил к другим на основе демократических процедур. Успешное решение этих проблем зависит от обеспечения господствующими политическими структурами справедливого использования средств массовой информации и равного доступа к ним различных политических оппозиционных объединений.
Важное правовое значение в обществе в целях его стабилизации приобретает четкий конституционный запрет на применение властью в политической борьбе силовых структур государства.
Нравственные условия. Значительным регулятором политической жизни в обществе выступает система моральных норм, принципов и привилегий. К наиболее важным из них относятся честность, правдивость, совестливость, добропорядочность. Политическое поведение, основанное на нормах нравственности, предполагает взаимоуважение конкурирующих политических сторон. Исключение из политической практики лжи, демагогии, некорректных действий по отношению к идейным оппонентам позволяет соперникам, ведущим политическую борьбу, находить пути к сотрудничеству в интересах национального согласия в обществе. В этой связи нельзя недооценивать регулятивную функцию морали в политической деятельности. Моральная регуляция осуществляется на основе тесного взаимодействия социального и индивидуального, и по своей природе она призвана согласовывать личные и общественные интересы.
Культурологические условия. Цивилизованность политической борьбы тем выше, чем богаче и развитее политическая культура общества. Она проявляется, во-первых, в готовности и умении политических субъектов согласовывать частные и общие интересы. Подлинная политическая культура ее носителей представляет собой антипод конфронтационности, в основе которой лежит нетерпимость к политическому оппоненту.
Во-вторых, подлинная политическая культура предполагает, что субъекты не абсолютизируют роль политической борьбы, не углубляют противоречия, а ищут и находят взаимодействие в интересах стабилизации общества. Для стабильности политической системы необходимо наличие многочисленных процедур поиска согласия, в которых задействованы многие авторитетные политические партии и общественные организации.
Важное значение имеет и такой детерминирующий политическую стабильность фактор, как благоприятные внешнеполитические условия, способствующие развитию взаимовыгодных отношений между государствами. Характерна в этом плане позиция французско¬го социолога Л. Мандевиля. «Развертывающиеся политические процессы в мире, — пишет он, — требуют пе¬ресмотра подходов к политике, характерных для периода «холодной войны». Сущность новых подходов должна быть основана на взаимном доверии, а не на жесткой опоре на военно-промышленный комплекс»12.
В новых условиях меры сотрудничества основыва¬ются на либерализации отношений между различ¬ными государствами, освобождении от старых сте¬реотипов и штампов, мешающих взаимопониманию между народами и их вооруженными силами; осуществляется расширение контактов между военнослужа¬щими различных армий через разнообразные куль¬турные, исторические и информационные програм¬мы; развиваются связи по вопросам обмена информацией в области современной политики, обучения и воспитания кадров, изучения истории культуры и др.; распространяется объективная инфор¬мация через печать, радио и телевидение о разных сторонах жизни взаимодействующих стран. Весомую роль в этом процессе играют политологи, философы и социологи.
В правовой области меры сотрудничества различных государств могут быть направлены на заключение новых международно-правовых соглашений с последующим императивным соблюдением соответствующих юридических норм и договоренностей. Важно заметить, что нормы и принципы международного права тем эффективнее, чем скорее и полнее они инкорпорируются во внутреннее законодательство страны.
Важной нормой международного права выступает запрещение использования окружающей среды в качестве средства ведения войны. Сюда относится и космическое пространство. В 1977 г. в Женеве была подписана специальная Конвенция «О запрещении военного или любого иного враждебного использования средств воздействия на природную среду», в которой осуждаются любые средства, направленные на изменение динамики, состава, структуры земли или космиче¬ского пространства. Известно, что наша страна предпринимает активные усилия для того, чтобы не допус¬тить распространения гонки вооружений на космос.
Таким образом, предлагаемый вариант классифика¬ции политической стабильности и определения детерминирующих ее факторов дает представление об объеме и структуре этой научной категории. Разумеется, многое предстоит уточнить, но в целом уже сегодня предложенное понимание политической стабиль¬ности позволяет выявить наиболее важные проблемы на пути ее достижения и оптимальные способы ее упрочения.

