ИНСТИТУТ СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ РАН
ЦЕНТР ПОЛИТОЛОГИИ


ПОЛИТИЧЕСКАЯ СОЦИОЛОГИЯ


МОСКВА
• МЫСЛЬ •
2000


Ответственные редакторы: чл.-кор. РАН В. Н. Иванов, д-р полит. наук Г. Ю. Семигин
Авторский коллектив: д-р полит. наук Л. Н. Алисова, д-р филос. наук 3. Т. Голенкова, чл.-кор. РАН В. Н. Иванов, канд. филос. наук И. В. Ладодо, д-р полит. наук М. М. Назаров, канд. истор. наук Р. М. Романов, д-р полит. наук Г. Ю. Семигин

ISBN 5-244-00959-1
© ИСПИ РАН. 2000

ВВЕДЕНИЕ
События последнего десятилетия уходящего века, происшедшие в России и странах Восточной Европы и связанные с изменениями существовавшего в них строя, привлекли внимание ученых, работающих в разных областях знаний. Особенно большой интерес вызвали изменения в политическом устройстве и политической жизни этих стран. Необходимость осмысления этих процессов привела к интенсивному развитию научного политического знания, институализации в России относительно новой научной дисциплины — политологии (науке о политике).
Однако по мере расширения поля проводимых исследований все активнее применялись в них методы социологической науки. Политика, понимаемая не только как борьба между классами (нациями, государствами), но и как взаимодействие заинтересованных групп, происходящее в разных формах (сотрудничество, соперничество, конфликт, консенсус и т. п. так или иначе затрагивает интересы всего общества. Стало быть, и социология, изучающая общество как систему и взаимодействие входящих в него социальных общностей — элементов этой системы, не может и не должна стоять в стороне. Естественно, что социология, также как и политология, активно включилась в исследование политических процессов и явлений, используя свои методы и свой подход к изучаемым явлениям.
Конечно, многое из старых «теоретических запасов» потребовало пересмотра, уточнения. Например, рассмотрение политических процессов в обществе, провозгласившем себя социалистическим (общество реального социализма), с позиций теории бесконфликтности не могло объяснить новые политические реалии. Межнациональные конфликты, антагонистические противоречия, острая борьба за власть с применением силы (осень 1993 г.), забастовки, голодовки, пикеты и т. д. требовали объяснения с других теоретических позиций. В этой связи изначально усилился интерес российских исследователей к работам западных социологов, накопивших значительный опыт в изучении конфликтных ситуаций, и разработке рекомендаций по управлению конфликтами. На их основе уже в начале 90-х годов были проведены первые социологические исследования возникающих в обществе конфликтов (в том числе и конфликтов политических).
Но с середины 90-х годов центральное место в научных исследованиях заняли процессы демократизации. Это объясняется тем, что именно эти процессы находились в центре общественной жизни страны, что именно они втянули в свою орбиту в той или иной мере все население России и все социальные институ¬ты. С одной стороны, демократизация отвечала социальным ожиданиям масс, с другой — с самого начала своего осуществления вызвала к жизни новые проблемы и противоречия.
Пришедшие к власти новые политические силы официально определили демократизацию как процесс перехода от командно-административной политической системы, воплощением которой было тоталитарное государство, державшее под контролем все, начиная от плановой экономики и кончая мировоззрением граждан, к правовому государству. Последнему вменялось в обязанность создание новых для России демократических институтов и поддержка процесса формирования гражданского общества.
На практике на первом этапе демократизация в России предстала как разрушение партийно-бюрократической системы управления страной и внедрение в политическую практику норм и стандартов по образцу западной демократии, воспринимаемой как некий эталон, как имманентное свойство «цивилизованных государств». 
Ликвидация партийной монополии на власть, утверждение политического и идеологического плюрализма, многопартийности, гласности, новой реально действующей избирательной системы отмечались «политическими социологами» как положительные мо¬менты процесса демократизации страны и формирования гражданского общества. Однако, и это тоже нашло отражение в социологических исследованиях, непоследовательность, субъективизм, игнорирование мнения большинства, попустительство грабительской приватизации (и чаще ее непосредственная поддерж¬ка) привели на практике не столько к утверждению демократических порядков, сколько к потере авторитета власти, ее ослаблению, минимизации ее роли в решении насущных проблем. Обозначилась и быстро обострилась проблема «власть и общество».
Стало ясно, что в процессе объявленного перехода от социалистической командно-административной системы к правовому государству и гражданскому об¬ществу преодолеть отчуждение народа от власти не удалось. Изменилась форма последней, но мало из¬менилось реальное положение дел. Власть осталась по сути бесконтрольной, а участие населения во власти эпизодическим, связанным главным образом с выборами. Демократия как народовластие не состоялась. Демократическая политическая культура не сложилась.
Исследователи отмечали, что проявившиеся в политической сфере тенденции теснейшим образом зависели от того, что происходило в экономике и социальной сфере. Навязанный обществу курс экономических реформ показал свою полную несостоятельность. Будучи во многом «подсказан» западными экспертами, он не учитывал российской ментальности, состояния массового сознания, российского опыта экономического строительства и ранее проведенных реформ, реальных интересов разных социальных групп. В результате поразивший общество системный кризис не только не был преодолен, но еще больше усугубился. Посткоммунистическая либерализация дала простор для формирования новой политической элиты, отражающей групповые интересы новых собственников и мало заботящейся об общегосударственном благе.
Более того, снижение жизненного уровня населения в конце 90-х годов, неясность дальнейших перспектив и неуверенность в завтрашнем дне создали почву для усиления протестных движений. Экономическое недовольство разных групп населения приобретало все больше политический характер. Проведенные в 90-е годы социологические исследования зафиксировали рост недоверия масс политическому режиму, позволили выявить причины и мотивацию политического поведения разных групп населения, составляющих в своей совокупности новую социальную структуру общества.
Отсутствие развитого среднего класса при наличии незначительных по численности групп богатых и сверхбогатых людей, слоя мелких собственников, люмпенизированных и маргинальных групп делают социально-политическую ситуацию в обществе в це¬лом весьма нестабильной.
Вместе с тем рост недовольства и усиление протестного потенциала не означает неизбежность социального взрыва и новых политических потрясений. Как показали социологические опросы, наиболее сильно распространено недовольство статус-кво среди относительно пассивной части населения, ориентирующейся главным образом на ценности и установки советского периода истории страны. Более того, социальное недовольство концентрируется главным образом в шахтерских поселках, «закрытых городах», сельской местности.
Конечно, это не говорит о том, что массовые активные выступления (особенно в столице и других больших городах) вовсе невозможны. При дальнейшем ухудшении социально-экономического положения, растущей угрозе межнациональных конфликтов и сепаратизма, активизации радикальной оппозиции их вероятность значительно возрастает. Попытки властей стабилизировать «номенклатурный капитализм» вряд ли принесут желаемый результат. Компромисс между интересами политической элиты (особенно ее кор¬румпированной части) и интересами большинства населения невозможен. Нынешний политический режим, чтобы сохранить самого себя, становится все более авторитарным, теряя полностью социальную опору.
Богатый эмпирический материал, полученные теоретические выводы убедительно свидетельствуют, что в социологической науке обозначилась новая, относительно самостоятельная область научных исследований — широко использующая общесоциологические методы, но имеющая свой предмет, свои исследовательские задачи, свою концептуальную базу. Эта новая область социологического знания позволяет выявить социальную детерминированность политических процессов, политической деятельности и политического поведения разных групп населения с учетом изменяющихся условий.
Особенно высоким был ее вклад в анализ такого нового явления в жизни российского общества в постсоветский период, как реальные, свободные выборы в условиях многопартийности и идеологического плюрализма. В изучении электорального поведения как одной из разновидности политического поведения масс накоплен, пожалуй, самый значительный опыт, сравнимый только с изучением общественного мнения.
Переход от авторитарной (командно-бюрократической) системы к демократической сопряжен со значительными трудностями, отнюдь не только теоретического характера. Отсутствие необходимых знаний и навыков, опыта в формировании и отстаивании (защите) своих интересов, слабая законодательная база, перекосы в разделении полномочий в структуре власти, коррупция, низкий жизненный уровень большинства населения создали предпосылки для различного рода анархистских и экстремистских проявлений, создающих угрозу действительной демократизации политической жизни.
Естественно, что эти проблемы не могли не привлечь внимание специализирующихся в области политической социологии ученых, так же как и проблемы прав большинства и меньшинства, власти и оппозиции, противоборства и сотрудничества, централизма и децентрализации власти и т. д.
Ориентация на наиболее важные проблемы взаимодействия различных политических сил, отражающих интересы определенных социальных групп, анализ в режиме мониторинга социально-политических ситуаций в регионах страны и в стране в целом, поис¬ки путей политического сотрудничества и стабильности выдвинули политическую социологию в ранг востребованных обществом наук. Утверждение ВАКом соответствующей специализации привлекло к иссле¬довательской работе значительное число молодых ученых.
Однако следует признать, что политическая социология как наука находится в настоящее время в стадии становления. Она во многом повторяет путь, пройден¬ный, например, экономической социологией, утверждение которой также потребовало значительного вре¬мени и усилий. То же можно сказать и о военной социологии.
Дальнейшая институционализация политической социологии предполагает систематический анализ и обобщение накопленной исследователями инфор¬мации, с одной стороны, и своевременную подготовку в нужных количествах научных кадров — с другой.
Интенсивно развивающаяся политическая социология способна сыграть положительную роль в обеспечении необходимой социально-политической информацией органов управления страной.
Добытые ею знания будут полезны и для широких масс населения, помогая российским гражданам понять суть происходящих в политической сфере процессов и делая сознательным их участие в политической жизни страны.