2. Политическая поддержка как условие стабильности
В поддержке государства или в отказе в ней выражается отношение различных групп населения прежде всего к политическому режиму, к конкретным механизмам функционирования власти.
Политическая поддержка может проявляться в открытых (манифестируемых) или скрытых (латентных) формах. Широкомасштабная поддержка политического режима способствует его сохранению и устойчивому функционированию. Осуществляемая в явных формах, она может быть измерена с помощью социологических методов, в частности посредством изучения отношения разных групп населения к кон¬кретным решениям, постановлениям, заявлениям властных структур (правительства, парламента, президента).
Политическая поддержка, рассматриваемая как важнейшее условие стабильности политической системы, может быть массовой и элитной. Хотя жесткое противопоставление обоих видов поддержки вряд ли может быть достаточно продуктивным, очевидно, в демократическом обществе должен быть создан определенный баланс между ними. В тоталитарном обществе наиболее характерным является ориентация на обеспечение консолидации политической элиты, от которой в первую очередь зависит устойчивость политического режима.
Особое значение приобретает политическая поддержка в условиях реформ, когда общество в целом и его политическая система в частности, находясь в переходном состоянии от одного качества к другому, объективно становятся на какое-то время более разбалансированными, а значит, и менее стабильными. В этих условиях возникает, как правило, противоречие между социальными ценностями, ут¬верждаемыми (насаждаемыми) властными структура¬ми, и социальными ценностями, доминирующими в массовом сознании в силу его инерционности и более стойкой приверженности к фундаментальным ценностям.
Углубление этого противоречия, запаздывание с принятием необходимых политических решений может привести к росту напряженности и даже кон¬фликту между массами и властями. Важно учитывать, что в массе всегда есть лидирующие группы, т. е. груп¬пы, претендующие на более заметную политическую роль, более весомый политический статус. Эти группы, организованные в партии и движения, могут возглавить оппозиционные выступления в разных формах. Выступления эти будут тем успешнее, чем в большей мере они выражают общенациональные ценности и цели, имманентные обществу социокультуру и менталитет. Такие группы способны прийти к власти при условии, если им удастся мобилизовать, повести за собой массы, вооружив их соответствующими лозунгами и программами. Многое здесь зависит от наличия популярного в народных массах лидера, способного объединить людей силой своего политического обаяния.
Как показывают данные социологических исследо¬ваний, ныне действующий политический режим ориентируется главным образом на элитную поддержку, ибо по важнейшим вопросам, связанным с реформированием общества, массовой поддержки он не имеет. Об этом, в частности, говорят результаты со¬циологических исследований, проведенных ИСПИ РАН13.
Нельзя рассматривать как некую постоянную вели¬чину поддержку политического режима элитой. Элита неоднородна и немонолитна. В ходе реформ различные группы элит оказываются в разном социально-экономическом положении. Так, например, в условиях интенсивной оборонной конверсии положение воен¬но-промышленной элиты (еще недавно привилегированное) изменилось в худшую для нее сторону. Естественно предположить, что и ее поддержка правящего режима уменьшилась. Ослабление поддержки одной из групп элит приводит к общему ослаблению кон¬солидации элиты, к появлению противоречий в ее среде. В этой ситуации ее воздействие на процессы реформирования общества будет ослабевать, а часть некогда привилегированной элиты может перейти в оппозицию.
Представляют несомненный интерес результаты анализа процесса формирования политической элиты в России, проведенного политологом из Мичиганского университета Ш. В. Риверой. Объектом его изучения стали списки 100 ведущих политиков, публикуе¬мые с января 1993 г. «Независимой газетой». За двухлетний период (январь 1993 — февраль 1995 г.) рейтинговая ранжировка в пределах данной группы стала более стабильной. Особенно отчетливо тенденция к консолидации и стабилизации названного круга политических деятелей проявилась с декабря 1993 г. Устойчивость состава группы из 100 ведущих политиков за это время возросла. Особо следует подчеркнуть вывод исследователя о том, что в нынешней ситуации доступ к эшелонам власти оказался ограниченным, а сами власть имущие лишь меняют свои места в иерархии.
Такое положение, по мнению Ш. В. Риверы, неизбежно ведет к цинизму и апатии. В свою очередь неустойчивость индивидуальных позиций способствует развитию чувства неуверенносги у самих политических лидеров, которые порой не знают, чья звезда может взойти или упасть. Все это создает благоприятную почву для формирования в среде российской политической элиты такого типа политической культуры, который характеризуется склонностью не к сотрудничеству, а к конфликтам и недоверию14. Конечно, стабильность политической элиты важна для функционирования политической системы, но она носит подчиненный характер по сравнению с повышением эффективности функционирования политической системы.
Как показывает опыт реформирования российского общества в целом, элитная поддержка в большей мере ориентирована на исполнительную власть, чем на законодательную. Очевидно, это связано с тем, что именно в руках исполнительной власти имеются главные инструменты финансового и материального влияния.
В российском обществе в начале 90-х годов особенно явно обнаружился дисбаланс представительной и исполнительной власти в пользу последней. Исполнительная власть действовала более решительно, зачастую не оглядываясь на существующие нормы и правила. Ее всесилие и бесконтрольность делали возможным прямое (и к тому же недостаточно компетентное) вмешательство в рыночные процессы, что вело, как правило, к негативным экономическим последствиям и усиливало недоверие к властям значи¬тельных масс населения. Различного рода популистские решения быстро обнаруживали свою несостоятельность.
Представляет несомненный практический интерес вопрос об условиях и мотивах массовой поддержки политического режима. В ходе реформирования российского общества значительно вырос интерес различных групп населения к политике прежде всего в связи с наполнением реальным содержанием выборов, которые в советские времена были скорее разновидностью ритуальных действий. Рядовые граждане страны увидели смысл в своем участии в избрании депутатов и главы государства. К тому же всегда интересующий избирателей вопрос об удовлетворении их материальных потребностей приобрел определенную адресность, т. е. появилась возможность публично оценивать через средства массовой информации деятельность того или иного депутата.
Таким образом, в качестве основных мотивов массовой поддержки можно назвать экономический (доминирующий, как правило) и собственно политический, связанный с имиджем власти, провозглашаемыми ею целями и программами, возможностями ее критики. В качестве самостоятельного мотива массовой поддержки, как показывает опыт и результаты социологических и политологических исследований, может быть и собственно идеологический, т. е. фиксирующий в массовом сознании политическую ориентацию властей по критерию: левые, правые, центристы. Конечно, такое деление не учитывает политические оттенки, но в принципе оно верно. К идеологическим мотивам относится оценка разными группами населения преимущественной ориентации властных структур либо на общенациональные, либо на групповые (корпоративные) интересы, а также их отношения с Западом.
В массовом сознании ныне нередко возникают представления о том, что властям нет дела до рядовых граждан, которым некуда бывает обратиться за защитой своих интересов, а это не может не влиять на масштабы и характер политической поддержки. Мас¬сы в последнее время все более критично оценивают разрыв между декларируемыми намерениями и их реальным воплощением в жизнь. Рост критичности и требовательности масс свидетельствует также о приобретении ими большего политического опыта. Нали¬чие такого опыта подсказывает для реального воздействия на политическую деятельность властей более жесткое формулирование требований к ним и использование различных средств отстаивания своих интересов.

Цитируемая литература
1 Политология: энциклопедический словарь. М., 1993. С. 281.
2 См.: Краснов Б. И. Политическая система // Социально-политический журнал. 1995. № 5. С. 79—80.
3 Манхейм К. Диагноз нашего времени. М., 1994. С. 144. 
4 Цит. по: Вебер М. Образ общества. Избранное. М., 1994. С. 571. 
5 См. подробнее: Семенов В. С., Степанян И. А. От конфликта к согласию: пути перехода // Социс. 1994. № 12. С. 23.
6 Цит. по: Вебер М. Указ. соч. С. 571—572.
7 Тишков В. А. Постсоветская Россия как национальное государ¬ство: проблемы и перспективы // На рубеже веков. 1996. № 1. С. 70.
8 См., напр.: Мир. Антология / Отв. ред. Ч. Чэтфилд., Р. М. Илюхин. М., 1993; Kanmo А. С. Философия мира: истоки, тенденции, перспек¬тива. М., 1990.
9 Такой точки зрения придерживаются ряд авторов: См.: Серебрянников В. В., Дерюгин Ю. И., Ефимов Н. Н., Ковалев В. И. Безопасность России и армия. М., 1995. С. 201—203; Ясюков М. И. Весы Немезиды. М., 1990. С. 191— 195.
10 Соловьев В. С. Соч.: В 2 т. М, 1988. Т. 1. С. 96—97.
11 Вольманн Г. Чем объясняется стабильность политического и экономического развития Федеративной Республики Германия // Государство и право. 1992. № 11. С. 135.
12 Mandevil L. Note sur la consistance et le poids du complexe militano — Industruel // Cahiers du centre d'etudes et de reshererches sur C'armee (Tolouse). 1994. N 1. P. 84.
13 См.: Россия—95: накануне выборов. М., 1995. С. 63—83. 
14 См. подробнее: Ривера Ш. В. Тенденции формирования составу посткоммунистической элиты России: репутационный анализ // Политические исследования. 1995. № 6. С. 61—66.

Глава тринадцатая

МЕТОДОЛОГИЯ И МЕТОДИКА ИССЛЕДОВАНИЯ ПОЛИТИЧЕСКОЙ КУЛЬТУРЫ

Естественно, что представитель каждой науки смотрит на объективную реальность и анализирует ее посредством категориального аппарата «своей» науки. Политическая культура рассматривается нами как одна из центральных составляющих в системе знаний политической социологии. Ее предметом применительно к нашей ситуации являются место и роль политической культуры как элемента политической системы, содержание и генезис ее составляющих, изучение политической культуры в широком социальном контексте, в рамках которого реализуются определенные виды общественных отношений. Этим определяются и особенности избранного нами методологического ракурса, взгляда на изучение политической культуры современного российского общества.

1. Методологические основания анализа
Перечислим сначала ряд допущений гносеологического характера, на которых базируется наше исследо¬вание. В самом общем плане предполагается, что существуют закономерности политической культуры как объективного феномена социально-политической реальности. То же следует сказать о возможности их научного изучения и объяснения. При этом мы ис¬ходим из того, что предлагаемые в результате анализа концептуальные построения должны быть эмпирически обоснованными, равно как и допускать проверку выводимых следствий. Кроме того, элементы теорети¬ческой концепции должны находиться между собой в отношении логической выводимости и непротиворечивости.
Говоря о методологии исследования, выделим прежде всего такой имманентный социологическому ракурсу рассмотрения явления принцип, как системный анализ политической культуры. Объективной сто¬роной применения данного принципа служит то обстоятельство, что политическая культура как феномен социальной реальности не состоит из отдельных и изолированных предметов, а представляет собой некоторое целостное образование. Именно целост¬ность определяет те интегральные качества, которые оказываются присущими отдельным составляющим как компонентам системы. Использование этого принципа обусловливается также и тем, что концептуальным инструментом решения проблемы исследо¬вания является построение системы показателей и эмпирических индикаторов изучения политической культуры.
Логика предлагаемого видения политической культуры как некоторого системного объекта предполагает учет ряда базовых компонент, присущих любой системе как таковой. Думается, что адекватным для решения задач исследования будет следующий пере¬чень базовых компонент системы: а) объекты (вещи) — единицы, образующие систему; б) свойства сис¬темы, специфичные для каждого из объектов; в) внешние и внутренние связи изучаемого объекта; г) отношения (внутренние и внешние), не имеющие, подобно связям, вещественно-энергетического, суб¬стратного характера; д) состояние фазы функционирования объекта; е) различные этапы, стадии, ступени, уровни, ветви развития объекта1.
Имея в виду эти компоненты, можно предложить следующую логическую структуру анализа политической культуры современного российского общества как системного объекта. Перечислим, далее, его важнейшие составляющие. В первую очередь следует ука¬зать на само теоретическое понятие «политическая культура» как центральное базисное понятие, описывающее качественное своеобразие изучаемого явления. Важными компонентами выступают переменные разной степени общности, отражающие состояние различных сторон изучаемого феномена. Сюда относятся понятия, которые возможно описать на языке эмпирических признаков, такие, например, как «уровень принятия политических ценностей того или иного типа», «степень протестного участия» и т. п. Кроме того, необходимым компонентом является совокупность суждений, с помощью которых фиксируются отношения, по возможности причинного характера, между исследуемыми переменными. Выделим и такой необходимый компонент, как систематически организованные формы эмпирических данных, использующиеся для классификации и объяснения. Подробнее о содержательном «наполнении» большинства приведенных компонент будет сказано в следующем разделе.
Одной из важных сторон системного видения по¬литической культуры должен быть учет того, что ее состояние в значительной степени детерминировано воздействием так называемого окружения. Сущностное своеобразие возможно понять через анализ взаимодействия ее с другими элементами системы, т. е. принципиально важно принять во внимание прямое или косвенное воздействие на состояние полити¬ческой культуры различных составляющих общественной системы в целом.
Представление о политической культуре как некоторой целостности предполагает также учет динамики исследуемого явления. В каждой конкретной ситуации наблюдения политическая культура представляет собой своеобразный синтез моментов формирования, функционирования и развития. Поэтому принципиально важно рассматривать политическую культуру не как «изначально заданное», сохраняющее при любых обстоятельствах состояние, а как конкретный, харак¬терный для определенного исторического периода результат.
Другой принципиальной особенностью методологии анализа политической культуры современного российского общества, используемой в данной работе, является несколько уровней изучения и одновременно единство макро- и микроподходов.
Обычно под макроподходом понимается такой взгляд, когда за исходное берется общество в определенный момент развития. Конкретизируя, можно сказать, что политическую культуру правомерно рассматривать на макроуровне как некоторое явление, вносящее определенный вклад в поддержание (или, наоборот, нарушение) общества как системной целостности. При этом необходимо вычленять и раскрывать механизмы воздействия факторов, относящихся к обществу в целом, на различные составля¬ющие и состояние политической культуры.
Имея в виду ту особенность политической куль¬туры, которая заключается в ее сложности, многоаспектности, многоуровневости, целесообразно, на наш взгляд, выделить два основных уровня прояв¬ления политической культуры. На каждом из них обнаруживается качественно различная специфика политической культуры. К первому уровню относятся общественные и политические структуры и институты как некоторые объективные вещи или феномены. Этот уровень проявления политической культуры соотносится с практикой функционирования политической системы в целом, прежде всего со спецификой деятельности политических институтов. В более конкретном плане здесь речь идет о нормах, правилах, моделях управленческих решений и т. п., действующих в процессе функционирования институтов.
На втором уровне проявления политической культуры выступают групповое и индивидуальное сознание и поведение граждан. Здесь политическая культура воплощается в устойчивых характеристиках политического сознания определенного периода — идеях, ценностях, представлениях. Однако этот уровень проявления политической культуры не ограничивается исключительно сферой политического сознания. К нему относится другой, не менее важный компонент — повторяющиеся во времени характеристики, «параметры», «модели», «образцы» политического поведения.
Выделение двух основных уровней проявления политической культуры не означает отсутствие связи между ними. Безусловно, они находятся в состоянии взаимовлияния. Однако в аналитическом плане разведение уровней позволяет точнее сфокусировать ракурс исследовательского анализа, способствует более полному раскрытию и открывает возможности для исследования различных теоретических и прикладных вопросов политической культуры современного российского общества.
В разделе, посвященном системе показателей политической культуры, будет более подробно говориться о конкретных предметных областях проявления политической культуры. Сейчас же подчеркнем, что каждая из этих областей имеет специфические закономерности. Это неминуемо накладывает отпечаток на методологию изучения политической культуры в целом. Адекватный анализ этого сложного явления должен, предполагать некоторые посредующие звенья в форме специфических «теорий» или концептуальных схем анализа отдельных областей проявления политической культуры. Это означает, что в рамках изучения понятий-посредников политической культуры неминуемо будут использоваться закономерности, выявленные ранее в ходе изучения этих предметных областей.
В контексте нашего рассмотрения надо иметь в виду и то, что политическая культура выступает как единство субъективного и объективного. Она не существует безотносительно к людям, к их деятельности и в то же время оказывается опредмеченной в результатах этой деятельности. Отсюда вытекает и такая важная черта политической культуры, как активность ее носителей — индивидов и социальных групп разной степени общности.
В этой связи кратко рассмотрим соотношение группового и личностного уровней в методологии изучения политической культуры. По нашему мнению, изучение политической культуры в рамках политической социологии определяет известную первич¬ность группового уровня анализа, т. е. при изучении проявлений политической культуры мы идем от социальной среды к индивиду, особенностям его сознания, поведения, включенности в те или иные социальные системы. Причем социальная группа (с присущим ей типом политической культуры) рассматривается нами не как арифметическая сумма составляющих ее индивидов, а как система, общность, имеющая интегративные качества. В то же время на уровне изучения личности происходит фиксация информации несколько иного качества. Здесь полити¬ческая культура личности понимается как феномен, для которого политическая культура группы является как бы внешним образованием. Однако индивидуаль¬ный политический опыт и соответственно культура не могут быть сформированы и не могут проявиться вне опыта группового.
Отметим также, что существенная особенность большинства явлений социального мира заключается, как известно, в их принципиальной уникальности и невоспроизводимости. Поэтому учет исторического измерения политической культуры, обстоятельств ее формирования и конкретных проявлений также является немаловажным.