Глава первая

ПОЛИТИЧЕСКАЯ СОЦИОЛОГИЯ КАК НАУКА

1. Предмет политической социологии
Социология — одна из интенсивно развивающихся в настоящее время наук. Расширяется предметная область проводимых ею исследований, становятся более разнообразными средства и методы исследователь¬ской деятельности; шире используются результаты ис¬следований в социальной практике.
Многочисленные дискуссии о предмете социологии, проведенные в разное время, дали богатый материал, позволяющий сегодня прийти к некоторым более или менее определенным выводам.
Есть достаточно оснований утверждать, что социология изучает как общество в целом, так и закономерности и тенденции возникновения, становления и раз¬вития социальных общностей, механизмы их взаимосвязей и взаимодействия в разных сферах социальной практики. В поле зрения социологии находятся раз¬личные формы и способы бытия социальных общно¬стей, их количественно-качественные характерис¬тики, структура. Изучая массовые социальные процессы, совокупную жизнедеятельность определенным образом организованных индивидов, социология определяет содержание и вектор происходящих в об¬ществе социальных изменений, прогнозирует их по¬следствия.
В качестве самостоятельной отрасли научного зна¬ния социология реализует такие функции, как теоретико-познавательную, практически-преобразователь¬ную, прогностическую. Ее основные прикладные функции состоят в объективном анализе социальной действительности, диагностике социальных ситуаций, предоставлении обществу достоверной информации о реальном состоянии социальных субъектов, их социальном статусе, связях, степени удовлетворения и согласования их специфических интересов, их ценностных ориентациях, идеалах, мотивах деятельности и ожиданий1.
Прикладная направленность социологической нау¬ки выражается также и в том, что социологические исследования обращены, как правило, к конкретным социальным проблемам, которые подлежат решению средствами социального планирования, проектирова¬ния и управления.
Ценность всякого социологического исследования, начиная от локальных опросов и кончая крупномасштабными исследованиями, определяется не только тем, насколько адекватно отображены в нем закономерности и тенденции изучаемых процессов, но и тем, в какой степени оно завершается практическими ре¬комендациями для принятия управленческих решений, позволяет предвидеть их социальные послед¬ствия, ориентирует на проведение социальных экспе¬риментов.
Развитие социологического знания в последние го¬ды идет по пути прогрессирующей дифференциации и специализации. Расширение масштабов и проблема¬тики социологических исследований, получение значительной по объему социальной информации приве¬ло к возникновению и развитию новых разделов, но¬вых ответвлений социологической науки, специа¬лизирующихся на исследовании определенных типов социальных процессов, явлений и проблем.
Эти отраслевые (специальные) социологические теории именуются еще нередко частными. Характеризуя последние, М. Н. Руткевич отмечает, что их предметом могут быть: 1) разные типы социальных общностей, каждая из которых дает «срез» системы общественных отношений. Таковы поселенческие общности, социально-демократические группы, трудовые коллективы, малые группы, семья и т. д. вплоть до личности, в которой концентрируются все общественные отношения; 2) определенная сформировавшаяся область общественной жизни, имеющая свои институты, организации. Таковы политика, пра¬во, религия, наука и т. д.; 3) определенные виды человеческой деятельности. Таковы труд, досуг, спорт и т. д. К теории этого типа мы также отнесли бы социологические теории, посвященные изучению деятельности в сфере социальной патологии (преступность, пьянство, алкоголизм, наркомания и т. д.).
Очевидно, что число таких отраслевых теорий имеет устойчивую тенденцию к возрастанию, что делает актуальной проблему их классификации и взаимосвязи с «пограничными» областями знания. Например, социология права, социология морали, со¬циология медицины и т. д., формирование которых свидетельствует о проявлениях другой тенденции в развитии социологического знания — интеграции науки и практики2.
Убедительным подтверждением этого, является становление, например, экономической социологии, изучающей социальный аспект функционирования экономики, рассматривающей последнюю как социальный прогресс, суть которого — «изменения в характере функционирования экономики под влиянием межгрупповых отношений»3.
То, что экономика (экономические отношения) изучаются собственно экономической наукой, ни в коей мере не исключает необходимости ее изучения средствами других общественных наук, социологией в том числе.
Именно социология позволяет учесть собственно «человеческую составляющую» в экономической деятельности субъектов производства, влияние на последнюю социального положения, социальных связей и социального самочувствия людей.
По аналогии с экономической могут рассматриваться и проблемы становления политической социологии. С учетом тех процессов, которые происходят в общественной практике и общественном сознании, связаны, в первую очередь, с демократизацией обще¬ственной жизни, «вторжение» социологии в политическую сферу (сферу политических отношений) представляется делом чрезвычайно актуальным.
Конечно, формирование политической социологии идет не «с нуля». Есть опыт социологических ис¬следований в этом направлении в различных странах, есть значительные публикации, соответствующая научная специализация.
Именно с учетом этого опыта следует рассматривать проблемы институционализации политической социологии в нашей стране, определение ее места в системе общественных наук.
Как специализированная отрасль науки политическая социология утвердилась на Западе в 30 — 50-е годы XX в. Однако элементы социологического подхо¬да к явлениям и процессам политической жизни выяв¬ляются уже в научной мысли Древнего Востока, античной Греции и Рима, особенно в трудах Платона и Аристотеля, затем у мыслителей позднейших эпох — Н. Макиавелли, Ж. Бодена, Т. Гоббса, Ш. Л. Монтескьё, А. Токвиля и др. По мнению многих западных ученых (Р. Бендикс, С. Липсет и др.), основателями политической социологии как науки были К. Маркс и М. Вебер. В ее формировании значительную роль сыграли В. Парето, Г. Моска, П. Сорокин, Р. Михельс, Т. Парсонс, Г. Лассуэлл, С. Липсет, М. Дюверже, а в марксистском направлении научной мысли — Г. Плеханов, В. Ленин, А. Грамши, К. Каутский и др.
Современная политическая социология использует в исследованиях различные методологические подходы, собственный понятийный аппарат. Границы ис¬следований, проводимых политической социологией как специализированным направлением науки, не всегда четко обозначены. Социологи, подчеркивая, что политическая социология в той или иной мере связана с функционированием политических институтов, концентрируют внимание на восприятии населением власти и различных форм ее существования и раз¬вития. Политическая социология объясняет эти явле¬ния с позиций политического сознания и политического поведения как всего населения, так и различ¬ных социально-классовых групп. Современная политическая социология стремится преодолеть ра¬нее существовавшее противопоставление государства и общества: государство рассматривается как один из политических институтов, а политические институты как разновидность социальных институтов, взаимоотношения внутри их и с другими институтами всегда в той или иной мере имеют политическое звучание.
В XX в. развитие политической социологии харак¬теризуется использованием различных подходов к изучению политических процессов: институциональный (Дж. Брайс, А. Бентли), бихевиористский (Ч. Мерриам, Д. Вальдо, К. Боулдинг), постбихевиористский (Р. Ч. Миллс, С. Додд), моделирования (Д. Ис¬тон, К. Дойч, Г. Алмонд), ценностный (Г. Лассуэлл, Л. Хоффман, Ф. Бро). Характерной особенностью по¬литической социологии является ее национальная специфика. Если в США исследования носят ярко выраженный эмпирический характер и касаются раз¬личных аспектов политической власти и конфликтов, то в ФРГ они были тесно связаны с государствоведением и политической философией, а в Великобри¬тании — с политической историей и политической экономией. В послевоенный период, особенно в 60-х годах и позже, в ряде стран Запада в университетах стали создаваться кафедры и вводиться учебные про¬граммы по социологии политики, политической социологии и др.
Политическая социология в России XIX — ьначала XX вв. — это, несомненно, часть мировой науки, тем более что обмен идеями отечественных и западных ученых осуществлялся тогда беспрепятственно и интенсивно. В то же время она имеет ряд отличительных черт, связанных с историческими особенностями общего положения гуманитарной мысли России.
Развиваясь под сильным влиянием господствующих западных учений, русская политическая социология не только находилась на уровне мировой науки в целом, но и зачастую опережала ее, что было связано в первую очередь с остротой социальных противоре¬чий российского общества.
Определяя этапы развития русской политической социологии, А. Н. Медушевский в статье «Политическая социология в России» отмечает, что цельная философская и историко-правовая концепция русско¬го исторического процесса была дана под влиянием дискуссии славянофилов и западников уже государ¬ственной (юридической) школой (Б. Н. Чичерин, К. Д. Кавелин, А. Д. Градовский). Ее вклад состоял в постановке проблемы соотношения общества и государ¬ства, создании теоретических основ русского либера¬лизма и конституционализма4.
Общая система политической науки в России представлена в обобщающих трудах Б. Н. Чичерина, который рассматривал ее как часть курса государственной науки, получившей название «Наука об обществе, или социология». Данная наука включала в себя, по замыслу Чичерина, философское обоснование изучения общества и государства, собственно социологию как дисциплину, непосредственно изучающую общество, и, наконец, политику, ставящую своей задачей обосно¬вание разумной политической деятельности. Содержа¬ние социологии Чичерина в соответствии с разработанной системой представляет рассмотрение основных сторон, или элементов, общества. Им посвящены специальные разделы его курса: природа и люди; эко¬номический быт; духовные интересы. Анализ основ¬ных сторон общественной жизни он проводил в их взаимосвязи и историческом развитии. Внимание Чичерина привлекают новые элементы социальной структуры — промышленная буржуазия, фермерство, рабочая аристократия и интеллигенция, положение которых в обществе связывается с техническим прогрессом. Считая, что общественные классы имеют происхождение не только экономическое, но и юридическое, политическое и даже религиозное, Чичерин прослеживает «отношение юридических форм к эко¬номическим началам».
Решающую роль в определении места социологии в кругу других общественных дисциплин сыграли труды М. М. Ковалевского «Социология», «Современные социологии», работы по сравнительной истории пра¬ва и политических институтов. В них отразилось стремление к синтезу воззрений Маркса, Спенсера, Конта, Дюркгейма, Зиммеля и других ведущих европейских социологов. Определяя социологию по Конту как «науку о порядке и прогрессе или, точнее, органи¬зации и эволюции общества», Ковалевский подчерки¬вал специфику ее предмета в отношении как философских дисциплин (философия истории, история цивилизации, социальная психология), так и конкретных общественных наук (этнография, этнология, по¬литическая экономия, археология и др.). Важное значение в развитии социологии Ковалевский придавал исследованию сходных и типичных черт в истории различных стран и народов, а главную задачу социологии видел в отыскании законов эволюции общества и его устройства. В фундаментальных политических трудах «Происхождение современной демократии», «От прямого народоправства к представительному и от патриархальной монархии к парламентаризму», «История монархии и монархических доктрин» Ковалевский разрабатывал теорию факторов общественного развития, концепцию расширения солидарности как фактора прогресса, стадий социального и экономического роста, сравнительно-исторического изучения права и институтов.
Большой вклад в развитие политических исследова¬ний в России был сделан представителями социологической школы права С. А. Муромцевым, В. И. Сергеевичем, Н. М. Коркуновым, изучавшими типологически сходные фазы развития права у разных народов.
Определение метода и места социологии в совокупности наук, изучающих общество, дал Н. И. Кареев. В работах «Введение в изучение социологии», «Общие основы социологии» он показал классификацию наук об обществе, в основу которой положил степень обоб¬щения этими науками социальных явлений, или уровень абстракции. Он выделяет три основные науки — историю (и другие родственные ей идеографические дисциплины), социологию и философию истории, каждая из которых различается предметом, методом и уровнем обобщения информации. Социологии в этой классификации отводится среднее место, по¬скольку она опирается на эмпирические наблюдения истории и обобщает их с помощью сравнительного метода, в то время как философия дает оценку этих обобщений с позиции этики и теории прогресса. «Социология, — писал он, — есть общая абстрактная наука о природе и генезисе общества, об основных его эле¬ментах, факторах и силах, об их взаимоотношениях, о характере процессов, в нем совершающихся, где бы и когда бы все это ни существовало и ни происхо¬дило».
Дальнейшее развитие представлений о предмете со¬циологии в России в конце XIX — начале XX вв. связано с поиском его оснований в сфере социального поведения, взаимоотношения людей, социальной пси¬хологии. С точки зрения юриспруденции эту проблему рассматривал в «Социологии» Г. Ф. Шершеневич. Методологическое обоснование нового подхода с позиций марбургской школы неокантианства и эмпи¬риокритицизма дал Б. А. Кистяковский в книге «Социальные науки и право. Очерки по методологии социальных наук и общей теории права». Крупнейший русский юрист Л. И. Петражицкий подошел к этой проблеме, определяя соотношение права и нравствен¬ности в качестве мотивов человеческого поведения. Основатель Психоневрологического института Е. В. де Роберти посвятил ей свои основные труды — «Социо¬логия» и «Новая постановка основных вопросов со¬циологии». Главную задачу социологии он усматривал в «открытии законов, управляющих возникновением, образованием и постепенным развитием высшей, надорганической или духовной формы мировой энер¬гии». Под влиянием идей этих мыслителей происходи¬ло становление взглядов таких крупнейших русских, а затем западных мыслителей, как П. Сорокин и Ж. Гурвич.
Переломный этап в развитии русской социологии знаменует собой творчество П. Сорокина. Отталкиваясь от идей своих предшественников и учителей Ковалевского, Петражицкого и де Роберти, Сорокин создал первое собственно социологическое учение, наметил программу как эмпирических исследований по социологии, а так и ее преподавания в высшей школе. Основной труд Сорокина русского периода — «Система социологии», — а также более популярный «Общедоступный учебник социологии». Методологические основы социологии Сорокина существенным образом повлияли на понимание предмета этой науки. «Социология, — считал он, — изучает явления взаимо¬действия людей друг с другом, с одной стороны, и явления, возникающие из этого процесса взаимодействия, — с другой». Исходя из этого были сформулированы руководящие принципы социологической концепции: следует преодолеть традиционное противопоставление наук о природе и культуре и строить социологию, опираясь на методы обеих наук; социология является теоретической наукой, изучающей реальные социальные отношения. Изучая явления, доступные наблюдению, а также проверке и измерению, она должна быть объективной дисциплиной в смысле как свободы от оценочных суждений, так и точности и доказательности. Считая традиционные политико-правовые понятия («нация», «класс», «государство») слишком широкими для объяснения явлений конкретной действительности, ученый стремился выработать для анализа противоречий и взаимодействий элементов социальной структуры на различных уровнях соответствующий понятийный аппарат. Чтобы достичь общих истин, считал он, социология должна перейти от масс к молекулам. С этих позиций разрабатывалась теория социальной стратификации, социального конфликта и мобильности, исследовалась правящая элита. Важным вкладом в раз¬витие социологии стала программа конкретных социологических исследований разнообразных социальных и профессиональных групп общества.
Решающий вклад в становление политической социологии в России и на Западе внес классический труд М. Я. Острогорского «Демократия и политические партии», появление которого (1898) закладывало основы современной политической социологии в узком смысле слова, оказав существенное влияние на ее развитие в XX в.
В СССР на протяжении многих лет проблемы политической социологии исследовались и преподавались преимущественно в рамках исторического материализма, научного коммунизма (теории социализма) и час¬тично в рамках правовых наук. С 1990—1991 гг. наме¬тился переход к специализации и институционализации политической социологии как науки и учебного предмета. В отдельных вузах России и других стран СНГ созданы кафедры политической социологии, где преподается самостоятельный курс этой науки.
Предмет политической социологии как науки и научной дисциплины является темой незавершенных дискуссий. Это связано с тем, что политическая социо¬логия сформировалась как результат синтеза социологических и политических знаний, социологизации политической науки, развиваясь в рамках каждой из этих наук. Поэтому она определяется иногда как дочерняя дисциплина социологии и политологии.
Понятие «социология политики» безошибочно определяет участок, подразделение общего поля со¬циологии так же, как, например, социология религии, отдыха и т. д. Используя его, мы уточняем, что подход, область или фокус исследования социологичны.
Понятие «политическая социология», напротив, нечетко. Оно может употребляться как синоним социологии политики, но может означать и что-либо другое. Употребление понятия политической социологии делает фокус подхода неясным. Многие европейские ис¬следователи, подобно Морису Дюверже, полагают, что «в самом общем смысле эти два понятия (политическая социология и политические науки) синонимичны»5.
Определяя линию, разделяющую социологию и по¬литическую науку, Смелсер утверждает: «Фокус научной дисциплины ... может быть охарактеризован перечнем зависимых и независимых переменных, которыми занимается исследователь»6. Социология может быть определена как дисциплина, которая «предпочи¬тает в качестве объясняющих переломных социально-структурные условия»7. Соответственно, политическая наука может быть определена как наука, предпочитающая использовать в этих целях политико-структурные условия. Бендикс и Липсет придерживаются этой же точки зрения, утверждая, что «политическая наука начинает с государства и исследует, как оно воздействует на общество, а политическая социология начинает с общества и изучает, как оно влияет на государство»8.
Можно также утверждать, что независимыми пере¬менными причинами, детерминантами или факторами для социолога являются в основном социальные структуры; в то время как независимыми переменами-причинами, детерминантами или факторами для по¬литических исследователей являются в основном политические структуры.
После разделения политической науки и социологии встает вопрос о наведении мостов через пропасть, их разделяющую, — мостов интердисциплинарных. Политическая социология является одним из таких связующих мостов. Она — междисциплинарный гиб¬рид, в котором должны сочетаться социальные и политические объясняющие переменные.
Следует признать, что предложенное определение политической социологии в значительной степени нормативно. Создание политической социологии как подлинно междисциплинарного подхода, как результат сбалансированного перекрестного соглашения между социологами и политологами является скорее задачей будущего, чем характеристикой сегодняшнего ее состояния. В действительности многое из того, что определяется как «политическая социология», — это не что иное, как социология политики, незнакомая с политической наукой.
Политическая социология сегодня представляет собой зачастую «социологическую редукцию» политики. Этот подход так же легитимен, как и остальные, но мы будем именовать его «социологией политики». В своей часто цитируемой энциклопедической статье Яновиц утверждает, что наряду со стратификационным подходом всегда существует и «институциональный подход» к политической социологии, определенный влиянием Вебера, у которого «политические институты являются... независимыми источниками социетальных изменений»9.
Политическая социология рождается только тогда, когда социологический и «политологический» подходы сочетаются и пересекаются. Если «социология политики» имеет дело с неполитическими причинами того, почему люди в политической жизни поступают именно так10, то политические социологи должны для выяснения этого включать и политические причины. Подлинная политическая социология в связи с этим является междисциплинарным прорывом, занимающимся поиском широкомасштабных моделей, включающих в качестве переменных данные каждого составляющего компонента.
Если, например, речь идет о партиях, подлинная по¬литическая социология предполагает объяснение того, как партии обусловлены обществом и как общество определяется наличной партийной системой. Сказать, что партийная система является следствием данных социально-экономических условий, означает представить лишь часть картины. Полная картина требует объяснения, в какой мере партии являются зависимой переменной, отражающей социальную стратификацию и разделение общества на классы и, наоборот, степень, до которой это разделение определяет действия элиты и отражает структуры партийной системы.
Мы живем во все более политизирующемся мире. Это не просто означает, что политическое участие и/или политическая мобилизация становятся всемирным феноменом. Это означает прежде всего, что власть власти возрастает огромными темпами, сравнимыми с темпами роста технологии в отношении как манипулятивных и принудительных возможностей государственной власти, так и ситуации отсутствия таковой. Чем больше роль политики, тем меньше роль «объективных факторов». Все наши объективные долженствования все в большей мере подчинены и обусловлены политической неопределенностью. Тем выше в этих условиях значимость политических наук, способных предсказать эту неопределенность.
Как рассматривают предмет этой науки современные исследователи, какие точки зрения наиболее часто встречаются в этой связи, какие тут возможны подходы?
1. Политическая социология определяется как социологическое объяснение проявления власти, как такая интерпретация общей социологической теории, которая проблеме власти отводит центральное место11 (Ежи Вятр).
2. Как наука, занимающаяся общественными основами власти во всех институционализированных секторах общества12 (Моррис Яновиц).
3. Как дисциплина, изучающая взаимоотношения между обществом и государством, между социальным строем и политическими институтами13 (Сеймур Mapтин Липсет).
4. Как приложение общей системы отсчета пере¬менных и объяснительных моделей социологии к исследованию комплекса различных видов политической деятельности и политического сознания (по аналогии с подходом Дж. Н. Смелзера к определению экономической социологии).
5. Как ветвь социологической науки, раскрываю¬щая отношение общества к государству и институтам распределения и формирования власти, которое про¬является прежде всего в направленности политиче¬ского сознания и политического поведения. «По¬литическая социология, — отмечают Ж. Т. Тощенко г и В. Э. Бойков, — призвана ответить на вопрос: как осознаются индивидом, социальными группами и слоями, партиями и общественными организациями сущест¬вующая политическая реальность, система властных отношений, их политические права и свободы. Это дает основание представить, как гражданское обще¬ство взаимодействует с политическими институтами, структурами»14.
6. Как «наука о взаимодействии между политикой и обществом, между социальным строем и политическими институтами и процессами. Она выясняет влияние остальной, неполитической части общества и всей социальной системы на политику, а также ее огромное воздействие на свою окружающую среду»15.
Как бы ни отличались подходы к предмету политической социологии, ясно, что речь идет об изучении влияния социальных отношений (социальной сферы) на политические (политическую) и политических на социальные, иначе говоря, о диалектике их взаимодействия и взаимовлияния. Последнее проявляется в политической деятельности и политическом поведении людей, составляющих те или иные социальные общности и имеющих свои специфические интересы, содержание которых предполагает создание и функ¬ционирование специальных политических и общественных структур, институтов, организаций.
Политические социологи должны сосредоточи¬ваться на рассмотрении того, как общество воздействует на государство, изучая «силовое поведение» во всех его проявлениях и во всей совокупности инструментов, с помощью которых оно реализуется. Это практически делает политическую социологию тож¬дественной всей социологии. На практике, однако, политические социологи пытаются концентрировать внимание на «силовом поведении» в той степени, в какой это позволяет понимать специфику и способ работы политической системы.
Мы исходим из того, что политическая социология — это отрасль социологии, концентрирующаяся главным образом на анализе взаимодействия полити¬ки и общества. При этом политика определяется в тер¬минах класса действий, а не в понятиях совокупности институтов или организаций. Мы рассматриваем политику как особую совокупность социальных действий, отраженных или формируемых в многочислен¬ных и разнообразных организационных контекстах.
Как таковая политика связана с проблемами организаций, правил, обязательных между членами этих организаций, с процессом выработки правил. Политическая социология рассматривает эти проблемы с точки зрения процессов, подчеркивающих факт выработки правил. Она необходимо предполагает решение проблемы социального порядка, поскольку принимаемые правила в любом случае должны быть обязательными.
В политической социологии взаимозависимость между социальным классом и избирательным выбором, между экономическим развитием и политической стабильностью и т. п. показывает тип явлений, нуждающихся в объяснении. Объясняя, необходимо показывать, как эти взаимозависимости могут быть предсказаны или выведены из совокупности более общих теоретических предпосылок. Политические социологи более заинтересованы в построении теорий относительно событий, чем в самих событиях. Здесь они противоположны историкам, в основном сосредоточивающимся на частных событиях (Гражданская война в Америке, французская революция и т. д.). Это не означает в целом, что они не интересуются прошлым. Напротив, многие блестящие работы посвяще¬ны толкованию прошлой политической жизни и т. д., дают исторические основания текущей политической ситуации, углубляя их исторической перспективой (см. работы К. Маркса — II том «Капитала», социологические исследования Макса Вебера, работы Моска об элите, исследования Липсета, посвященные изучению процесса национального строительства в США). Обращение к прошлым фактам дает им основания для создания моделей социальных процессов.
В более формализованных науках (таких, как физика, например) совокупность экспериментальных на¬блюдений обычно выводится в строгой логической манере из предпосылок и теорем (предложений) тео¬рии, так что не подтверждающиеся наблюдения тре¬буют изменения в принятых посылках или теории. В социальной науке мы не достигаем этого уровня. Теории здесь зачастую нечетко и неадекватно сфор¬мулированы, и их связи с «реальным миром» зачастую произвольны. Отсюда наличие вариантов теоретиче¬ских подходов в объяснении одной и той же совокупности данных. Такое состояние, близкое к теоретической анархии, характерно в настоящее время для социальных наук. Однако это не повод для от¬чаяния, а скорее стимул для дальнейшей работы. Как отмечал Питт Риверс, комментируя археологический ажиотаж, вызванный публикацией дарвинов¬ского «Происхождения видов», «утверждение нашего скромного происхождения может стать стимулом для трудолюбия и респектабельности».
Большое количество используемых в социальных науках теорий узки по сфере исследования. Мертон определил их как «теории среднего уровня»16. Это теории узкого круга явлений — выбор электората, иерархия политических партий, революций и т. д. Они касаются лишь малых сегментов социальной жизни. Другие теории могут рассматривать более широкие проблемы, но на сегодняшний день их уровень остав¬ляет желать лучшего. Таким образом, политические социологи заимствуют свой концептуальный аппарат у социологов; в основном это идея о сети социальных взаимосвязей, исследуемых с помощью таких понятий, как роль, норма, ценности, социальная структура и стратификация, межпоколенная их передача, и по¬нятия организации. Данные понятия связаны между собой в теориях большей или меньшей сложности и степени логической строгости.
Не вызывает сомнений, что идущий в обществе политический процесс социально обусловлен, и все, что связано с ним, начиная от распределения власти между различными государственными и общественными институтами и кончая политико-пропагандистской деятельностью, связано с теми или иными социальными группами, их статусом, ролью, интересами, их политической активностью.
Только изучая повседневную деятельность политических институтов на основе такого подхода, можно выявить систему связей и зависимостей, закономерности и тенденции в функционировании политических институтов, понять причины их неэффективности, приводящие к политической нестабильности и конфликтам.
Все более явным становится, что реформа 90-х годов в России не только породила движение от авторитарной системы к правовому государству и гражданскому обществу, но и сделала возможным открытое движение националистических сепаратистских сил, разрушающих исторически сложившиеся экономические, политические и культурные связи между народами и регионами страны.
Сказываются, конечно, и недостаток политической культуры, и политическая неопытность масс, позволяющих втянуть себя в межнациональные и другие конфликты, не умеющих своевременно разобраться в истинных целях тех или иных политических ли¬деров.
Политическая социология дает обобщенное знание того, как то или иное социальное изменение в социальной структуре, мобильности, статусе групп и т. п. сказывается на функционировании политической системы в целом или ее какого-то элемента. Она позволяет выявить социальные факторы, как способствующие политическому согласию, политической стабильности, так и вызывающие различного рода «дисфункции», срывы, напряженность, политический экстремизм в тех или иных формах, политические риски.
Характеризуя исследовательский потенциал политической социологии, можно попытаться выделить ключевую категорию в ее понятийном аппарате. Если, например, в политической экономии К. Маркса центральной явилась категория «товар», в социологии — категория «социальное», в экономической социологии — категория «социально-экономическое», то в политической социологии в качестве таковой может рассматриваться понятие «социально-политическое». Оно помогает увидеть и понять смысл других, во многом производных от него категорий, имеющих «стыковой» характер. Данная категория ориентирует на выявление социальных факторов, условий, связей, объясняющих направленность и основной смысл политической деятельности тех или иных субъектов. Нередко в науке рассматриваются политическая сфера (политические отношения) и экономическая сфера (экономические отношения) как непосредственно связанные субстанции и игнорируется то, что их опосредует — социальная сфера (социальные отношения). Ни экономическая, ни политическая деятельность не могут быть правильно поняты, если за рамками научного анализа останутся «действующие субъекты», т. е. социальные общности с их специфическими интере¬сами и механизмами взаимодействия. Изучение социальной детерминированности политических отношений и политической деятельности, выявление закономерностей взаимовлияния политической и социальной сфер в конкретных исторических условиях и является предметом политической социологии.
В работах российских философов и социологов последних лет получила известное распространение точка зрения, согласно которой специфика социальных отношений состоит в том, что они выступают как аспект всех иных общественных отношений: эконо¬мических, политических, идеологических и т. д., что находит отражение в категориях «социально-экономическое», «социально-политическое», «социально-культурное» и т. д.
Однако такой подход требует некоторых уточнений. Распространенность вышеназванных категорий свидетельствует не только о «включенности» социального в другие виды отношений, но и об известном «примате» социального как такой качественной опре¬деленности, которая выражает сущностную сторону в деятельности тех или иных субъектов (каких бы сторон общественной практики они ни касались) как носителей определенного способа взаимодействия людей (общностей, институтов, организаций).
Этот способ совместной деятельности (взаимодействия) людей проявляется в разных ее сферах, но какие-то сущностные стороны, свойственные социальным общностям, обязательно при этом «присутствуют». Удачным, на наш взгляд, является следующее определение этой категории: «Социальное — это совокупность тех или иных свойств и особенностей общественных отношений, интегрированная индивидами или общностями в процессе совместной деятельности (взаимодействия) и конкретных условиях и проявля¬ющаяся в их отношениях друг к другу, к своему положению в обществе, к явлениям и процессам обще¬ственной жизни»17. Это относится в полной мере и к политической сфере (политическим отношениям), где интересы и способы борьбы за претворение раз¬ных социальных общностей особенно видны.