2. К определению понятия «политическая культура»
Изучение политической культуры, как отмечалось, происходило в отечественном обществоведении в течение нескольких десятилетий. Следует заметить, что в перестроечные и постперестроечные годы количество работ, посвященных изучению политической культуры, было не столь многочисленным, как ранее. Спектр проблематики оказался при этом достаточно широким. В опубликованных работах рассматривались теория вопроса, особенности политической культуры зарубежных стран, генезис и содержание современной российской политической культуры, политическая культура отдельных социальных групп2. В отдельных исследованиях рассматривались особенности политической культуры конкретных периодов российской истории3. Вместе с тем единичными были работы, в которых тенденции современной российской политической культуры получили систематическое эмпирическое обоснование4.
Остановимся подробнее на вопросе о дефинициях понятия «политическая культура», существующих в современной отечественной политологии и политической социологии. Как отмечалось, разработка проблематики политической культуры достаточно активно продолжается в нашей науке в течение более чем трех десятилетий и характеризуется многочисленными и разнообразными по содержанию опреде¬лениями исследуемого явления. Нами было проанализировано более 30 определений политической культуры, данных отечественными авторами. На этой основе были выделены (Н. М. Кейзерова, Е. М. Бабосова, А. А. Галкина, Ф. М. Бурлацкого, К. С. Гаджиева, Э. Я. Баталова, А. И. Дженусова) наиболее типичные как с точки зрения проявлений специфики интер¬претации, так и в аспекте частоты упоминаний в научной литературе5. Структурный анализ этих определений был осуществлен с применением специ¬ально разработанной классификационной матрицы. Основные составляющие, используемые в определени¬ях политической культуры, приведены в таблице.
Данные таблицы с достаточной наглядностью демонстрируют, что представления перечисленных авторов носят целостный концептуальный характер. Об этом, в частности, свидетельствует наличие в определениях не одной, а нескольких «координат» описания политической культуры. Наиболее дифференцированными оказываются представления о составляющих структуры и субъектах-носителях политической культуры. К структурным компонентам политической культуры чаще всего относят различные составляющие политического сознания и поведения. В большинстве определений в качестве субъектов выделяются образования различной степени общности (от уровня общества в целом до личности). Проведенный анализ позволяет в целом вычленить ряд составляющих, которые наиболее часто используются в процессе описания политической культуры. К последним, по нашему мнению, следует отнести наличие структурных составляющих; указание на факторы формирования политической культуры; наличие субъектов-носителей и объектов ее проявления; функциональное содержание политической культуры; наличие нормативных аспектов в опреде¬лениях.
Обобщая определения политической культуры, предложенные отечественными авторами, а также исходя из принятой в нашей работе интерпретации понятий «культура» и «политика», приведем, далее, наше понимание исследуемого феномена.
В широком смысле слова под политической культурой мы будем понимать совокупность свойственных определенному историческому периоду устойчивых компонент политического сознания и поведения, фиксирующих принципы отношений в системе «человек — политика» и проявляющихся в деятельности как индивидов и групп, так и политических институтов. В узком смысле слова политическая культура конкретного исторического периода воплощается в устойчивых, явно или неявно разделяемых в обществе в целом или в его социальных группах представлениях и моделях поведения, затрагивающих отношения власти и граждан.
Таблица

Формальные и содержательные характеристики определений политической культуры в отечественной политологии и политической социологии

Фиксируемые характеристики Составляющие используемых описаний
По Кейзерову, 1982 По Бабосову, 1987 По Бурлацкому и Галкину, 1985 По Гаджиеву, 1993 По Баталову,
1994 По Дженусову, 1994
Наличие структурных составляющих Есть Есть Есть Есть Есть Есть
Количество структурных составляющих 3 3 1 1 3 4
Наименование структурных составляющих Знания, нормы, деятельность Знания, ценностные ориентации, образцы поведения Опыт, феномены общественного сознания Комплекс представлений Убеждения, представления, установки модели поведения Ценности, представления, умения
Характеристики структурных составляющих Нет Нет Нет Нет Устойчивые репрезентативные Нет
Субъекты политической культуры Есть Есть Нет Есть Есть Есть
Количество субъектов 2 3  3 4
Наименование субъектов Классы, общество Личность, классы, общество  Национальные или социально-политические общности Индивиды, группы, институты Индивиды, группы, партии, государство
Объекты проявления политической культуры Нет Есть Есть Есть Есть Есть
Наименование объектов Политические отношения, политическая деятельность Политические институты, политическое поведение Мир политики, вся политическая жизнь Политический процесс Сфера политики
Факторы формирования политической культуры
Наименование факторов 
Нет Нет Нет Нет Нет Нет  Есть

Историческая обусловленность  Есть

Исторический опыт
Функциональное содержание политической культуры
Наименование функциональной роли Есть

Реализация коренных интересов класса, общества Есть

Обеспечение способности субъекта дать политическую оценку, занять позицию Есть

Формирование, развитие и деятельность политических институтов Есть

Законы, правила функциони-рования Есть

Определение направлений форм деятельности и обеспечение воспроизводства политической жизни Есть

Механизм выражения и реализации целей политических субъектов
Наличие нормативного аспекта определения
Наименование нормативного аспекта Нет Есть