2. Структура и исследовательские задачи политической социологии
Политическая социология, как всякая иная наука имеет свою структуру. Схематично ее можно представить как совокупность нескольких разделов: исторического, общетеоретического и специализированных.
Исторический раздел должен включать системати¬зированные знания о самом процессе становления данной науки, этапах ее развития, появлении основных теорий и концепций.
Общетеоретическая часть содержит обоснование подходов к изучению социальных основ установившейся в обществе власти, социальной природы действующих в обществе политических сил и институтов, их целей и методов функционирования. Эта часть является по существу социологической теорией политики18. Она выполняет роль непосредственной методологии по отношению к специальным разделам, занимающимся анализом отдельных областей политической деятельности и отдельных политических институтов. К ним относится изучение:
1) политических процессов;
2) политических партий, движений;
3) политического поведения;
4) политического сознания;
5) политической культуры;
6) политических конфликтов;
7) внешнеполитической деятельности;
8) социально-политического прогнозирования.
Специальный раздел политической социологии должны составлять методы и процедуры исследования политических отношений, процессов, явлений.
Политическая социология теснейшим образом связана с другими науками: историей, социальной психологией, политологией, юриспруденцией. Ей свойственны те же функции, что и социологии в целом.
Говоря об основных направлениях научных иссле¬дований политической социологии, можно отметить в качестве таковых следующие:
1. Диагноз социально-политического развития и социально-политических ситуаций, определение показателей политической стабильности общества, выявление условий и причин, вызывающих «функцио¬нальные расстройства» политической системы и нахо¬ждение путей их преодоления.
2. Выявление и анализ политических интересов социальных групп, движений, организаций, разработка путей и способов обеспечения их политического согласия.
3. Социально-политическая экспертиза принимаемых решений.
4. Прогнозирование возможных политических изменений, выявление зон политической напряжен¬ности и предотвращение возможных конфликтов.
5. Разработка технологии преодоления кризисных ситуаций.
6. Определение путей выхода из возникшего конфликта (внутри страны или на международной арене).
В целом в понятийный аппарат политической социологии входят такие понятия, как «социально-политические процессы», «социальный механизм власти», «социально-политическая стабильность», «полити¬ческое согласие», «поддержание социального поряд¬ка», «политическое взаимодействие», «социально-по¬литический конфликт», «социально-политический кризис», «политическое сознание», «политическое поведение», «политическое движение», «политическая позиция», «лидерство», «заинтересованная группа», «оппозиция», «политический интерес», «политический риск», «политический экстремизм», «политическая культура», «политическое давление», «политическая идеология», «политическое сотрудничество», «электоральное поведение».
Иначе говоря, есть понятия, которые разрабатыва¬ются преимущественно в рамках политической социологии, и понятия, общие для социологии, юриспруденции, политологии (например, государственный аппарат, политический процесс, политическая культура, политический конфликт и т. п.).
Что более актуально из того, чем занимается политическая социология? Какие проблемы политической деятельности и политических отношений приобрета¬ют сейчас наибольшую важность? В их числе можно назвать следующие:
1. Социальные аспекты демократизации общественной жизни, легитимность власти.
2. Социальное партнерство и достижение политической стабильности.
3. Реформы и методы деятельности политических институтов в условиях многопартийности.
4. Власть и политическое участие разных групп населения.
5. Выборы и политическое поведение масс.
6. Социально-политические представления и ценности разных групп населения, их эволюция.
7. Основные тенденции в массовом политическом сознании.
8. Механизмы власти, их социальная обусловленность, тенденции изменения, повышение эффективности работы федеральных и местных органов власти.
9. Политическая культура как процесс, ее социально-экономическая обусловленность.
10. Показатели оценки социально-политической ситуации, возможные пути ее оптимизации.
11. Бюрократия, ее социальные источники и границы влияния.
12. Типология политических лидеров, рейтинг их популярности.
13. Политическое доминирование и оппозиция.
14. Социальная напряженность и политический протест.
15. Социальные истоки политических движений и национальное самосознание.
16. Политический экстремизм и сепаратизм.
17. Политические партии и борьба за власть.
18. Политические конфликты и гражданское согласие.
19- Политический плюрализм и его перспективы.
20. Социально-политические аспекты регионализации и федерализма.
21. Политические элиты и децентрализация власти.
Разумеется, это только круг проблем в «первом приближении». Их изучение политическая социология должна вести в содружестве с другими науками, откликаясь на потребности политической практики, учитывая имеющийся опыт и достижения политической со¬циологии в других странах.
Особую значимость приобретают сегодня пробле¬мы политической стабильности общества и конструк¬тивной направленности политической активности масс, их консолидация во имя действительного решения назревших проблем.
Уместно вспомнить о том, какое место проблемам стабильности политического режима традиционно уделяют американские социологи. «Если стабильность общества является центральным вопросом социологии в целом, — пишет С. Липсет, — то стабильность специфической институциональной структуры или политического режима — социальные условия демо¬кратии — основной вопрос политической социологии»19.
Подтверждением этого положения являются многочисленные исследования проблем «функционального расстройства политической системы», научные поиски путей достижения «политического согласия», предупреждения или разрешения политических конфликтов, разработка моделей политического поведе¬ния различных социальных групп в изменяющихся условиях.
Сегодня возникают новые проблемы и коллизии, в частности, в связи с деятельностью оппозиционных политических сил и отношением к ним президента и правительства. Каковы место этих сил в политической системе, их роль и перспективы, чьи интересы они выражают? Как к ним относятся разные группы населения?
Политический и идеологический плюрализм становится нормой политической жизни, внося в нее много нового и непривычного. С помощью каких средств и методов можно достичь гражданского согласия, исключить насилие в любых его формах в условиях обострившейся борьбы за власть, втягивающей в свою орбиту все новые и новые слои и группы населения?
Разгосударствление собственности, ее приватизация, развитие частного предпринимательства приводят к изменениям не только в социальной структуре общества, но и в его политической организации. Объективно это вызывает дальнейшее усиление политического противостояния разных социальных сил. Понять и исследовать связанные с этим процессы — насущная задача политической социологии.
В структуре политической социологии одним из ее разделов должно быть изучение внешнеполитической деятельности. Это объясняется прежде всего той ролью, которая отводится ей в решении проблем как выживания человечества, так и обновления общества.  
Сложившаяся в связи с балканским кризисом 1999 г. ситуация вызвала серьезные изменения в социально-политических представлениях и установках разных групп населения в нашей стране.
В процессе осознания населением реальных внешних и внутренних угроз происходят изменения в общественной психологии и в общественном мнении, что так или иначе влияет на политическое поведение людей, усиливая потенциал протестных движений и общее недовольство.
Социально-политические представления являются основными компонентами массового сознания, по ко¬торым можно судить о его состоянии и господствующих в нем тенденциях. Именно в них отражается нормативно-ценностный подход различных групп на¬селения (и населения в целом) к деятельности политических институтов и организаций, всей политической системы, к принципам и нормам ее функционирования. Радикальные изменения в системе политических ценностей, интересов, установок способны вызвать состояние напряженности в политическом сознании, инициировать возникновение «конфликтных потенциалов». Своевременное их обнаружение средствами социологии имеет не только научную, но и практически-политическую ценность.
В социально-политических представлениях отражается отношение не только к настоящему, но и к прошлому (отсюда во многом и к будущему). В ходе реформ переоценивается опыт прошлого и настоящего, происходит существенное обновление знаний и оценок, идет освобождение массового сознания от разного рода мифов, фальсификаций и полуправды. Все это объективно способствует правильному пони¬манию не только истории, но и роли России в общецивилизованных процессах, ее вклада в решение насущных проблем современности, ее принципиальных возможностей влиять на мировые процессы в настоящее время.
Реальное воздействие реформ на международную обстановку предполагает постоянный научный анализ происходящих изменений, в том числе и в сфере массового политического сознания. Знать и правильно выражать то, что народ сознает, было и останется важнейшим условием успеха во всех сферах созидания и прежде всего в процессе преодоления затянувшегося системного кризиса. В этом также может и должна сказать свое слово политическая социология.
Систематически осуществляемые по сравнитель¬ным методикам социологические исследования в сфере политических отношений создают необходимые предпосылки для своевременного получения социально-политической информации, на базе которой воз¬можно принятие научно обоснованных управленческих решений. На этой же базе возможен и достоверный, многовариантный прогноз развития социально-политических отношений, политического поведения масс, деятельности новых политических структур в тех или иных условиях, определения их вероятных последствий.
С этой целью большую значимость приобретает организация превентивных (опережающих) исследо¬ваний на основе применения целенаправленных вы¬борок (например, лидеры политических движений, руководители предприятий, работники СМИ и т. п.). Более разнообразными и «гибкими» должны стать и методы сбора первичной информации. Опросные методы, доминирующие сегодня, должны дополниться методами углубленного интервью, бесед, анализа текстов (в том числе литературных произведений), при¬менением тестовых методик и т. д.
Иначе говоря, общие для социологов проблемы ка¬чества исследовательской деятельности актуальны и для специалистов в области политической социоло¬гии. Тем более на нынешнем этапе ее становления и развития.
Цитируемая литература
1 См. подробнее: Ядов В. А Размышления о предмете социологии // Социс. 1991. № 2. С. 14—15.
2 См.: Руткевич М. Н. О. значении и структуре теоретического уровня социологических исследований // Социс. 1984. № 4. С. 20.
3 См.: Заславская Т. И., Рывкина Р. В. Экономическая социология: исторические предпосылки и объект изучения // Социология и пере¬стройка. М, 1989. С. 19.
4 См.: Политическая социология в России / А. Н. Медушевский // Политическая энциклопедия: В 2 т. Т. 2. М., 1999. С. 211—213.
5 Sociologie politique. Paris, 1967. P. 24.
6 Smelser Neil. Sociology and the Other Social Sciences // Lazarsfeld P. F. etal. The people's choice. N. Y., 1969. P. 12.
7 Ibidem.
8 Bendix R. and Upset S. Political Sociology: An Essay and Bibliogra¬phy // Current Sociology. Paris: UNESCO, 1957. Vol. VI. N 2. P. 87.
9 Janovitz M. Political sociology // International Encyclopedia. (N. Y.) 1968. Vol. 12. P. 299.
10 Geazer Natban. The Ideological uses of Sociology // The uses of Sociology. N. Y, 1967. P. 75.
11 См.: Вятр Е. Социология политических отношений. М., 1979. С. 21—22.
12 Там же. С. 423.
13 См.: Американская социология. М., 1972. С. 204.
14 Тощенко Ж. Т., Бойков В. Э. Политическая социология: состояние, проблемы, перспективы // Политическая социология: проблемы становления. Информационные материалы. Вып. 1. М., 1990. С. 9.
15 Пугачев В. П., Соловьев A.M. Введение в политологию: Учебник для вузов. М., 1999. С. 32.
16 Merton R. К. Social Theory and Social Structure. 2-nd ed. Glencoe, 1968. P. 39—72.
17 Социология / Г. В. Осипов, Ю. П. Коваленко, Н. И. Щипанов. М, 1990. С. 27.
18 См.: Вятр Е. Социология политических отношений; Бурдье П. Социология политики. М., 1993; Иванов В. Н., Смолянский В. Г. Политическая социология: очерки / Ред. Ж. Т. Тощенко. М., 1993.
19 Социология сегодня. Проблемы и перспективы. М., 1965. С. 91 — 92.