Необходимый уровень знаний, правильность
позиции Нет Нет Нет Есть

Принципы уважения, учета прав, интересов, традиций других субъектов политики

3. Система показателей и индикаторов политической культуры
Следующий важный шаг в совершенствовании понятийного аппарата социологического исследования политической культуры состоит в разработке системы показателей и индикаторов ее изучения. В предметном плане нас прежде всего интересуют базовые элементы политической культуры российского общества 90-х годов — устойчивые компоненты сознания и поведения населения в отношении составляющих политической системы: институтов власти, политического режима, центральных политических ценностей.
В ходе построения предложенной ниже системы показателей нашей целью было представление центрального теоретического понятия «политическая культура» посредством некоторой группы понятий разной степени обобщения, позволяющих впоследствии посредством их эмпирического «наполнения» выявить сущностью черты и характеристики исследуемого явления. Другими словами, осуществляемое на этом дедуктивном этапе последовательное сведение (или разложение) понятия «политическая культура» к операционально определяемым переменным представляет собой необходимую первую фазу в стратегии нашего анализа. Вторая фаза состоит в систематическом анализе эмпирических данных сквозь призму определенных концептуальных позиций. Тем самым создается основа для более глубокого понимания исходного теоретического понятия и его составляющих.
Поскольку политическая культура как сложное концептуальное образование прямо и непосредственно неприложима к уровню эмпирического исследования, очевидной является потребность в использовании ря¬а понятий более конкретного уровня обобщения. В этой связи предлагается выделить три звена, или уровня, анализа политической культуры современного российского общества. На первом уровне политическая культура рассматривается как центральное теоретическое понятие исследования. На втором уровне в ходе специального анализа центральное понятие представляется посредством понятий и индикаторов более конкретного плана. Третий уровень — эмпирический — есть совокупность эмпирических индикаторов, с которыми непосредственно соотносятся понятия второго уровня и опосредованно — центральное теорети¬ческое понятие исследования. Здесь речь прежде всего пойдет о втором и третьем уровнях.
В предлагаемой понятийной системе термин «пока¬затель» будет использоваться в двух смыслах. Во-пер¬вых, в смысле показателя-понятия, выражающего со¬вокупность понятий, описывающих конкретные обла¬сти проявления политической культуры. В этом случае по существу речь идет о базовых компонентах процес¬са операционализации, ориентированного на опосредование центрального теоретического понятия систе¬мой понятий иного, более низкого уровня обобщения. Во-вторых, термин «показатель» используется в смыс¬ле измерительного инструмента непосредственно фиксируемой, доступной наблюдению и измерению характеристики изучаемого объекта.
При разработке системы показателей нельзя не учитывать того, что показатели политической культуры должны соответствовать ряду общих требований, предъявляемых к показателям (показателям-понятиям)6. Прежде всего речь идет о достаточной дифференцирующей силе показателей в отношении исследу¬емых объектов. Кроме того, необходимо было соблюдать принцип комплексности, обеспечивающий охват всех свойств типологизируемых объектов, значимых с точки зрения теоретической концепции исследова¬ния. Также мы стремились к обеспечению достаточно четкой структурированности, т. е. разделению, показа¬телей, формирующих данную систему на более или менее целостные блоки, каждый из которых отражает некоторое глубинное свойство объекта.
На схемах 1 и 2 в обобщенном виде представлены основные составляющие — блоки системы показателей изучения политической культуры. Содержание каждого из этих блоков относится к определенной «координатной оси» измерения политической культу¬ры. Прокомментируем кратко их содержание.
Исходное выделение объективных и субъективных составляющих политической культуры предопределило то, что в фокусе нашего анализа оказались составляющие политической культуры, которые проявляются в политическом сознании и поведении. При этом мы опираемся на правомерную, по нашему мнению, классификацию когнитивных, аффективных и оценочных составляющих политической культуры. Первые включают знания о данной политической системе; вторые — оценки, в которые входит принятие определенных ценностей и степени соответствия им результатов функционирования политической системы; третьи — эмоционально-чувственные компоненты, к которым мы отнесли устойчивые проявления политических настроений.
Поскольку «непосредственными носителями» субъективных компонентов политической культуры являются отдельные составляющие политического сознания, то уточним отличительные признаки последних .
Под политическими установками будем понимать устойчивую готовность индивида к положительной или отрицательной реакции или отклику в отношении политического объекта. Убеждение индивида выражает субъективную оценку истинности или ложности определенных свойств, характеристик, приписываемых политическому объекту. Понятие «политическое мнение» отчасти пересекается, хотя и не во всем, с понятием «политическая установка». Мнение чаще всего соотносится с фактическими явлениями или событиями, тогда как установка включает в себя очевидный момент индивидуального предпочтения и ориентации на действие. Политическая ценность представляег собой значимую жизненную цель или норму, по отношению к которой индивид обладает сильной позитивно окрашенной установкой.
Перейдем теперь к уточнению того, что на схеме 1 было обозначено как «области предметного проявления» политической культуры. Конкретно речь идет о политической системе и составляющих ее элементах.
Один из широко распространенных вариантов описания того, что отражает политическая культура как некоторое субъективное измерение политики, был предложен в рамках рассмотренных системно-структурных подходов. Логика была следующей. Центральным компонентом, ядром политической системы яв¬ляется государство. Функционирование политической системы предлагалось анализировать в терминах процессов на политической системы предлагалось анализировать в терминах процессов на ее «входе» и «выходе». К первым отнесена деятельность партий, группы давления, средств массовой информации; ко вторым — исполнительная власть, суды, бюрократия. При этом политическая система включает политические процессы, к которым относится широкая совокупность проявлений политической жизни, выражающейся в конкретных акциях, конфликтах, альянсах, стилях или характере полити¬ческих действий партий, движений, индивидов и т. п. Политические решения или определенные политические линии также представляют собой результаты функционирования политической системы, ее конкретный «выход» .

Схема I. Уровни и направления анализа политической культуры

I. По областям предметного проявления (отражения)

По формам проявления сознания и поведения

II. По пространственно-географическим характеристикам

Плоскости измерения / проявления политической культуры

III. По типу состояния общества

IV. По социоструктурным характеристикам носителей 
Плоскости измерения / проявления Опосредующие понятия

I Политическая система и политические процессы
II а Политическое сознание: знания, ценности, настроения
II b Политическое поведение: практические действия
III Местный, региональный, национальный
IV Личность, социальные группы, общество в целом
V Состояние: стабильности, кардинальных трансформаций
Ключевые составляющие процесса
Процесс функционирования политической системы Процесс конституирования политической системы
Воспроизводство политической системы; принятие и исполнения политико-управленческих решений
Контроль за состоянием и деятельностью политической системы


Схема 2. Показатели проявлений политической культуры в сферах политического сознания и политического поведения

Показатели политического сознания
Политическая компетентность
Интерес к политическим событиям, частота участия в дискуссиях по политическим вопросам, знание о политических событиях и их субъективная важность, убежденность в важности политической активности и возможности изменений
Политические ценности
Степень принятия (или непринятия) оценочных суждений о свободе, демократии, социальной справедливости, равенстве, индивидуализме, социализме, роли государства, рыночной экономике, приватизации, системе государственного устройства, сформировавшемся характере межнациональных отношений
Политическая идентификация
Оценочное отношение к деятельности различных политических групп, партий, движений; уровень знаний и степень поддержки партийных программ
Политическое доверие
Убежденность в легитимности режима; отношение к ведущим политическим лидерам; степень доверия и поддержки институтов власти различного уровня
Показатели политического поведения
Ориентации на партийную деятельность Уровень включенности в деятельность различных политических групп, партий, движений
Электоральное поведение Участие в парламентских и президентских выборах, референдумах; участие в местных выборах; электоральные предпочтения и опыт электоральных решений
Протестная активность Участие в подписании писем и воззваний, митингах и демонстрациях, забастовках, насильственных действиях