Глава вторая

СИСТЕМА СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИХ ПОКАЗАТЕЛЕЙ
Первостепенное значение для исследователей в области политической социологии имеет система (под¬система) социально-политических показателей, явля¬ющаяся неотъемлемой частью более общей системы социальных показателей, описывающих состояние всех сфер общественной жизнедеятельности с точки зрения их социальной сущности и возможных изме¬нений.
Под социально-политическим показателем пони¬мается оценка, которая фиксирует определенное от¬ношение субъекта к объекту. Основанием для оценки могут выступать некие стандарты, представления, нор¬мы. С их помощью путем сопоставления, сравнения оценивается состояние объекта (например, социально-политическая ситуация) и происходящие в нем изменения1.
Создавая подобную систему, работающие в области политической социологии исследователи должны исходить из учета общего состояния социума, особенностей переживаемого им исторического периода. Основная характеристика состояния российского общества в современных условиях состоит в том, что оно переживает переходный период, отягченный системным кризисом, и это обстоятельство накладывает отпечаток на все процессы и явления, в том числе и со¬циально-политические, находящиеся в теснейшем вза¬имодействии прежде всего с социально-экономическими процессами.
Понять и правильно оценить происходящее возможно, четко ответив на вопрос: куда движется общество, от чего к чему совершается переход. Следует подчеркнуть, что в теоретических разработках и научных проектах, содержащих попытки ответить на этот вопрос, сложилась некая многовариантность. Еще в 1986—1991 гг. обосновывалось положение о том, что общество начало движение от модели «реального социализма» к модели социализма демократического. Или другой вариант: от административно-командной модели социализма к «естественно-исторической».
После крушения социалистического эксперимента, официального отказа от социализма и начала рыночных реформ декларировалась точка зрения, что мы уходим от государственно-монополистического со¬циализма к демократическому государству с рыноч¬ной экономикой или «российское общество сегодня находится на переломном этапе перехода от общества традиционного типа к современному»2. Можно было бы привести и другие характеристики и оценки состояния российского общества и его ближайших пер¬спектив.
Вместе с тем дать достаточно обоснованный ответ на этот вопрос — значит и найти необходимую «точку отсчета» движения и развития. В этой связи наиболее корректным представляется мнение, что мы уходим от государственно-монополистического социализма, со¬зданного в стране, не имевшей необходимых эконо¬мических, культурных, социальных предпосылок для социалистического строительства, что обусловило значительные деформации и отступления от социа¬листических идеалов, целей и методов.
Отвечая на вопрос, «от чего к чему совершается переход», исследователи должны также дать фундаментальную характеристику экономических, социальных, политических и духовных основ нынешнего, утверждающегося строя в России. Согласны ли мы, на¬пример, что нынешний общественный строй — это «номенклатурная демократия», или «симбиоз комму¬нистического тоталитаризма и его мобилизационной экономики с сегодняшними спекулятивно-мафиозными зачатками капитализма»3, или государственный ка¬питализм с зачатками гражданского общества, или это возврат к «дикому» рыночному капитализму времен первоначального накопления или даже, может быть, к феодализму. «Было бы ошибкой думать, что в России осуществилась реставрация капитализма. На самом де¬ле в обществе складывается совсем иная, неофеодальная форма господства, при которой не созданная трудом и предприимчивостью собственность является ис¬точником власти, а, наоборот, власть становится источником собственности»4. Определений такого ро¬да (или несколько иного) уже немало в нашей и зарубежной литературе.
Одним из наиболее адекватных нынешнему состоянию представляется определение, в соответствии с которым в России под давлением политической оппози¬ции и при постоянных уступках находящихся у власти реформаторов складывается государственный капита¬лизм с такими характерными чертами, как наличие смешанной экономики при ведущей роли государственного сектора производства и государственной собственности, а также авторитарной системы управ¬ления, многопартийности и плюрализма. При этом многими исследователями отмечается провал экономических реформ, выполнивших только разрушительные задачи и не решивших главной — вывода страны из кризиса и создания необходимых механизмов и условий повышения материального и культурного уровня масс, укрепления Российского государства, его экономической и политической независимости.
Это вынужденный, стихийно сложившийся этап на пути создания адекватной для условий России модели общественного устройства. Последняя будет при благоприятных условиях скорее всего близка по своей сущности к модели демократического социализма шведского образца. При неблагоприятном развитии событий, углублении кризиса, ухудшении социально-политической ситуации движение к названной модели может быть серьезно затруднено и даже деформировано. Нынешний этап может затянуться и могут появиться некоторые новые моменты, отдаляющие страну от демократии и гражданского общества. Сейчас трудно прогнозировать, как будут развиваться события. Ясно, что переходный период будет длительным, не исклю¬чающим серьезных коллизий и конфликтов.
Нельзя не согласиться в этом плане с мнением: «...еще нужно посмотреть, куда приведет нынешний переходный период, хотя совершенно ясно, что капиталисты пытаются навязать бывшим странам «реального социализма» типичный «манчестерский капитализм» (свободный рынок) в его самом диком виде». В этой связи нельзя исключить даже возможности «восстания тех, кто предпочтет переориентацию на «третий путь» — к социальной рыночной экономике с сильным участием в экономической жизни общественного сектора в самых различных формах»5.
Переходный период в развитии любого общества отличают определенные, наиболее характерные черты, независимо от конкретного содержания и направ¬ленности социальных процессов. К ним можно отнес¬ти: неустойчивость, быструю смену форм и методов экономической и политической деятельности, интенсивную борьбу нового и старого, появление новых социальных групп и интересов, многоукладность, осо¬бую роль государства в экономике и т. д.
Но наряду с общими, свойственными любому переходному периоду чертами есть и специфические, характерные для конкретно взятой страны. Для России такой специфической чертой переходного периода является социальная неопределенность (аморфность). Она выражается, во-первых, в отсутствии четко определенной цели, придающей смысл «общему делу» и составляющей ядро государственной идеологии. Во-вторых, в отсутствии понятной и поддерживаемой боль¬шинством населения программы общественных преобразований. В-третьих, в непоследовательности и противоречивости применяемых методов и средств в решении насущных проблем, шараханий из одной крайности в другую. В-четвертых, в размытости, неопределенности норм (юридических, социальных, моральных). Последнее обстоятельство стимулирует маргинализацию общества. Эти и другие черты и свойства переходного периода весьма затрудняют применение уже устоявшихся и привычных исследовательских процедур. В проведенных ранее исследованиях в качестве базовых использовались такие категории, как «функционирование» и «развитие». Они не потеряли своего значения, но, по всей вероятности, должны быть дополнены более адекватной для нынешних условий категорией «становление». Для переходного периода категория «становление» (рыночных отношений, демократии, гражданского общества и т. д.) наиболее точно отражает существо позитивных изме¬нений в соотнесении с моделью (целью процессов).
Процесс становления означает накопление, создание предпосылок для нормального, стабильного функционирования и развития. Почему потерпел поражение режим, созданный КПСС? Одна из причин — неспособность к реформированию, т. е. к изменению в соответствии с новыми условиями и назревшими потребностями. Такая неспособность объяснима нежеланием, незаинтересованностью правящей партийной верхушки в каких бы то ни было серьезных ре¬формах (особенно политического плана).
Наибольшую сложность для условий переходного периода представляет проблема закономерностей общественного развития. В доперестроечные времена исследователи, изучая общественные процессы, исходили из таких закономерностей, как построение со¬циально однородного общества, превращение труда в первую жизненную потребность, утверждение социальной справедливости и социального равенства, социалистический демократизм, развитие системы общественного самоуправления, дружба народов, все¬стороннее развитие личности. Это были закономерности-постулаты. В них находили выражение не столько происходящие в обществе объективные про¬цессы, сколько официально провозглашенные идеалы и цели. В новых условиях нужно ответить на вопрос: какое сочетание объективных и субъективных факторов определяет движение российского общества на современном этапе?
Очевидно, в переходный период сохраняет актуальность проблема социального выбора на разных уровнях общественной организации и, главное, мо¬дели общественного устройства. Здесь возникает множество вариантов. В их числе ориентация на опыт других стран, на свой собственный опыт, успешные решения в прошлом. Есть и другие комбинированные возможности. От того, какая «ориентация» возоблада¬ет, зависит и характер управляющих воздействий на все сферы общественной жизни.
Ориентированное определенным образом управле¬ние неизбежно приобретает идеологическую окраску и делает актуальной проблему восприятия или оттор¬жения насаждаемых или поддерживаемых сверху образцов, стандартов поведения и деятельности. Их со¬отношение с российской действительностью и реальными (а не надуманными) потребностями приоб¬ретает решающее значение.
Очевидно, как и прежде, в процессе создания системы социальных показателей необходимо методоло¬гически корректно структурировать их в соответствии со сферами жизнедеятельности общества.
Основополагающее, «задающее» значение имеет, конечно, социальная сфера. Она в широком значении предстает как сфера взаимодействия (сотрудничество, противостояние, конфликты и т. д.) различных общностей: социально-классовых, демографических, социально-профессиональных, национальных, тер¬риториальных. Если раньше измерялась, главным образом, интенсивность складывания социально однородного общества, то теперь важно понять и изучить, в первую очередь, процессы социальной дифференциации. И здесь показатели отношения к собственности, участия в собственности, источники доходов, доступ к реальной власти приобретают особое значение. В условиях государственно-монополистического социализма именно место субъекта в иерархии власти играло решающую роль в определении уровня материального благосостояния, доступе к информации, социальным привилегиям, выборе условий труда, контроле над государственной собственностью. Иначе говоря, структура власти определяла основные параметры стратифицированной структуры общества.
Более широко, чем это было раньше, предстоит использовать понятие элиты, ее состав, источники рекрутирования, функции, роль, отношение к ней разных групп населения и т. д.
Нужны также показатели статуса всех социальных групп, включая новые, ранее не представленные или представленные в незначительных масштабах. Речь идет, в первую очередь, о предпринимательской подструктуре, включающей в себя: 1) предпринимателей (работодателей); 2) занятых ИТД, но без найма рабочей силы; 3) наемных работников. Эти группы могут быть дифференцированы по сферам занятости, характеру производства, доходам и т. д. Например средний класс. Как он формируется и какова его реальная роль, его интересы в переходный период? Его границы и перспективы.
Особую группу показателей должна составлять группа, фиксирующая изменение социальных качеств населения, включающая ценностные ориентации, мотивацию, уровень профессионализма, ответственность, дисциплинированность, установки на самообразование, совершенствование знаний и навыков, повышение производительности труда на предприятиях государственного и частного сектора и т. д. Отсюда следует обозначить выход на проблему социальной адаптации к новым условиям. Вместе с тем важным аспектом проблемы социальных свойств населения является уровень его готовности к освоению новых технологий и режимов работы (без чего проблема интенсивного, устойчивого развития не может быть успешно решена).
Необходимо ответить на вопрос: «Действует ли в нынешних условиях закон возвышения потребностей?» Примитивизация многих сторон общественной жизнедеятельности, снижение уровня потребностей и меры их удовлетворения, прогрессирующая бед¬ность создают угрозу социальной деградации. «Изме¬рить» эту угрозу — принципиально новая задача.
В системе социальных показателей особую группу должны составлять показатели социальной конфликтности. С их помощью должны быть определены конфликтогенные факторы в социальных отношениях, описаны предконфликтные и конфликтные ситуации, перерастание проблемных ситуаций в конфликтные. Особое значение приобретают показатели социальных антагонизмов, социального недовольства и напряженности. Проявление в тех или иных формах социальных антагонизмов прямо связано с начавшимся процессом возрождения социально-классовой структуры, свойственной обществу с многоукладной эконо¬микой, базирующейся на разных формах собственности, включая частную.
Рост напряженности и конфликтности особенно заметны в межнациональных отношениях после развала СССР. Обособление, противопоставление, отчуждение одной национальной (этнической) группы от других приобретает значительные масштабы. Нацио¬нальная идея, взятая на вооружение национальными элитами в их борьбе за власть, все чаще превращается на практике в национализм и сепаратизм, под воздействием которых национальная консолидация приобретает гипертрофированный характер, противопоста¬вляется тенденции к межнациональной интеграции, создавая тем самым явную угрозу целостности России как многонационального, федеративного государства.
Естественно, что показатели, характеризующие межнациональные отношения в доперестроечные времена, должны быть существенно дополнены новы¬ми, позволяющими фиксировать складывающуюся ситуацию и вероятные тенденции ее развития в условиях реформ с учетом всех сложностей и неудач в их про¬ведении.
Следует также учесть, что характер межнациональ¬ных отношений в Российской Федерации зависит не только от внутренних, но и от внешних факторов, в первую очередь, от положения соотечественников в странах СНГ, от практического решения проблем интеграции.
Отношение тех или иных этнических групп к со¬зданию в той или иной форме нового объединения бывших советских республик на добровольной основе приобретает решающее значение. В этой же связи следует измерить и рейтинг популярности идеи создания Евразийского Союза и, конечно, обратить особое внимание на становление и развитие Союза России и Республики Беларусь.
В 90-е годы по существу шло становление новой политической системы в соответствии с новой Конституцией Российской Федерации.
По Конституции 1977 г. политическая власть про¬возглашалась как власть трудящихся. Фактически власть в стране была отчуждена от народа. Затем в годы перестройки была сделана попытка отдать ее Советам народных депутатов. Но все закончилось в октябре 1993 г. приходом к власти новой бюрократии. Возник¬ла новая уже «несоциалистическая» форма отчуждения власти от трудящихся. В этих условиях новая полити¬ческая система не стала механизмом гражданского согласия, консолидации, сближения. Она создала «по¬ле» острой политической борьбы. Последняя требует к себе постоянного внимания исследователей.
Конечно, создание действительно демократического государства предполагает отказ от политической монополии одной партии, от реальной власти став¬ленников одной партии, идеологического диктата и т. п. Падение прежнего режима было сопряжено с ослаблением роли государства и его институтов. Слабое государство не может создать необходимые усло¬вия для проведения экономических реформ, не может навести порядок, справиться с преступностью и т. д. Возникает задача: стабилизировать политическую систему, усилить контрольные, организующие, властные функции государства. Но ее решение создает угрозу роста авторитаризма.
Нужны показатели, фиксирующие эти процессы. Важной проблемой является деятельность оппозиции. Само ее наличие есть показатель демократизма. Но здесь важны отношения к ней со стороны властей и населения, ее политическое поведение. С оппозицией связан и политический экстремизм. Последний многолик. Он проявился и в деятельности самой оппозиции и в отношении к ней. Появились и разного рода воору¬женные формирования, и политический терроризм. Возросшее в 90-е годы (особенно в связи с чеченским кризисом) число террористических актов свидетельствует о расширении масштабов политического насилия в его крайних формах и об особой опасности этого явления еще и потому, что оно прямо связано с деятель¬ностью мафиозных структур. Эти новые реалии в поли¬тической жизни должны быть учтены и измерены.
Нестабильная политическая ситуация негативно сказывается на функционировании механизмов защиты прав граждан. Причем не только от преступных посягательств, но и от произвола со стороны чинов¬ников. Незащищенность граждан формирует их недо¬верие к властям, негативное отношение к ним, что само по себе таит значительную угрозу эффективному выполнению принимаемых государством законов и решений.
В новых условиях требует своей разработки группа показателей социальной безопасности общества, государства, личности. В данном случае речь идет о пока¬зателях внутренних угроз устойчивому развитию и функционированию всех общественных и государственных структур, угроз нормальной жизнедеятельности и даже физическому существованию граждан.
Конечно, эта группа показателей должна быть тесно увязана с контекстом текущих трансформаций и должна быть дифференцирована по уровню и субъектам. Например, безопасность для России в целом как государства, безопасность для ее экономики, эколо¬гии, безопасность для отдельно взятого региона и т. д.
В центре исследований должно быть поставлено изучение явлений и процессов, ставящих под угрозу устойчивое развитие и функционирование всего общественного организма. Эти процессы во многом будет определять устойчивость общественного согласия и прочность гражданского мира в каждый конкретный момент времени. Здесь важно понять сущность, направленность, масштабы социального недовольства. В качестве наиболее полной его характеристики может быть применен комплексный показатель протестной активности (давление на власть). Последний представляет собой некую интегральную величину, определяемую такими составляющими, как:
— уровень митинговой активности;
— стачечная активность;
— массовые сборы подписей;
— интенсивность критических выступлений в СМИ;
— масштабы антиправительственной агитации;
— радикальность антиправительственных призы¬вов;
— масштаб силовых акций (число столкновений, открытого противодействия властям, количество участ¬ников в антиправительственных мероприятиях и т. п.).
Особую значимость в настоящее время приобрета¬ет выявление и характеристика ценностных ориента¬ции и установок в духовно-нравственной сфере жизни общества, групп, личности, находящихся в тесном взаимодействии с социально-политической сферой.
При этом, в первую очередь, речь должна идти о тех из них, которые имеют глубинный, «корневой» харак¬тер, определяя российскую ментальность. Конечно, это не означает какой бы то ни было недооценки «актуализированных», конъюнктурных ценностных ориента¬ции. Они также важны. Но в условиях радикальной ломки прежней системы духовных ценностей обращение к первым особенно важно, что объясняется еще и тем, что в последнее время в значительном масштабе идет вторжение в массовое сознание чуждых россий¬скому менталитету норм, стандартов, ценностей. Главным источником здесь выступают СМИ. Кинофильмы, музыка, видеопродукция, пропагандируя насилие, секс, анархическую вседозволенность, активно способствуют духовному закабалению населения, особенно молодежи. Уместно привести слова известного американ¬ского антропографа Стивена Л. Лаперуза об американской духовной экспансии: «В духовном смысле Америка уже почти погибла. В нашем «свободном обществе» каждый имеет право на духовную деградацию. Но какое право имеют больные заражать здоровых?»6 По сути продолжается практика мифологизации массового со¬знания, но с другим знаком. Значительную угрозу духовному здоровью общества составляют не только процессы вестернизации духовной жизни и беспрецедентной экспансии западной массовой культуры, но и усиление позиций идеологии преступного мира. Культивирование агрессивности, жестокости, суперменства, «заражение» общества криминальными обычаями и традициями приводят к серьезным деформациям в индивидуальном и групповом сознании.
Новым в духовной жизни российского общества является своеобразный религиозный «ренессанс». Предстоит выяснить реальное значение для жизни со¬временников религии как таковой. В этой связи должны быть определены показатели, позволяющие выя¬вить отношение разных групп верующих к существующим условиям удовлетворения их религиозных потребностей.
Итак, принципиально новая ситуация в реформируемом обществе делает необходимым провести определенную модификацию методических подходов и научного инструментария. Нужно дополнить сложив¬шуюся ранее систему социальных и социально-политических показателей и индикаторов новыми, как объективными, так и субъективными.
В первую очередь, внимание должно быть уделено разработке и «наполнению» индикаторов, характеризующих взаимодействие и борьбу элементов нового общественного уклада с тем, от которого общество отказывается. Поскольку в этом взаимодействии сталкиваются интересы различных социальных групп и политических сил и оно приобретает конфликтный характер, первостепенное внимание должно быть уделено индикаторам и показателям, фиксирующим социальную напряженность, политическое противоборство, недовольство, разобщенность, политический экстремизм и ксенофобию.
Свойственная переходному периоду социальная и политическая нестабильность увеличивает непредсказуемость предстоящих изменений и их последствий. И те методы анализа, которые эффективны для стабильно функционирующих систем, должны быть серьезно скорректированы. Речь идет, главным обра¬зом, о количественных методах, длительное время явно доминирующих в социологии.
Очевидно, чтобы сделать более действенным и до¬стоверным изучение социальных и социально-политических процессов в переходный период, должно быть больше внимания уделено качественным методам, развивающимся интенсивно в настоящее время, в частности в рамках так называемой клинической социологии.
Применяемые ею методы позволяют выяснить сложную и противоречивую динамику процессов взаимодействия ментального и социального, соединить воедино социологические и социоструктурные факторы, детерминирующие происходящие в обществе трансформации.
Идущие в обществе изменения как бы корректируют систему социальных и социально-политических показателей и индикаторов, оставляя неизменной стратегию построения этой системы. Последняя включает в себя четыре этапа:
1. Выделение на основе теоретической концепции показателей, характеризующих социальные и социально-политические процессы.
2. Отработка с помощью экспертных процедур эм¬пирических характеристик — (референтов) — для каждого показателя и индикатора.
3. Агрегирование индикаторов и показателей.
4. Конструирование социологических индексов.
Неизменность стратегии построения системы со¬циально-политических показателей не означает недопустимость каких бы то ни было корректив, она означает обязательность данной последовательности и сохранение основных составляющих. Предложенная стратегия в некоторых случаях может быть содержательно дополнена.
С учетом сложившейся в стране критической ситуации наибольшую важность представляют показатели, характеризующие рост недовольства и напряженности в разных сферах.
В качестве основных (типовых) могут быть предложены следующие показатели проявления социальной напряженности (по сферам).

I. СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКАЯ СФЕРА
1. Неудовлетворенность уровнем личного благосостояния.
2. Фиксация ухудшения материального положения за последний год.
3. Отсутствие веры в возможность улучшения личного благосостояния в будущем.
4. Обеспокоенность возможностью оказаться без работы.
5. Обеспокоенность ростом дороговизны жизни.
6. Недоверие к экономическим программам федерального правительства.
7. Неудовлетворенность деятельностью властей в социально-экономической сфере.
8. Неудовлетворенность жилищными условиями.
9. Неудовлетворенность условиями труда.
10. Участие в массовых акциях протеста (с экономическими требованиями).
11. Готовность отстаивать свои экономические требования с использованием противоправных дей¬ствий.
12. Неудовлетворенность состоянием снабжения продуктами питания.
13. Негативное восприятие усиливающегося экономического неравенства в нашем обществе.

II. СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКАЯ СФЕРА
1. Неудовлетворенность деятельностью:
— Президента РФ;
— Правительства РФ; 
— местных органов власти;
— правительственных (федеральных) органов.
2. Одобрение (поддержка) деятельности оппозиционных нынешнему руководству страны политических партий и организаций.
3. Рост одобрения деятельности политических лидеров, выступающих с экстремистскими требования¬ми.
4. Ощущение личной политической беззащитности.
5. Отрицательное отношение к проводимому руководством страны внутриполитическому курсу.
6. Готовность отстаивать свои политические взгляды с использованием противоправных действий.
7. Личное участие в насильственных действиях (по отношению к представителям властей).
8. Отрицательное отношение к проводимым в стране политическим преобразованиям.

III. СФЕРА МЕЖНАЦИОНАЛЬНЫХ ОТНОШЕНИЙ
1. Проявление неудовлетворенности некоренного населения и малочисленных национальных групп:
— фактами назначения на руководящие и престижные должности по национальному признаку;
— отсутствием или недостаточным участием своих представителей в работе местных органов власти;
— влиянием национального фактора на поступле¬ние в вузы и распределением на работу после их окон¬чания;
— распределением жилой площади в зависимости от национальности.
2. Проявление отрицательного отношения людей коренных национальностей к людям иных националь¬ностей, приезжающим в данную местность на работу и постоянное проживание.
3. Негативные высказывания людей коренных национальностей о людях других национальностей (и наоборот).
4. Сохранение предрассудков, обычаев и т. п., мешающих установлению дружеских отношений между людьми разных национальностей.
5. Проявление установки на работу в коллективе, состоящем преимущественно из людей своей национальности.
6. Использование религии и чувств верующих людей для возбуждения вражды к людям других национальностей.
7. Групповые хулиганские действия и нарушения; общественного порядка на национальной почве.
8. Готовность отстаивать интересы своей национальной группы с использованием силы.
9. Готовность участвовать в конфликте на стороне своей национальной группы.
Взятые в совокупности вышеназванные показатели позволяют более или менее точно оценить складывающуюся социально-политическую ситуацию и выявить доминирующие тенденции.

Цитируемая литература
1 См. подробнее: Показатели и индикаторы социальных измене¬ний / Иванов В. Н., Кочергин Е. А., Левашов В. К, Орлова И. Б., Хлопьев А. Т. Отв. ред. Г. В. Осипов. М, 1995.
2 Лапин Н. И. Ценности как компоненты социокультурной эволю¬ции современной России // Социс. 1994. № 5. С. 3.
3 Бутенко А. П. О характере созданного в России общественного строя // Социс. 1994. № 10.
4 Андреев А. Дело и демагогия // Москва. 1994. № 7. С. 110—111.
5 Шафф А. Мой XX век // Свободная мысль. 1994. № 5. С. 10.
6 Москва. 1994. № 9. С. 123.

Глава третья 

ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО

1. Понятие гражданского общества
Изучая взаимодействие политической и социальной сфер, политическая социология рассматривает гражданское общество как одну из центральных, основополагающих категорий. Нельзя не отметить, что в настоящее время существует множество подходов к его определению. Чаще всего под гражданским обществом понимается сфера общества, которая представлена самоуправлением индивидов и добровольно сформировавшимися ассоциациями и организациями граждан, способными защитить себя от прямого вмешательства и произвольной регламентации со стороны государственной власти. Для некоторых исследователей оно также ассоциируется с существующими западными демократиями, которые характеризуются многопартийной парламентской системой, т. е. плюралистической демократией; свободой личности; многообразием отношений собственности; наличием правового государства. Но несмотря на различные интер¬претации, с момента своего возникновения и до наших дней понятие «гражданское общество» имеет четко выраженный антиэтатистский импульс и значительный демократический потенциал.
Итак, «гражданское общество» принадлежит к числу понятий социологической и политической теории (наряду с понятиями свободы, справедливости, равенства, демократии), которые имеют как теоретическое, так и практическое значение. Такого рода понятия нелегко определять, поскольку в силу чрезвычайной содержательной широты в них наличествует большая «зона» неопределенности, что и порождает значительные различия в их толковании.
Тем не менее можно вычленить два специфических параметра или функции, понятия «гражданское общество»: теоретико-аналитический и нормативный. Первое значение используется как научная категория для анализа и объяснения явлений социальной реаль¬ности. В этом смысле гражданское общество — агрегированное понятие, обозначающее специфическую совокупность общественных коммуникаций и социальных связей, социальных институтов и социальных ценностей, главными субъектами которой являются гражданин со своими правами и гражданские (не государственные) организации, ассоциации, объединения, общественные движения и гражданские институты.
Понятие гражданского общества во втором значении имеет преимущественно статус нормативной концепции, которая объясняет мотивацию граждан и других социальных субъектов в развитии содержания и различных форм гражданской активности. Для трансформируемого общества особое значение имеет именно эта функция.
Понятие гражданского общества уже несколько веков играет стратегически важную роль в европейских и англо-американских странах, чего нельзя сказать о России, в жизни которой оно как в теоретическом, так и в практическом смысле занимало традиционно незначительное место.
В основе идей и опыта исторических концепций и практических моделей гражданского общества лежат три достаточно различных источника. Один из них уходит в глубь европейско-средиземноморской традиции, когда в итальянских городах-республиках времен Ренессанса возникали первые зачатки гражданского общества.
Эта традиция хорошо отражена Н. Макиавелли. Он формулирует и подчеркивает такие важнейшие ценности гражданского общества, как мир и безопасность граждан, наслаждение своим имуществом и богат¬ством, право каждого иметь и отстаивать свои убеж¬дения.
Другой исторический источник связан с континентально-европейской традицией, формировавшейся под влиянием немецкого культурного круга. Появле¬нию свободного гражданина во многом способство¬вала гильдия как одна из первых форм объединения ремесленников, торговцев, как первая форма ассоциаций, защищавших их и оказывавших влияние на процесс управления городами.
Третий, наиболее значимый исторический корень — это либеральная англо-американская традиция: Дж. Локк, отстаивавший право частной собственности на основе естественного права и свободы; А. Смит, объявивший модернизацию и саморегуляцию необходимыми компонентами гражданского общества; Т. Пейн с его концепцией минимального государства, подразумевающей самостоятельное гражданское общество и весьма ограниченную роль государства как необходимого зла; А. де Токвиль, описавший демократию в Америке; Д. С. Милль, создавший образец отношений государства и гражданского общества, не зависящего от государства. Последовательная трактовка гражданского общества как особой, внегосударственной сферы социума стала утверждаться в Европе вслед за публикацией книги А. Токвиля «О демократии в Америке». Именно в Америке получили оптимальное для своего времени развитие формы политической демократии и элементы гражданского общества, сложилось эффективное позитивное взаимодействие между ними. Добровольные ассоциации граждан пришли на помощь властям. «Свободная сфера» общественной жизни переполнилась так называемыми «обществами», негосударственными учреждениями, объединениями вне сферы государственной власти. Государство стало отстраняться (диссоциироваться) от ряда функций, которые оно ранее выполняло, поэтому обществу пришлось ассоциироваться.
С развитием капиталистических отношений уже в конце XIX в. резко возросла эмансипация личности от государства, сократилось пространство прямого регулирующего воздействия последнего. В ходе интенсивного развития и усложнения горизонтальных со¬циальных связей усиливается структурированность общества, появляются все новые и новые общественные организации и движения, что активизировало процесс вытеснения «локковского» толкования гражданского общества «токвилевской» интерпретацией. После первой мировой войны процесс демократизации государственных и общественных образований усилился.
В конце XIX и в течение XX в. дискуссии об отношениях гражданского общества и политического госу¬дарства утихли, а интерес к проблеме снизился.
С начала XIX в. и до наших дней наблюдаются две противоположные линии развития этого понятия в виде частей дихотомической теоретической парадигмы: гражданское общество — политическое государство. Одна линия опирается на германскую культурную традицию, достигая кульминации у Гегеля и Маркса. Гегель стремился примирить либерализм и идею универсального государства, утверждая, что государство — это не радикальная негоция общества, находящегося в состоянии непрерывной войны всех против всех (Гоббс), и не инструмент его совершенствования (Локк), а новый момент, охраняющий независимость гражданского общества с целью его трансформации и трансценденции. Только государство как абсолютный дух и универсальная политическая общность способно достичь общего интереса.
Для Гегеля гражданское общество — это противопоставляемая семье и государству, но взаимосвязанная с ними система частных и групповых интересов, где каждый стремится только к собственным целям, но без взаимодействия с другими не может достичь их; при этом государство олицетворяет морально-политическое единство и общий интерес.
Маркс предложил свое решение проблемы, сняв различие между гражданским обществом и государством путем так называемого обобществления государства и политики. Это привело к тому, что государство уравнялось с обществом и, превратившись в единственного защитника общества, поглотило его. Для Маркса гражданское общество — это общество, основанное на частной собственности, в котором социальные отношения принимают форму классовых антагонизмов, предопределяющих возникновение государства.
На практике, когда стали строить социализм, это привело к модели этатистского общества. Кроме того, многие заблуждения возникли потому, что Маркс отождествил понятия «гражданское» и «буржуазное» об¬щество, поэтому у нас первое долгое время имело негативный идеологический оттенок.
По сути, этот подход характеризуется приматом политического, апофеозом государства, восхвалением институционального порядка, коллективистской ориентацией. Акцент ставится на политическое решение общественных вопросов, т. е. на решение их государством. Еще Ж.-Ж. Руссо создал классическую формулу, согласно которой государство, воплощающее непосредственное верховенство суверенного народа, выше отдельной личности и обладает правом принуждения по отношению к ней. Не в этой ли формуле нашли оправдание террору якобинцы и позже большевики?
Свое дальнейшее развитие эта линия получила в социал-демократической традиции. Гражданское общество признается сердцевиной всей политики, здесь традиционно больше развито стремление к справедливости, равенству. Государство с его властными отношениями должно участвовать в обеспечении функционирования гражданских институтов, чтобы гарантировать их демократическое управление, сдерживая рынок, стремящийся к поглощению и разрушению всего, что несовместимо с его логикой.
Этот подход отвергает либеральную идею «государства — ночного сторожа» и подчеркивает, что государство должно быть демократическим и социальным.
Другая — либеральная — линия развития концепции гражданского общества (либеральная традиция) центр тяжести переносит на свободу, ставя ее превыше всех ценностей. Здесь особый упор делается на функцию саморегуляции гражданского общества, выступаю¬щего хранителем индивидуальных прав и свобод, за¬щитником (гарантом) их от посягательства государ¬ства. При таком подходе гражданское общество нужно для того, чтобы создать ряд защитных структур в от¬ношениях между индивидом и государством.
Свободная и независимая личность — это централь¬ная фигура гражданского общества. Сторонники та¬кого подхода свое внимание сосредоточивают на разрушительной энергии государства, способной оказывать деструктивное воздействие на такие институты, как семья, церковь, профессиональные и локальные ассоциации и др., забывая при этом, что и сами институты гражданского общества могут взаимно подрывать друг друга, проявляя экспансионизм (например, рынок). Здесь акцент ставится на примате общественного, апофеозе права и свобод, ассоциативности и самоорганизации, индивидуалистических ценностных ориентациях. Общественные проблемы решаются гражданами, а государство служит интересам общества и личности.
Получив широкое распространение в США, эта концепция укоренилась там, возможно, благодаря тому, что государственным идеалом было самоуправление свободных людей на свободной земле и сильное недоверие к любой исполнительной власти, которая во время революции ассоциировалась с колониальной администрацией, а бюрократия появилась позже демократии и на ее базе. В Европе же демократизация политической системы произошла значительно позд¬нее возникновения управленческого аппарата, бюрократии, который был разветвленным и довольно безболезненно был инкорпорирован в политические системы демократии.