Приведенное видение политической системы не во всем отмечает задачам операционализации, так как в нем не так полно, как хотелось бы, схвачены ее основные проявления. Для построения системы показателей изучения современной российской политической культуры особенно важен переживаемый обществом исторический период — период кардинальных трансформаций. В этой связи актуален не только анализ уже сложившейся политической системы, когда в качестве основных структурных элементов выступают государство, политические партии, общественные движения и ассоциации, но и характер протекающих в ней изменений. Поэтому, по нашему мнению, более точно рассматривать в качестве сферы проявления политической культуры сферу, политических процессов в целом. В таком случае политическая система берется не только с точки зрения своих структурных составляющих, но и в аспекте своей динамики. При таком подходе мы опираемся на имеющуюся в литературе трактовку политического про¬цесса и основных его стадий. Политический процесс представлен как совокупная деятельность всех субъек¬тов политических отношений, связанная с формированием, изменением, преобразованием и функционированием политической системы, опосредующей пуб¬личную власть7.
Политический процесс можно разделить на несколько стадий (хотя вернее было сказать компонентов). Первая — это постоянно возобновляющийся процесс конституирования политической системы, что применительно к разрабатываемой системе показателей означает, например, согласие, признание и поддержку конкретной политической системы со стороны общества. Вторая составляющая связана с воспроизводством политической системы, включая воспроизводство политических отношений, институтов, норм ценностей. Внутренней стороной механиз¬ма воспроизводства политической системы выступает отдельно выделяемая стадия принятия и исполнения политико-управленческих решений. Последней в этом ряду можно считать такую составляющую, как контроль за состоянием и деятельностью политической системы. Применительно к каждой из стадий правомерно говорить о конкретных формах проявления деятельности социальных субъектов (вербальной и реальной), устойчивые составляющие которой и рассматриваются нами как показатели политической культуры.
Как связаны в нашей концептуальной схеме институциональные составляющие политической системы и политические идеи, взгляды, представления? Не относя последние к собственно структурным компонентам политической системы, мы тем не менее считаем их некоторой «идеальной» компонентой. Взятые та¬ким образом политические институты рассматриваются в предлагаемой системе показателей в комплексе с порождаемыми ими связями и отношениями, опосредующими эти связи и отношения социальными нормами. Кроме того, наш подход предполагает учет единства политических институтов с лежащими в основе их существования и функционирования политическими идеями и представлениями разной степени общности, т. е. собственно идеологиями.
Понятно, что многие оценки политической систе¬мы, равно как и ориентации на политические действия, являются ситуативными или претерпевают изменения во времени. Поэтому следует уточнить, что в фокусе нашего исследования находятся прежде всего те компоненты политического сознания и поведения, которые оказываются укорененными в сознании (по крайней мере на протяжении изучаемого нами постперестроечного периода) и проявляются в отношении индивидов к политической системе, в их полити¬ческих действиях.
Предлагаемая система показателей учитывает фактор многосоставности политической культуры. Как отмечалось, политическая культура представляет собой некоторую совокупность достаточно устойчивых образцов политического сознания и поведения, присущих конкретному социуму. Вместе с тем это не означает, что политическая культура является монолитом. Оказывается, что ценности, представления, элементы поведения существенно различаются в тех или иных социальных группах. Не случайно, что значительное внимание анализу политической культуры было уделено в рамках изучения процессов социальных трансформаций и модернизации, когда в центре внимания оказывались политические представления и поведенческие ориентации групп, в наибольшей степени спо¬собствующих или препятствующих изменениям.
Именно поэтому мы выделили «измерение» полити¬ческой культуры, связанное с социоструктурными характеристиками ее носителей. Существенно дифференцированными могут быть политические ценности и модели политического поведения территориальных общностей в связи с этническими и региональными отличиями. Наконец, дифференциация (по отношению к населению в целом) может иметь место и в устойчивых политических ориентациях групп, включенных в деятельность тех или иных институтов общества, например военных и др.
Следует обратить внимание на измерения политической культуры, которыми являются «координаты» стабильности и изменчивости. С одной стороны, в политической культуре существуют в той или иной форме некоторые весьма устойчивые составляющие. С другой стороны, было бы неверным говорить о неизменности политической культуры, о конкретной политической культуре как раз и навсегда заданном феномене. Динамично меняющаяся современная действительность в совокупности ее составляющих является одним из важнейших факторов формирования и изменения политической культуры российского общества. В этой связи в предлагаемой системе пока¬зателей отражена взаимозависимость изменений как в политической культуре, так и в политических институтах.
Проведенные за последние тридцать лет исследо¬вания политической культуры различных стран сви¬детельствуют о пластичности, изменчивости последней. Другое дело, что составляющие политической культуры имеют разную степень изменчивости, а зачастую и свою логику эволюции, находящуюся во взаимосвязи с особенностями трансформаций режима, историческим опытом, процессами политической социализации. Большое значение имеют и опыт по¬вседневных контактов людей, и текущая практика конкретной политической системы.
Важную роль также играют изменения в социальной и экономической структуре, включая современные процессы глобализации. Кроме того, опыт новейшей истории свидетельствует о целом спектре возможных траекторий трансформаций политических режимов, имевших различные политико-исторические, экономические и культурные основания. В этом смысле ничто не является изначально предопределенным8. Отсюда ясно, почему в системе показателей столько внимания уделено внешним связям и факторам формирования политической культуры.
Не случайной в системе показателей является и такая координатная ось «измерения» политической культуры, как «прошлое» — «настоящее» — «будущее». В актуальной политической культуре наряду с современной политической практикой отражается и опыт предшествующих поколений. Это особенно ясно наблюдается в периоды трансформаций, когда одни ранее устойчивые ценностно-нормативные образцы по¬литического сознания и поведения разрушаются, другие формируются, третьи модифицируются и т п. В этой связи особенности современного состояния российской политической культуры могут быть поняты в контексте анализа ментальных структур (в том числе их этнокультурных составляющих) трех периодов российской истории: постперестроечного и перестроечного, советского (последние 70 лет) и, хотя бы отчасти, дореволюционного.
Наряду с прошлым компонентами политической культуры являются представления людей о будущем (их социальные ожидания), что также важно в переходных условиях. Все варианты политических идеоло¬гий содержат определенный образ желаемого будущего, который так или иначе соотносится с массовы¬ми оценками и ожиданиями, что проявляется в политической культуре конкретного периода.
В заключение несколько слов еще об одной группе факторов, которую зачастую связывают с конкретными проявлениями политической культуры. Как было сказано, мы не разделяем точку зрения, в соответствии с которой особенности политической культуры однозначно определяются спецификой национального характера. Проблема состоит в том, что если актуальные проявления политической культуры достаточно надежно фиксируются стандартными ме¬тодами прикладной социологии и социальной психологии, то в отношении специфики национального характера методическая сторона вопроса является более сложной9. Отчасти именно с этим обстоятельством связано ограниченное отражение показателей национального характера в предложенной схеме направлений и уровней анализа политической культуры современного российского общества.