2. Современные концепции
Дискуссии об отношениях государства и гражданского общества возобновились в конце XX в. и про¬должаются по сей день. Так, например, А. Арато считает, что простое разграничение государства и гражданского общества идет от английской либеральной традиции. С развитием капитализма государство оттесняется, освобождая тем самым «волшебную силу рынка». Учитывая данный процесс, Арато предложил заменить дихотомическое противопоставление государства и гражданского общества моделью, состоящей из трех частей: государства, гражданского общества и экономики. Другой исследователь, Т. Янссон, характеризуя отношения государства и гражданского общества, считает, что мы имеем дело с драматическим «треугольником»: государство находится наверху, а внизу, с одной стороны, местное самоуправление, муниципалитеты, относящиеся к общественной сфере и государству; с другой (также внизу) — добровольные объединения, помещающиеся в «частной, социальной, свободной сфере», управляемой по правилу Бентама, согласно которому целью общества является наибольшее счастье возможно большего числа граждан.
В результате в одних странах распространение получил коммуналистский тип общества (с акцентом на местное самоуправление), а в других странах общество стало «ассоциативным». Добровольные организации становились общенациональными.
Здесь важно подчеркнуть, что на протяжении истории человечества менялось понимание как признаков государства (единая территориальная организация политической власти в масштабах всей страны; особая организация политической власти, обладающая специальным механизмом, системой органов и учреждений, осуществляющих непосредственное управление обществом; организация обществен¬ной жизни на основе права; верховенство государственной власти), так и его сущности, и причин возникновения. Это было обусловлено тем, что на различных этапах исторического развития и в разных культурных средах на первый план выходили те или иные функции государства.
Идея гражданского общества на протяжении по¬следних десятилетий расширялась и углублялась, дополняясь идеями демократии, основанной на политическом плюрализме, консенсусе и партнерстве кон¬курирующих социальных групп, идеями ограничения государственной власти установленными правовыми нормами; индивидуальной свободы человека; расширения демократии в социальном плане. Широкое распространение получила теория плюрализма, согласно которой основная задача современного демократического государства состоит в достижении общегражданского консенсуса путем учета и координации множества интересов и потребностей различных групп населения, в снятии или смягчении противоречий, поиске гражданского согласия. Государство при этом воспринимается как сообщество свободных индивидов, объединяющихся на солидарной основе. Однако, как показывает практика, государственные институты не всегда являются эффективным инструментом демо¬кратизации гражданского общества, поскольку их усиление нередко приводит к росту бюрократизации и увеличению власти государства.
Несмотря на то, что понятие «гражданское общество» давно стало для многих западных социологов и политологов олицетворением идеальной модели развития западных обществ, до сих пор не существует общепринятой единой теории этого общества. Такое явление объясняется отсутствием в социальной действительности завершенного, поддающегося унифицированию экономических, социальных, политических, моральных параметров нормального состоя¬ния гражданского общества. Иными словами, не существует в чистом виде обществ, соответствующих изложенным моделям.
В связи с этим ряд авторов подчеркивают ограниченность обеих моделей и традиций, выдвигая идею укрепления границ между различными сферами гражданского общества без стремления регулировать то, что в них происходит. Государство должно всячески ограничивать воздействие экономического неравенства на политическую систему. Зрелое гражданское общество сокращает количество функций, закрепленных за государством, до минимума, сохраняя лишь наиболее важные: обеспечение правопорядка и безопасности личности, охрану окружающей среды и т. д. Сегодня в России гражданское общество не развито, оно находится в стадии формирования, многие его элементы вытеснены или «заблокированы». Иначе говоря, в нынешней ситуации по содержанию, степени развитости нет гражданского общества, которое было бы адекватно современному открытому и демократическому обществу, но есть его отдельные элементы, вытесненные в небольшие оазисы автономной общественной жизни. Дело в том, что Россия традиционно принадлежит к тем странам, которые больше ориентированы на государство, чем на общество. Среди населения глубоко укоренено убеждение в необходимости сильного государства, что, к сожалению, нередко отождествлялось с самоволием власти. Общество по традиции недостаточно автономно и независимо, а граж¬дане часто оставлены на милость и немилость государства и всемогущих политиков. Достаточно вспомнить историю государства Российского, его традиции, специфику, где весьма своеобразно переплелись элементы восточной и европейской форм государственного управления. Приведем для иллюстрации образное высказывание А. Грамши: «На Востоке (и в России) государство было всем, гражданское общество находилось в первичном, аморфном состоянии. На Западе между государством и гражданским обществом были упорядоченные взаимоотношения, и, если государство начинало шататься, тотчас выступала наружу прочная структура гражданского общества. Государство было лишь передовой траншеей, позади которой была прочная цепь крепостей и казематов»1.
К историческим, или традиционным, основаниям, сдерживающим развитие гражданского общества в России, следует добавить современные причины, блокирующие возможности его развития.
Термин «гражданское общество» вновь стал ак¬туальным в 80-е годы XX в., когда в социалистических странах проявились экономическая стагнация и кризис легитимности власти как результат негативных эффектов ригидной экономической, социально-по¬литической и правовой системы, идеологического диктата. В России, Польше, Югославии начались многочисленные дискуссии о назревших реформах. В ходе дискуссий был выдвинут тезис о необходимости сужения сферы вмешательства государства и поли¬тических институтов вообще в экономическую и общественную жизнь и о развитии на этой основе гражданского общества как особой сферы социальной жизни, относительно свободной от государственного принуждения. Гражданское общество стало в определенном смысле регулятивной идеей, определившей возможное направление общественных реформ. В данном контексте эта категория приобрела нормативный характер, описывая не нечто существующее, но то, что должно осуществиться. Она выражала по¬требность в изменениях и их направленность, аль¬тернативу, иное состояние иного общества. К размышлениям и анализу, способствовавшим все более широкому ее применению, подталкивала неудовлетворенность общим положением дел в бывших социалис¬тических странах. Поэтому не будет преувеличением обозначить современную, «ожившую» в последнее десятилетие концепцию «гражданского общества» в качестве демократической альтернативы авторитарному социализму.
В свое время социализм появился на исторической сцене с двумя великими целями-обещаниями, пробудившими большие надежды: 1) новой демократии, более широкой и содержательной, чем все предшествующие; 2) новых экономических отношений, ведущих к равенству и благосостоянию, т. е. удовлетворению человеческих потребностей на основе принципа распределения по труду (и по потребностям в перспективе).
На практике же с самого начала вместо расширения демократии началось ее сужение, а с установлением пролетарской диктатуры произошло не только отри¬цание прав человека и его свобод, но проявились без¬законие и насилие. Что касается второго обещания, то реальный социализм вместо удовлетворения челове¬ческих потребностей ввел различного рода «диктатуру над потребностями», создал жесткую и авторитарную систему социально-экономического и политического регулирования, основной целью которой стало уста¬новление контроля над обществом. В результате сузи¬лась и угасла инициатива масс, ослабла их мотивация к созидательной деятельности в рамках нового строя, которая вначале была реальной политической и моральной движущей силой. Данная движущая сила, с одной стороны, опиралась на привлекательные цели, а с другой — на так называемую негативную легитимацию, т. е. на непопулярность старых режимов, что и привело их к кризису. Поскольку в социалистических странах общество оказалось полностью подчиненным авторитарному государству, т. е. олигархиче¬ским структурам, в иерархии которых весьма важную роль играла коммунистическая партия, то проистекавшие из этого политический волюнтаризм и политическая вседозволенность вытеснили идею о верховенстве права.
В социалистических странах длительное время гос¬подствовало убеждение, что государство — лучший «сторож» общества и соответственно социализма. Различные социалистические теории об отмирании го¬сударства отмирали сами, а государство не только оставалось, но и укреплялось, все больше обюрокрачи¬ваясь и отчуждаясь от граждан. Парадокс социалистического государства заключался в том, что его руководители и коммунистическая партия, которая им управ¬ляла, не осознавали, что, усиливаясь таким образом, в общественном плане они становились слабее. Со¬циалистическое государство существенно сузило автономию социальности и гражданского общества, обеспечив себе контроль над всеми сферами общества. К сожалению, со временем усилились также регулятивные, политические, идеологические, репрессивные и другие функции государственного аппарата.
Когда сегодня употребляется термин «гражданское общество», то это не означает «возврат назад». Речь идет о термине, который дает возможность охватить, включить предшествующее знание о социалистических и других обществах и исправить то, что в социа¬лизме было ошибочно, например отношения государства и общества. Гражданское общество опирается на достижения и опыт развитых стран, на результаты современных научных исследований. Любая попытка механического копирования, трансплантации или имитации бесплодна. Необходимо анализировать либеральную и социалистическую традиции, их взаимовлияние и синтез в известных школах и теориях, имея в виду, что либерализм эволюционировал к социаль¬ному либерализму, а социализм стал более восприимчив к некоторым либеральным ценностям.