Цитируемая литература
1 См.: Тюхтин В. С. Отражение, системы, кибернетика. М., 1972. С. 13.
2 См. напр.: Осипова Е. В. Социология политической культуры Великобритании // Социс. 1992. № 4,9; Политическая культура: теория и национальные модели / Отв. ред. К. С. Гаджиев. Сост. Д. В. Гудименко. М., 1994; Гудименко Д. В. Политическая культура России: преемствен¬ность эпох // Полис. 1994. № 2; Шестопал Е. Б. Политическая культу¬ра // Гозман Л. Я., Шестопал Е.Б. Политическая психология. Ростов н/Д 1996.
3 См.: Пивоваров Ю. С. Две политические субкультуры пореформенной России: проблема взаимодействия // Ретроспективная и срав¬нительная политология: Публикации и исследования. М.: Наука, 1991. Вып. 1.С. 255-288.
4 Рукавишников В. О,, Халман Л., Эстер П., Рукавишникова Т. П. Россия между прошлым и будущим. Сравнение показателей полити¬ческой культуры населения 22 стран Европы и Северной Америки // Социс. 1995. № 5.
5 Анализируемые определения содержатся в следующих работах: Баталов Э. А Советская политическая культура (к исследованию распадающейся парадигмы) // Общественные науки и современность. 1994. № 6.; Дженусов А. Политическая культура: концептуальные ас¬пекты // Социально-политический журнал. 1994. № 11—12; Бабосов Е. М. Политическая культура советского человека // Вопросы теории и жизнь. М., 1987; Бурлацкий Ф. М., Галкин А А Современный Левиафан. М, 1985; Гаджиев К С. Политическая культура стран Запада // Полит¬ология: Курс лекций. М., 1993; Кейзеров Н. М. Политическая культура социалистического общества. М., 1982.
6 См.: Исследование построения показателей социального разви¬тия и планирования. М., 1979. С. 148.
7 См.: Мамут Л. С. Политический процесс // Политология. М., 1993. С. 83.
8 Diamond L J. Political Culture and Democracy in Developing Countries. Lynne Reinner Publishers Inc., 1993. P. 17.
9 О методологических проблемах исследования национального характера см., напр.: Сорокин П. А Основные черты русской нации в двадцатом столетии // О России и русской философской культуре. М., 1990. С. 4бЗ.; Лурье С. В. Метаморфозы традиционного сознания: Опыт разработки теоретических основ этнопсихологии и их приме¬нения к анализу исторического и этнографического материала. СПб., 1994. С. 5-24.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
— В книге изложены главным образом те разделы политической социологии, которые дают представление, с одной стороны, о предмете этой науки, с другой — о тех проблемах, которые остаются наиболее актуальными в условиях интенсивной общественной трансформации.
Противоречивая и динамичная политическая жизнь затрудняет порой понимание фундаментальных основ и социальных истоков происходящего. Оставаясь на уровне восприятия политических явлений, трудно (а скорее невозможно) дать верный диагноз происходящему, тем более прогнозировать вероятные изменения. Только учитывая социальные аспекты политических процессов, возможно достаточно глубоко понять и оценить происходящее.
Политическая социология дает именно такое видение политической жизни в целом, раскрывая ее социальную детерминированность.
Овладение научным инструментарием политической социологии повышает потенциал исследователей, позволяет получать новые достоверные знания и делать на их основе доказательные выводы.
Политическая социология — относительно молодая отрасль научного знания. Она тесно связана с политической практикой, что дает ей возможность постоянно обогащаться новой научной информацией. Своевременное освоение этой информации создает предпосылки для глубокого анализа происходящих в политической сфере процессов и принятия достато¬чно обоснованных политических решений.
Такое понимание современной роли политической социологии должно привлечь к ней внимание всех, кто испытывает устойчивый интерес к политической сфере жизни общества