3. Российские проблемы
Рассматривая основные элементы гражданского об¬щества применительно к российским реалиям, следует исходить из того, что право и свободы человека и гражданина являются основной детерминантой политической системы общества, которое стремится быть открытым и демократическим. Положение чело¬века в социалистическом и постсоциалистическом об¬ществах намного важнее, чем другие элементы, через которые определяли социализм до сих пор. Это были собственность на средства производства, господство¬вавший тип общественного распределения, монополь¬ное положение коммунистической партии. В рамках теоретической посылки, что постсоциалистическим обществам следует возвратить «человеческое лицо», должно быть реабилитировано и понятие граждан¬ства, т. е. следует возвратить человеку политическую и экономическую субъектность, моральную, религиоз¬ную и творческую автономию. Трудно предположить, что человек может быть свободным, когда экономиче¬ская монополия любого рода неизбежно служит ограничением его активности.
За годы реформирования в России произошли существенные изменения в направлении формирования гражданского общества. Возникли элементы рыноч¬ной инфраструктуры, в первую очередь банковской и торговой, был ликвидирован в значительной мере товарный дефицит, приостановлен интенсивный рост цен. Однако на фоне позитивных изменений происходят падение производительности труда и ослабле¬ние его мотивации, сокращается объем производства, снижаются качество и уровень жизни широких масс населения.
На протяжении последнего десятилетия в России идет массовое обнищание населения в целом, и особенно тех социальных слоев (средние слои, молодежь), которые должны быть наиболее заинтересова¬ны в развитии гражданского общества. Положение тех, у кого основным источником доходов остается заработная плата и социальные выплаты, продолжает ухудшаться несмотря на то, что большинство работающих продолжают трудиться добросовестно. Около 22% населения России в 1997 г. имели денежные доходы ниже прожиточного минимума2. Одна треть населения едва сводит концы с концами. Значительно ухуд¬шилось положение работников бюджетной сферы (особенно если учесть постоянно сохраняющуюся задолженность по выплате заработной платы). В настоя¬щее время размер ставок (окладов) работников первых 14 разрядов единой тарифной сетки ниже прожиточ¬ного минимума. Межотраслевое и межрегиональное неравенство в заработной плате также продолжает углубляться, составив в 1997 г. отношение 1:10. К этому еще следует добавить и рост безработицы — 9% экономически активного населения. А если учесть скрытую безработицу, то этот процент значительно возрастет. Ситуация резко усложняется, если вспомнить о слабой материальной базе культуры, образования, искусства, всей духовной жизни в целом как важнейшей предпосылке развития гражданской культуры и гражданского общества. Равенство в бедности в обществе, которое традиционно не было склонно к социальным различиям, создает солидную социальную основу для автори¬тарного режима, комбинируемого с националистическим популизмом.
Процесс ускоренного социального расслоения охватывает российское общество неравномерно. Все резче верхние слои отделяются от массовых слоев, концентрирующихся на полюсе бедности. Накладывающиеся друг на друга процессы обнищания населе¬ния и растущего социального расслоения приводят к гипертрофированным формам социального неравенства и, образно говоря, создают «поле слез» и «поле чудес». Разрыв в уровнях зарплаты 10% самых низкооплачиваемых и 10% высокооплачиваемых россиян в декабре 1997 г. был 13-кратным (по официальным данным, которые существенно занижены). В странах с рыночной экономикой такое соотношение не пре¬вышает, как правило, 5 раз. Следует отметить, что приведенные цифры характеризуют легальный сегмент экономики. Подобное соотношение чревато социально-политическими потрясениями, а не социальным миром. 
Результаты социологических исследований подтверждают, что в массовом сознании создается представление о том, что богатство в наше время приобретено многими индивидами и группами несправедливо. На вопрос: «Что помогло разбогатеть многим людям сегодня?», заданный в рамках ежегодного исследования Института социологии РАН, 88% ответили, что помогла занимаемая ранее влиятельная должность; 84% — разграбление и присвоение государственной собственности; 84% — родственные связи и лишь 14% ответили, что помогла предприимчивость.
В современном российском обществе средний класс, как он понимается в западных сообществах, находится в зародышевом состоянии. Если процесс реформирования России удастся направить в благоприятное русло, то вследствие изменений в экономической структуре средние слои будут все более погло¬щать прежние социальные слои и классы и станут важной социальной силой. Правда, сегодня трудно сказать, станут ли они гарантом развития гражданского общества, как на Западе, поскольку «новые русские» ориентированы пока не на производство, а на перераспределение благ, и это обстоятельство может оказаться решающим для будущего страны.
Большинство российского населения стало равным в бедности и сильно зависимым от государства, вернее, от государственных чиновников, бюрократии (задержки с выплатой зарплаты, отсутствие частной собственности у большинства населения и т. д.).
Формирование и развитие институтов гражданско¬го общества предполагает наличие свободных, экономически независимых, самостоятельных и самоосознающих себя граждан. Это сложно сказать о гражданах России, поскольку сужается пространство индивидуальной свободы и прав (скажем, право на труд фактически поставлено под угрозу).
Существенным элементом гражданского общества является верховенство права. Это шире, чем идея правового государства. Идея правового государства пришла из немецкой политической и правовой теории и вначале означала ограничение государственной администрации правом, законом. Но само государство могло быть авторитарным, так как концепция правового государства не ограничивает принимающего законы в том, каковы должны быть эти законы и до каких границ по отношению к правам человека они могут распространяться. Поэтому правовое государство могло быть не только авторитарным, если законодательный орган не избран демократически, но и тоталитарным, когда законы простираются на все стороны общественной и частной жизни, т. е. возможна так называемая «тоталитарная демократия», или тирания большинства с помощью закона.
Немецкая теория была подчеркнуто этатистской. И у Гегеля государство понимается как сфера обобществления, которая в ценностном и в правовом смысле стоит над обществом. В свою очередь идея о господстве права, развиваемая в англосаксонской политической и правовой философии, намного шире и больше соответствует пониманию правового государства в наше время. Верховенство права подразумевает, что ни один субъект не может нарушать установленные правила, в том числе и законодатель. Меньшинству также гарантированы необходимые права, а сами правила устанавливаются в соответствии с определенными принципами и в рамках демократических учреждений. «Ни для одного человека, находящегося в гражданском обществе, не может быть сделано исключение из законов этого общества»,— писал в свое время Дж. Локк. Единые требования предъявляются ко всем чле¬нам гражданского общества, где двойной стандарт неприемлем и морально осуждается. Но в то же время, как писал в свое время В. О. Ключевский, «право — исторический показатель, а не исторический фактор, термометр, а не температура... Закон — рычаг, который движет тяжеловесный, неуклюжий и шумный паровоз общественной жизни, называемый правительством, рычаг, но не пар». И тем не менее без правового государства, когда само государство, все социальные общности, отдельный индивид уважают право и находятся в одинаковом отношении к нему, нет гражданского общества. Право здесь выступает способом взаимосвязи государства, общества и индивида. Верховенство закона, гарантии прав личности, взаимная ответственность государства и личности, принцип разделения властей на законодательную, исполнительную и судебную — необходимые условия невмешательства государства в дела гражданского общества.
В настоящее же время в России чиновничий аппарат, представляющий государство на всех уровнях, воспользовавшись «смутным» переходным временем, осуществил «приватизацию государства», «переписав на себя» гигантские «ломти» бывшей госсобствен¬ности (например, «Газпром» и др.). Парадоксальным образом у нас реализовалась Марксова оценка прус¬ского государства как «частной собственности бюрократии».
В российском обществе получила широкое распространение коррупция. Криминализированное и коррумпированное государство — основное препятствие для развития гражданского общества. Т. Пейн в свое время справедливо предупреждал, что деспотическое государство — вид гриба, вырастающего на «почве» коррумпированного общества.
Все это вместе взятое в условиях правового беспредела привело к разрушению целостности российского общества, росту в нем аномии, если воспользо¬ваться термином Э. Дюркгейма. Свидетельством чему является то кризисное состояние, которое фиксируется по всем социально-экономическим и другим показателям ООН и существенно сужает рамки развития гражданского общества в России. В настоящее время население в своем большинстве не доверяет ни од¬ному из институтов власти (правительство, президент, Совет Федерации, Государственная Дума, руководители регионов, суд, милиция, прокуратура и т.д.): от 50 до 6896 опрошенных в мае 1996 г. отказали им в доверии. И данная тенденция еще усилилась в по¬следующие годы.
Ослабление государственной власти в условиях неразвитого гражданского общества — большая пробле¬ма. Только тогда, когда человек как индивид превращается в экономического и политического субъекта, он естественно включается в более широкие эконо¬мические и политические ассоциации и общности, результатами деятельности которых обменивается с другими людьми. Это ведет к усложнению экономической жизни.
Отношения личного, частного и общественного в гражданском обществе должны быть уравновешены, ибо концепция гражданского общества подразумевает и определенную автономию общественных сфер.
Автономия общества — важный элемент граждан¬ского общества, означающий самостоятельность и самодеятельность различных общественных сфер и ассоциаций: экономики, т. е. производства в широком смысле, профсоюзов, университетов, печати, науки, общественных объединений граждан, церкви, религи¬озных объединений и т. д. Роль государства по отношению к этим общественным агентам должна сводиться к установлению самых общих рамок в виде закона, регулирующего правила игры, которых необходимо придерживаться, чтобы сохранить права и свободы для всех членов общества. Экономический, социальный, политический и культурный плюрализм, являющийся альфой и омегой гражданского общества, устанавливается на основе автономии общественных факторов, прав и свобод человека и гражданина.
Автономия различных сфер общества подразумевает, что они могут самоорганизовываться в соответствующие ассоциации, демократическая внутренняя жизнь которых имеет важное значение для гражданского общества. Существующие ныне в российском обществе многочисленные самостоятельные ассоциации, общества, организации, движения создают неплохие предпо¬сылки для дальнейшего развития гражданского общества. Однако опыт развития трансформирующихся обществ, в том числе и России, свидетельствует о том, что появление добровольных ассоциаций, направленных против господства государства, нередко приводило к их соперничеству друг с другом за право представлять народ, результатом чего было и «огосударствление», т. е. превращение в составную часть государственной власти (например, военизированные отряды казачества). Бесспорен также и факт, что в борьбе за народную поддержку значительное влияние приобретали движения, выступавшие с националистическими лозунгами.
Это вело к негативным последствиям, блокирующим и вытесняющим гражданское общество, когда вместо формирования различных демократически ориентированных движений, инициатив, партий, идей возникают противостоящие друг другу демократические и национальные идеи и движения, причем сегодня в России национально ориентированные субъекты (движения, партии, идеи) нередко домини¬руют над демократическими.
Это обстоятельство объективно работает против самой идеи гражданского общества, которая, по определению, не«,может быть реализована в политических границах закрытого национального государства. Гражданское общество в полном смысле этого слова должно быть открытым обществом. Декларируемое национальное общество, как правило, — это подтверждает опыт европейской истории — закрытое и авторитарное общество.
Важным элементом гражданского общества является «гражданская культура», основу которой составляет демократическая политическая культура. В странах Восточной Европы преобладает авторитарный менталитет, проявляющийся в авторитарной политической культуре. Консенсус по поводу основных социальных ценностей, без чего невозможно развитие гражданского общества, подлинная интеграция людей в обществе до сих пор не достигнуты. На этой почве возникла ситуация аномии, когда одна ценностно-нормативная система разрушена, а другая еще не сформировалась. Значительное число граждан ощущает отчуждение от социальных процессов, свою социальную невостребованность. В обществе нет устоявшейся политической системы, нет четкой экономической политики, нет общей идеологии, нет общепринятой системы ценностей. В этих условиях проявляется новая тенденция, характеризующаяся комбинацией элементов новой гражданской культуры с элементами старой традици¬онной авторитарной культуры. Из первой берется идея (преимущественно номинально) об участии граждан в управлении, которая, однако, все более раз¬мывается в пользу господствующих элит путем насаждения теории о необходимости предоставления реаль¬ных рычагов управления избранным и подготовленным и о рациональности как легитимной основе (в веберовском понимании). В условиях нарастания аномии усиливаются авторитаристские настроения — возрастает потребность в сильном лидере, в авторитарном государстве.
Эта постоянно присутствующая сегодня в российском обществе опасность значительно возрастает, когда вместо дихотомии «гражданское общество (политическое) — государство» все четче прослеживается дихотомия «элита — масса». На вопрос: «В чьих интересах действует правительство в настоящее время?» — 52% респондентов ответили: «В интересах отдельных групп», 25,8% — «В интересах богатых слоев» и только 3,8% — «В интересах общества»3.
Экономическое положение в обществе высшего слоя, составляющего по разным исследованиям от 5 до 10% населения, резко отличается от положения остальных слоев. Этот слой концентрирует в своих руках как экономическую, так и политическую власть, что в условиях отсутствия демократических институций серьезно влияет на социоэкономическое положение остального населения.
В последнее время все активнее на первый план выдвигается идея соединения правового и социального государства с целью синтеза институтов либерализма (свобода, верховенство права и т. д.) и некоторых традиционных требований социализма (забота о благосостоянии граждан; создание достойных усло¬вий их существования, благоприятной среды обитания для всех; обеспечение определенной степени социального равенства; солидарность, общественная за¬бота о слабых, поддержка талантливых и т. д.).
Социально ориентированное государство формирует новый тип социальных связей между людьми, основанный на принципах социальной справедливости, социального сотрудничества и гражданского согласия. Оно берет на себя ответственность за поддержание стабиль¬ного социально-экономического положения своих граждан и социального мира в обществе. Многие индустриально развитые страны сегодня стремятся реализовать такой подход в государственном строительстве. При подобном подходе государство понимается как меха¬низм управления делами общества, т. е. регулирования общественных отношений и учета интересов различных групп населения, снятия или смягчения противоречий и поиска гражданского согласия, иными словами, как механизм, осуществляющий функцию интегрирования общества, в котором сталкиваются групповые интересы не только на классовой основе, но и на национальной, конфессиональной, экономической и др. При этом государство воспринимается не как безликое коллективное сообщество граждан, в котором индивидуальность растворена, а как объединение свободных индивидов на солидарной основе. Этот синтез нелегок и непрост, так как часто речь идет о противоположных идеях. Нелегко примирить, например, конкуренцию и рынок с некоторыми идеями о ликвидации эксплуатации и с участием в управлении производителей; идею социального партнерства — с прибылью как мотивацией к труду и т. д. Либеральное государство не оглядывается на «социальный вопрос», который должно было решать социалистическое государство, а последнее не обеспечивало свободу человеку и творчество (в том числе и экономическо-производительное), поэтому поиск путей синтеза внешне полярных идей труден, но необходим. Концепция правового государства сегодня должна дополняться и корректироваться, по крайней мере минимальными элементами социального государ¬ства, хотя вполне очевидно, что фактические гарантии, особенно социально-экономических прав и свобод, зависят не только от принятых подходов и декларируемых принципов, но и от реальных возможностей самого государства.
Встает вопрос: в какой мере концепция гражданского общества и правового государства вписывается в нашу действительность, где политическую жизнь характеризуют авторитарность и всплески националистических и популистских заявлений политических лидеров? Современное российское общество является квазигражданским, его структуры и институты, обла¬дая многими формальными признаками гражданского общества, не выполняют в полной мере его функции. С этим и связана часто звучащая пессимистическая оценка перспектив развития гражданского общества в современной России, объясняющая это российской спецификой. В преодолении такого состояния, обусловленного процессом трансформации, включающим в себя противоречия процессов деэтатизации, деидеологизации, приватизации, и состоит специфика современного этапа развития всех постсоциалистических обществ, включая Россию.
Дело в том, что перед государствами этих стран встала задача создания новых взаимоотношений с гражданским обществом, находящимся в стадии становления. У населения традиционно сильны надежды на помощь со стороны государства, так как ценности свободы, частной собственности, индивидуализма длительное время не имели широкого распространения в общественном сознании. Поэтому ослабление социальной функции государства привело к росту конфликтов на постсоветском пространстве. Камнем преткновения становится и аппарат государственного управления, который явно «не дотягивает» до веберовских стандартов рациональной бюрократии, допуская такую степень индифферентности по отношению к обществу, которую в наше время не может себе позволить даже самое либеральное из современных западных обществ4. Сегодня этот аппарат фактически бесконтролен.
Подводя некоторые итоги, можно сделать вывод, что для создания необходимых предпосылок развития гражданского общества в России требуется выполнение ряда условий, и прежде всего учета того, что длительное подавление элементов гражданского общества определило неуправляемый, нередко разрушительный характер демократических преобразований в России, ориентированных по преимуществу на уничтожение созданных ранее социальных институтов (как сферы «несвободы») и поощрение стихийных тенденций общественного развития («свободы»), что в условиях неупорядоченности правовой составляющей приводит к хаотичному состоянию общества, усиливаемому эффектом поликультурности, поликонфессиональности и полиэтничности.

Цитируемая литература
1 Грамши А. Избр. соч. Т. 3. М., 1957. С. 200.
2 Россия в цифрах. М., 1997. С. 51.
3 См. подробнее: Гражданское общество: теория, история, современность / Отв. ред. 3. Т. Голенкова. М., 1999. С. 25.
4 См.: Облонский А Бюрократия: теория, история, современность // Знамя. 1997. № 7.

Глава четвертая  

ПОЛИТИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРА
Политическая культура является одной из наиболее распространенных и вместе с тем неоднозначных концепций в современной политологии и политической социологии. В последнее десятилетие наблюдается активизация научных поисков содержания ее составляющих, а также определения новых приложе¬ний в рамках различных дисциплин. Термин «политическая культура» стал широко использоваться не только в научном, но и в политическом языке средств массовой информации. Поэтому в поисках ответов на практические вопросы исследователи с неизбежно¬стью сталкиваются с необходимостью теоретико-методологического осмысления феномена политической культуры на основе нового знания и нового опыта в связи с тем, что этот феномен рассматривается в обществознании в рамках различных исследо¬вательских парадигм. Предлагаемый обзор теоретических подходов позволит, кроме того, более точно выстроить как теоретико-методологические, так и прикладные основания анализа политической культуры в рамках политической социологии с учетом сложившихся исследовательских традиций.

1. Марксистская традиция анализа политической культуры
Значительное внимание изучению политической культуры было уделено в свое время в трудах советских обществоведов. Причем теоретическим фундаментом разработки проблемы здесь являлись работы классиков марксизма. Непосредственно в полити¬ческую и научную практику советского периода это понятие было введено В. И. Лениным. Концептуальные основания понимания феномена политической культуры составляли такие важнейшие положения марк¬систской теории, как материалистическое понимание истории; вывод об определяющей роли материально¬го производства; видение общества как системной це¬лостности; учение о классовой борьбе и революционном преобразовании общества.
Поскольку понятие «политическая культура» имеет в своей основе как понятие «культура», так и понятие «политика», то необходимо остановиться подробнее на содержании и логике их интерпретации в рамках данного подхода. Основоположники марксизма, как известно, рассматривали развитие общества как естественноисторический процесс. При этом культура отражает достигнутый на определенном этапе уровень развития, предполагающий тот или иной тип отношения человека к природе и обществу, равно как и развитие творческих сил и способностей личности. При этом обосновывалось, что для определения содержания и характера культуры на каждом этапе ее развития необходимо обращение к специфике конкретной общественно-экономической формации.
В основе ленинского понимания политической культуры лежит идея о единстве культуры и политики, о выражении в политике интересов крупных социальных общностей. Был и выдвинут тезис о наличии двух тенденций, или составляющих, в каждой националь¬ной культуре, выявлены характерные черты буржуазной и пролетарской культур, партийность культуры во всяком классовом обществе.
Диалектико-материалистическое понимание политических отношений предполагает также, что отношения эти детерминируются исторически изменяющимися экономическими отношениями. Кроме того, специфика политики определяется тем, что в центре ее находится вопрос о власти, об отношении классов к государству как инструменту классового господства. Марксизм рассматривает политическую деятельность как средство преобразования общественных отношений и в итоге революционного изменения всего общества. В этой связи политическая культура трактуется как некоторая производная, необходимая составляющая для достижения этой цели. Словом, развитая, прогрессивная политическая культура групп и классов, принимающих участие в политике, является необходимым условием эффективного преобразования общественных отношений.
Вместе с тем политическая культура рассматривалась и как определенная цель политической деятельности. Исходным было представление о том, что исторический смысл перехода от капитализма к социализму состоит в превращении человека труда из средства в главную цель общественного производства. Общественная собственность на средства производства, которая при этом устанавливается, трансфор¬мирует характер создаваемого общественного богатства. Предполагалось, что содержанием и всеобщей формой этого богатства становится теперь сам человек, реализация совокупности всех его сущностных качеств. Таким образом, практика социалистического строительства должна включать в себя не только рост количества и качества производимых материальных благ, но и непрерывное совершенствование отношений между людьми, постоянное развитие их культуры. Взятая в таком аспекте политическая культура представляет своеобразную цель политической деятель¬ности, направленную на становление человека нового общества, как универсального общественного существа, на развитие сущностных сил социального субъекта, как главного смысла и цели общественного развития.
Напомним, что в более конкретном плане В. И. Ленин использовал понятие «политическая культура» при анализе уровня сознательного участия масс в политической деятельности, рассмотрении характера политических ценностей общества, их влияния на по¬литические отношения. Особая роль политической культуры отмечалась в связи с необходимостью создания нового государственного и хозяйственного механизмов. Политическая культура характеризуется уровнем идейной зрелости трудящихся, общественной ак¬тивности, участием в принятии политических решений.
В связи с последним надо указать и на черту политической культуры, которая получила достаточно глубокое обоснование в отечественном обществознании советского периода. Речь идет о том, что если в буржуазном обществе политика выполняет функцию общественного регулирования, выдавая частные интересы за всеобщие, то социалистическая политика регулирует общественную жизнь через подчинение частных интересов всеобщим. Поэтому политическая культура нового общества предполагает наличие и развитие демократических прав и свобод, т. е. максимально полное развитие демократии рассматривалось, по крайней мере в теории, как необходимая предпосылка развития политической культуры социализма в целом.
На базе приведенных теоретических положений в 60 — 80-е годы в нашей стране проводились достаточно многочисленные исследования политической культуры советского общества. Среди отечественных авторов, уделявших значительное внимание теорети¬ко-методологическим вопросам изучения полити¬ческой культуры, следует назвать Е. М. Бабосова, Э. Я. Баталова, К. С. Гаджиева, Ф. М. Бурлацкого, А. А. Галкина, А. В. Дмитриева, В. Н. Иванова, Н. М. Кейзерова, Л. Н. Когана, В. В. Смирнова, Ж. Т. Тощенко, Г. В. Осипова, В. Г. Смолянского, Р. Г. Яновского и дру¬гих. Наряду с концептуальными разработками пробле¬мы целый ряд работ имел эмпирическую направлен¬ность.
Какие интерпретации политической культуры были в этот период преобладающими? Среди многочислен¬ных определений в качестве предметной области-носителя выделялись феномены общественного сознания (установки, нормы, ценности), элементы политического поведения, политические институты. Во многих определениях подчеркивалась важность соотнесения политической культуры с конкретными классами или группами общества1.
Характерной особенностью подходов, преобладавших в первый период исследования политической культуры в нашей стране, можно назвать его существенный нормативный акцент. В этом случае конкретные проявления политической культуры соотносили с некоторой идеальной моделью, присущей человеку социалистического общества. Показательной в этом плане является точка зрения, согласно которой по¬литическая культура фиксирует, в какой степени общество, класс, отдельные индивиды овладели всеми элементами политической деятельности, и, таким об¬разом, является обобщенной, синтезированной характеристикой субъекта политической деятельности. Кроме того, подчеркивалось то обстоятельство, что политическая культура свидетельствует о том, «какой степени политическая деятельность, все ее элементы развивают человека, обогащают его духовный мир, способствуют его становлению как гражданина»2.
Составляющими социалистической политической культуры рассматривались, например, такие компоненты, как овладение научной политической идеологией, знаниями в области марксистско-ленинской теории, внутренней и внешней политики партии; превращение знаний в глубокие внутренние убеждения личности, выработка классового самосознания, умение отстаивать свои взгляды; приобретение необходимых навыков политической деятельности, освоение ее принципов и норм; реализация знаний, убеждений в практической деятельности субъекта политической культуры во всех сферах общественной жизни3.
Заметим, что нормативный аспект присущ не только отечественным исследованиям политической культуры, проведенным в течение советского периода. Он проявляется и в подавляющем большинстве зарубежных исследований, только в этом случае политическая культура рассматривается с точки зрения ее соответствия стандартам западной демократии.
Итак, какие черты методологического плана харак¬еризуют исследования политической культуры, выполненные в русле марксистско-ленинской парадигмы? Во-первых, следует говорить об историко-материалистическом основании анализа в целом; во-вторых, о классовости подхода; в-третьих, очевидной является нормативная компонента эмпирических исследований, направленность их на обеспечение практики воспитания советского человека. По нашему мне¬нию, приведенные черты содержат как достоинства, так и недостатки, говорить о которых следует в связи с конкретными задачами анализа политической культуры применительно к тому или иному историческому этапу.