ЛИТЕРАТУРА  
1. Авксентьев Н.Д. Национальная власть // Антология ми¬ровой политической мысли: В 5 т. Т. 4. М., 1997.
2. Алисова Л. Н. Взаимодействие политических партий как фактор реформирования общества. М., 1996.
3. Амелин В. Н. Социология политики. М., 1999.
4. Антология мировой политической мысли: В 5 т. / Рук. проекта Г. Ю. Семигин. М., 1997.
5. Арамо А. Концепция гражданского общества: восхожде¬ние, упадок и воссоздание // Полис. 1954. № 3.
6. Арон Р. Этика развития социологической мысли. М., 1993.
7. Бакунин М.А. Философия. Социология. Политика. М., 1989.
8. Бердяев Н.А. Судьба России. М., 1990. 
9. БлонделъЖ. Политическое лидерство. М., 1992.
10. Булгаков С.Н. Героизм и подвижничество. М., 1992.  
11. Бурдье Пьер. Социология политики.
12. Бурлацкий Ф. М., Галкин А. А Современный Левиафан: очерки политической социологии капитализма. М., 1985.
13. Вайнштейн Г. И. Массовое сознание и социальный протест в условиях современного капитализма. М., 1985.
14. Вебер М. Избр. произв. М., 1990.
15. Власть и выборы. М., 1996.
16. Власть и оппозиция: Российский политический про¬цесс XX столетия. М., 1995.
17. Волков Ю. Е. Социология политики как отрасль социо¬логической науки // Социс. 1982. № 2.
18. Вятр Е. Социология политических отношений. М., 1979.
19. Гаджиев К С. Политическая наука. М., 1994.
20. Горшков М. К. Общественное мнение. М., 1988.
21. Гражданское общество: теория, история, современ¬ность / Отв. ред. 3. Т. Голенкова. М., 1999.
22. Грамши А. Избр. соч. М., 1957. Т. 3.
23. Громыко АЛ. Политические режимы. М., 1994.
24. Гэллнер Э. Условия свободы. Гражданское общество и его исторические соперники. М., 1995.
25. Дарендорф Р. Дорога к свободе // Вопросы филосо¬фии. 1990. № 9.
26. Дилигенский Г. Социально-политическая психология. М, 1994.
27. Дмитриев А., Кудрявцев В. Введение в теорию конфлик¬тов. М., 1993.
28. Доган М., Пеласси Д. Сравнительная политическая со¬циология. М., 1994.
29. Зборовский Г. Е. Еще раз о реальных проблемах со¬временной социологии // Социс. 1999. № б.
30. Иванов В. Н. Россия федеративная: кризис и пути его преодоления. М., 1999.
31. Иванов В.Н., Ладодо И. В. Москва и москвичи 90-х го¬дов. М, 1998.
32. Иванов В. Н., Смолянский В. Г. Конфликты и конфликтология. М., 1994.
33. Иванов В. Н., Смолянский В. Г. Политическая социоло¬гия: очерки. М., 1994.
34. Ильин И. А. О сущности правосознания // Он же. Соч.: В 2 т. М., 1994.
35. Кинсбургский А В., Топалов М. Н. Социодинамика массовых политических действий. Москва, 1992 // Массовое сознание и массовые действия. М., 1994.
36. Кон И. С. Социология личности. М., 1969.
37. Крижанич Ю. Политика. М., 1997.
38. Ксенофонтов В. Н. Военная социология в России: характер и тенденции развития // Социс. 1995. № 5.
39. Левада Ю. «Человек политический»: сцена и роли переходного периода // Президентские выборы 1996 и общественное мнение. М., 1996.
40. Левашов В. К., Хлопьев А Т. Как живешь, Россия? Социо¬логический мониторинг. М., 1996.
41. Левый поворот и левые партии в странах Центральной и Восточной Европы. М., 1998.
42. Ленин В. И. Великий почин. // Полн. собр. соч. Т. 39.
43. Локк Дж. Избр. филос. произв. М., I960. Т. 2.
44. Лосский Н. О. Характер русского народа. Кн. I и II. Мюнхен, 1957.
45. Маркс К., Энгельс Ф. Новая публикация первой главы «Немецкой идеологии». Л., 1966.
46. Мертон Р. Социальная структура и анемия // Социс. 1992. № 3.
47. Митрохин В. И. Динамика социальной власти. М., 1996.
48. Многообразие интересов и институты власти / Отв. ред. А. Г. Здравомыслов. М., 1994.
49. Назаров М.М. Политические ценности и полити¬ческий протест. М., 1995.
50. Назаров М. М. Политическая культура российского об¬щества (1991 — 1995 гг.): опыт социологического исследова¬ния. М., 1998.
51. Ницше Ф. Так говорил Заратустра. М., 1990.
52. Новгородцев П. Об общественном идеале. М., 1992.  
53. Новый курс России: предпосылки и ориентиры. М,, 1996.
54. Ноэль Э. Массовые опросы. Введение в методику демоскопии. М., 1978.
55. Облонский А. Бюрократия: теория, история, современность // Знамя. 1997. № 7.
56. Общая и прикладная политология / Под ред. В. И. Жукова, Б. И. Краснова. М., 1997.
57. Осипов Г. В. Социология и политика. М., 1995.
58. Осипов Г. В. Реформирование России: итоги и перспективы. М., 1996.
59. Панина Н. В. Аномия в посткоммунистическом обществе // Куда идет Россия? Социальная трансформация постсоветского пространства. М., 1996.
60. Петухов В., Рябов А. Временный феномен апатии масс // Независимая газета. 1994.17 авг.
61. Петренко В.Ф., Митина О. В. Психосемантический анализ динамики общественного сознания: на материале политического менталитета. Смоленск, 1997.
62. Показатели и индикаторы социальных изменений. М, 1995.
63. Политика: проблемы теории и практики: В 2ч. М, 1990.
64. Политическая культура и власть в западных демократиях и в России: проблемно-тематич. сб. Вып. 2. М., 1997.
65. Политическая наука в России / Отв. ред. Ю. С. Пивоваров. М., 1993. Вып. 1.
66. Политическая наука: новые направления. М., 1999.
67. Политическая социология / Отв. ред. Ж. Т. Тощенко. М, 1993.
68. Политическая социология. М., 1994.
69. Политическая энциклопедия: В 2 т. М., 1999.
70. Политические конфликты: от насилия к согласию. М, 1996.
71. Политические ориентации трудящихся в условиях реформы политической системы. М., 1990.
72. Политология и современный политический процесс. М, 1990.
73. Психология национальной нетерпимости: хрестоматия. Минск, 1998.
74. Пугачев В. П., Соловьев А. И. Введение в политологию: учебник для вузов. М., 1999.
75. Радаев В. В., Шкаратан О. И. Социальная стратификация. М., 1995.
76. Реформирование России: мифы и реальность. М., 1994.
77. Россия: десять вопросов о самом важном. М., 1997.
78. Россия в цифрах. М., 1997.
79. Россия: социальная ситуация и межнациональные отношения в регионах / Авторы-составители: В. Н. Иванов, И. В. Ладодо, Г. Ю. Семигин. М., 1996.
80. Рукавишников В., Халман Л., Эстер П. Политические культуры и социальные изменения: международные сравне¬ния. М., 1998.
81. Рывкина Р. Ф. Постсоветское государство как генератор конфликтов // Социс. 1999. № 5.
82. Семигин Г. Ю. Политическая стабильность общества. М, 1997.
83. Семигин Г. Ю. Социальное партнерство в современном мире. М., 1995.
84. Смелзер М. Социология. М., 1994.
85. Сигелс С. Преступная гонка: опыт коллективной психологии. М., 1993.
86. Сорокин П. А. Человек. Цивилизация. Общество. М., 1992.
87. Социологическая энциклопедия / Ред. Г. В. Осипов. М, 1999.
88. Социальная и политическая стабильность в оценках и ожиданиях москвичей / Отв. ред. В. Н. Иванов. М., 1995. 
89. Токвиль А де. Демократия в Америке. М., 1994.
90. Тоффлер О. Проблема власти на пороге XXI века // Свободная мысль. 1992. № 2.
91. Тощенко Ж. Т. Социология. М., 1994.
92. Трансформация социальной структуры и стратификация российского общества. М., 1996.
93. Трансформирующиеся общества: цели и пути. М., 1996.
94. Фрейд 3. Введение в психоанализ. М., 1991.
95. Хакамада С. Самоорганизация и стихийность: опыт сравнительного социально-психологического анализа Япо¬нии и России // Социс. 1999. № 4.
96. Халипов В. Ф. Кратология как система наук о власти. М., 1999.
97. Харчева В. Основы социологии: учебник. М., 1997.
98. Черных А. И. Гражданское общество в истории России // Гражданское общество: теория, история, современ¬ность / Отв. ред. 3. Т. Голенкова. М., 1999.
99. Шафф А. Мой XX век // Свободная мысль. 1994. № 5.
100. Шиллер Г. Манипуляторы сознанием / Пер. с англ. М., 1990.
101. Энциклопедический социологический словарь / Отв. ред. Г. В. Осипов. М, 1995.
102. Ядов В. А. Социальная идентификация в кризисном обществе // Социологический журнал. 1994. № 1.
103. Яновский Р. Г. Духовно-нравственная безопасность России // Социс. 1995. № 2.
104. Яницкий О. Н. Социальные движения. М., 1991.
105. Янссон Г. Треугольная драма: взаимоотношения между государством, местным самоуправлением и добровольны¬ми организациями // Гражданское общество на европейском Севере. СПб., 1996.
106. Dowsse R. E., Hughes J. A. Political Sociology. London: Wiley, 1986.
107. Grurr Т. R., Licbbacb M. I. Forecasting internal Conflict: A Competitive Evaluation of Empirical Theories // Comparative Political Studies. 1986. Vol. 19. N 1. April.
108. Marsb A. Political Action in Europe and the USA. London: Macmilian, 1990.
109. Marsb A. Protest and Political Coonsiousness. London: Sage, 1977.
110. Potisnuto civiino drustvo. Beograd, 1995.
111. Stouffer S.A. The American Soldier. Princeton, 1949.
112. Merton R. K. Social Theory and Social Structure. Free Press, 1957.
113. Ruinciman W. G. Relative Deprivation and Social Structure. Free Press, 1957.
114. Ruinciman W. G. Relative Deprivation and Social Justice. Routledge and Kegan Paul, 1966.
115. Escben D. von, Kirk J. and Pimard M. The Organizational Substructure of Disorderly Politics // Social Forces / 1971. Vol. 49. N 4. Juche.