2. Поведенческая традиция анализа политической культуры
Появление и начало широкого использования термина «политическая культура» в западной науке обычно относят к концу 50-х — началу 60-х годов двадцатого столетия. Стремление к объяснению феноменов политики с помощью теории политической культуры наблюдалось в явной и неявной форме на протяжении всей истории политической науки. В эту традицию внесли свой вклад Платон, Аристотель, Макиавелли, Руссо и другие выдающиеся мыслители.
Если раньше этот термин зачастую применялся в узкотехническом или вспомогательном плане, то теперь наблюдается его использование в качестве необходимой концептуальной составляющей исследований в области политики. Изначально новый статус понятия «политическая культура» определялся задачами классификации и сравнения политических систем. Впервые в политико-социологический дискурс данное понятие было введено в 1956 г. известным американским специалистом Г. Алмондом. Он писал: «Каждая политическая система является укорененной в конкретной совокупности ориентации на политическое действие... отношений к политике. Представляется целесообразным рассматривать это как политическую культуру»4. Таким образом, для автора политическую культуру составляли явные и латентные ориентации на политическое действие. Причем политическая культура является некоторой частью культуры общества в целом, хотя и обладает некоторой автономией.
Приблизительно в этот же период появляются некоторые другие работы, в которых политическая культура наделяется методологическим статусом. По мнению С. Вира, «...определенные стороны общей культу¬ры общества относятся к вопросам о том, как правительство должно управлять и что оно должно де¬лать. Эту область культуры мы называем политической культурой. Так же, как и с культурой в целом, основ¬ными составляющими политической культуры явля¬ются ценности, верования и эмоциональные отношения»5. В рамках другого определения политическая культура трактовалась как разделяемые цели и общепринятые правила взаимодействия индивидов и групп, посредством которых властные решения и выборы осуществляются всеми акторами внутри политической системы6.
В целом в этот период в литературе о политической культуре говорится в весьма широком контексте. В качестве рядоположенных с ним выступают такие термины, как, например, «идеология», «ценностные ориентации», «политические ожидания», «идентификация», «политический фольклор» и т. д. Термин «политическая культура» использовался некоторыми авторами в качестве синонима доминирующих норм в сфере политики, политической системы или даже общества в целом.
Следует принять во внимание и некоторые обстоятельства научно-исторического плана, значимые с точки зрения учета истоков и генезиса поведенче¬ской концепции политической культуры. Основатели концепции выделяют несколько направлений гумани¬тарного знания, взаимодействие которых существенно повлияло на ее становление.
Прежде всего следует сказать об исследованиях культуры и личности, которые сформировались как научное направление в течение первых десятилетий нынешнего столетия. Эта исследовательская традиция возникла на основе синтеза подходов культурной ант¬ропологии и психоанализа, представленных такими именами, как Г. Лассуэл, Р. Бендикт, М. Мид, Э. Фромм и др. Суть ее состоит в попытке объяснить такие феномены, как политическая мобилизация, агрессия, авторитаризм, этноцентризм, на основе анализа, глав¬ным образом, ранней детской социализации. Влияние этой школы было особенно сильным в период второй мировой войны, актуализировавшей задачи изучения особенностей «национальных характеров» населения государств, вовлеченных в войну. Однако попытки объяснения многих феноменов в области политики (в особенности политических организаций) в этом контексте оказались не во всем успешными. Прежде всего это объяснялось методологической ограниченностью подхода. Исходной базой гипотез здесь выступали наблюдения за особенностями формирования раннего детского поведения в деревнях, исследования первобытных обществ антропологами, а также подходы, принятые в клинической психиатрии при индивидуальной работе с пациентами.
Тенденцию пристального внимания к проблемати¬ке политической культуры конца 50-х — начала 60-х годов правомерно рассматривать в качестве известной реакции на исследовательский редукционизм психологического и антропологического характера. Вместе с тем появление концепции политической культуры было своеобразной реакцией на ситуацию, сложившуюся в то время в политико-правовых науках. В соответствии с принятой здесь традицией предполагалось, что поведение политических акторов и институтов строго детерминировано конституционными формами, в рамках которых они вынуждены функционировать. В концепции политической культуры акцент был перенесен с формальных структур государства на другие составляющие, в совокупности обеспечивающие его дееспособность. Очевидно, что произошли явные изменения ракурса анализа, предполагающего теперь использование теоретических моделей и схем системного и структурно-функционального подходов. Прежде всего внимание было сконцентрировано на изучении человека «политического» (или политической личности), что ранее относилось к периферийным вопросам традиционной политической науки. Здесь имеется в виду значимая роль таких феноменов, как, например, электорат, группы давления и прочие составляющие власти и влияния в политическом процессе.
Другое обстоятельство, повлиявшее на становление концепции политической культуры, было связано с широким развитием методики и техники эмпирических исследований. Именно это позволило в исследованиях политической культуры перейти от уровня умозрительных построений к эмпирическому обосно¬ванию и проверке гипотез. Фиксация количественных и качественных параметров политической, социаль¬ной и психологической сторон реальности была обусловлена развитием точных методов выборочного исследования, позволяющих получать репрезентативные данные относительно больших массивов населения; совершенствованием техники сбора данных, прежде всего интервьюирования, обеспечивающих надежность первичной информации; развитием техники шкалирования, дающей возможность сортировать ответы респондентов и соотносить их с исходными теоретическими переменными; применением сложных методов статистической обработки, позво¬ляющих перейти к многомерным, регрессионным, причинным и другим моделям анализа ценностных, поведенческих и ситуативных параметров политической культуры7.
Наиболее ярким и полным примером разработки поведенческой концепция политической культуры является работа Г. Алмонды и С. Вербы «Гражданская культура: политические установки и демократия в пяти государствах», ставшей классикой современной политико-социологической литературы8. В последней версии определения политической культуры авторы выделяют четыре ее основные, или базовые, черты.
Во-первых, политическая культура характеризуется совокупностью политических ориентации, присущих населению в целом или его группам. Во-вторых, ком¬понентами политической культуры являются познавательные, эмоциональные и оценочные составляющие. Это включает в себя знания и верования относительно политической реальности, чувства в отношении поли¬тики, приобщенность к политическим ценностям. В-третьих, содержание политической культуры складывается под воздействием ряда факторов: детской социализации, образования, открытости средствам массовой информации, контактов с правительственными организациями, влияния социально-экономической действительности. В-четвертых, хотя политическая культура влияет на политические и правитель¬ственные структуры и их функционирование, однако вовсе не детерминирует их деятельность. Причинная зависимость между политической культурой и политическими структурами, функциональными особенностями последних является двусторонней9.
Стратегию исследователей определял и по сей день определяет актуальный для мировой политической науки вопрос — в какой степени в тех или иных странах возможно достижение уровня политической культуры, которая будет поддерживать или соответство¬вать демократическим системам? Альмонд и Верба провели сравнительные эмпирические исследования в США, Великобритании, Германии, Италии и Мексике. В центре их внимания находилась совокупность проб¬лем, связанных с отношением населения этих стран к существующим там демократическим режимам. Не вдаваясь в конкретику результатов, целесообразно выделить то, что является важным в контексте данного анализа, а именно — используемые методологические решения.
Аналитическими категориями, которые применялись при классификации политических систем соответствующих государств, были их политические структуры и культуры, находящиеся во взаимозависимости. Для уточнения характера этой зависимости были вве¬дены концепции роли и ориентации на политическое действие, основанные в свою очередь на построениях Т. Парсонса. Согласно последнему, каждый политический актор (индивид или группа) выполняет определенную роль. Его действия направляются и находятся в пределах, очерченных концепцией его роли, пони¬манием актором того, что другие внутри системы ожи¬дают от него как от исполнителя роли. Каждый актор выполняет несколько ролей, которые иногда могут быть взаимодополняемыми. В то же время они могут находиться в конфликте друг с другом, поскольку по¬литическим ролям неизбежно соответствуют нормы и ожидания.
Политические системы функционируют в рамках некоторой совокупности целей и ценностей, определяемых, в свою очередь, как политические ценности общества. Последнее, по мнению Альмонды и Вербы, является другим важным фактором классификации современных политических систем.
Существуют четыре уровня проявления политической культуры. Первый — уровень системы в целом. Здесь рассматриваются вопросы о знаниях и представлениях индивида об истории, конституционных характеристиках, распределении властных ресурсов го¬сударства и политической системы. Вторым выступает уровень, условно говоря, «процессов на входе» сис¬темы в целом. Здесь находятся институты, организующие и канализирующие поток требований от общества к государству, инициирующих преобразование этих требований во властные действия. Этот уровень включает политические партии, профсоюзы, другие группы давления, а также средства массовой информации. Третий уровень включает «процессы на выходе» и охватывает деятельность бюрократии, судов и других институтов, входящих в процесс реализации властных решений. Четвертым является собственно индивидуальный уровень. Здесь рассматривается характер системы соотнесения личности с элементами политической структуры различного уровня.
Таким образом, в рамках рассматриваемой концепции предложено фиксировать особенности политической культуры через фиксацию частоты проявления различного рода когнитивных, аффективных и оце¬ночных ориентации по отношению к политической системе в целом, к различным составляющим ее входных и выходных характеристик, а также к самому индивиду как политическому актору.
На основе эмпирических исследований в рамках предложенной методологической схемы Г. Алмонд и С. Верба старались отнести анализируемую ими политическую культуру пяти государств к одному из трех ее идеальных типов или, по крайней мере, определить варианты «пересечения» идеальных типов на практике. Тремя предложенными ими идеальными типами, были «политическая культура участия», «подданническая политическая культура» и «провинциалистская политическая культура».
Политическая культура участия предполагает, что граждане выступают активными субъектами политической жизни, что они в состоянии реально влиять на политическую систему через участие в выборах, через организацию групп давления, политических партий для выражения своих интересов. В рамках подданнической политической культуры граждане находятся в пассивном или подчиненном положении по отношению к существующей политической системе. Несмотря на наличие различных оценочных отношений системы, доминирующими здесь являются представления граждан о своем зависимом положении от политической системы, о невозможности и безрезультатности своей активности. Провинциалистская политическая культура присуща обществам с неразвитой политической системой. Индивиды, составляющие такие общества, в принципе не соотносят свое существование с политической системой как таковой, и вопрос о возможностях влияния на систему даже не ставится.
Проблема соотношения конкретной политической культуры и политических институтов является центральной, по мнению авторов, для объяснения эффек¬тивности политической системы в целом. Наиболее оптимально для демократии принятие индивидами ценностей, находящих непосредственное выражение в процессе функционирования системы. Кроме того, необходимо точное знание и понимание индивидами действия политической системы, а также положительное эмоциональное и оценочное к ней отношение.
Отметим, что в целом методологии (концепции) политической культуры характеризуются двумя познавательными акцентами. Один из них получил условное название сравнительного, другой — социологического. Под сравнительным использованием концепции политической культуры понимается не просто ее направленность на задачи сравнения между нациями, а прежде всего рассмотрение ее в качестве самостоятельного фактора при объяснении различий в национальных политических структурах и действиях. Социологический акцент проявляется при изучении взаимосвязей переменных внутри той или иной политической культуры. При этом предметом непосред¬ственного анализа служит уровень личности или группы, а не нации как таковой. Следует принять во внимание суть основных критических аргументов, высказанных в адрес поведенческой концепции политической культуры.
Поведенческому подходу к политической культуре присущи общие методологические принципы исполь¬зования объективных методов и объяснительных мо¬делей естественных наук. В самом общем плане смысл этого состоит в том, что для описания и объяснения поведения необходимо использовать специальный язык эмпирически наблюдаемых стимулов и реакций. Тем самым предопределяется, что базовые единицы политического анализа должны максимально соотноситься с эмпирически наблюдаемыми и измеряемыми проявлениями поведения. Отсюда широко использу¬емые опросные техники и методы статистического анализа зачастую оказываются «нечувствительными» к глубинному культурному и нормативному контексту происходящего.
Кроме того, ставилась под сомнение правомерность рассмотрения агрегированных индивидуальных реакций и ориентации в сфере политики в качестве некоторых долговременных факторов поддержания политической системы. Факт существования того или иного политического института естественным образом в рамках подхода увязывается с наличием соответствующих индивидуальных ценностей по его поддержке. Тем самым вне поля зрения оказывалась проблема одновременного существования формально разделяемых официальных ценностей и скрываемых реальных политических ориентации.
Весьма жесткая связь, которая обосновывается в рамках подхода между политическими институтами и политической культурой, с очевидностью предпола¬гает акцент на рассмотрении этого обстоятельства прежде всего как фактора стабильности системы в целом. Это, в свою очередь, скрывало то обстоятельство, что на практике та или иная политическая культура содержит в себе противоборствующие составляющие. Последнее является предпосылкой реализации иных политических траекторий развития.

3. Политическая культура: интерпретационные подходы
В понимании явления политической культуры с течением времени происходили и происходят изменения . В этой связи кроме рассмотренных выше поведенческих подходов к анализу политической культуры следует сказать и о качественно иной традиции изу¬чения данного явления. Наличие этой традиции связано с разным видением задач анализа социальной реальности в рамках бихевиористских и интерпретационных парадигм науки.
При изучении политической культуры бихевиоризм отличает следование критериям свободной от ценностей позитивистской науки в совокупности с использованием строгих количественных методов опро¬са для получения эмпирических данных. Именно в русле этого подхода были выполнены «классические» исследования политической культуры, о которых говорилось в предыдущем разделе. Несмотря на отдельные недостатки, этот подход получил наиболее широкое отражение в современной политико-социо¬логической литературе.
Отличительной чертой интерпретационных подходов к исследованию политической культуры является поиск «смыслов» политической жизни, вычлене¬ние смысловых аспектов политики. При этом исполь¬зуется широкий набор методических приемов, начиная от разнообразных описаний и анализа фрагментов национальной истории до изучения образцов популярной культуры.
Центральными для некоторых из современных интерпретационных исследований политической культуры являются индуктивные методы и идеи социальной антропологии. Здесь, как известно, символ трактуется в качестве ключевого элемента понимания культуры и, соответственно, природы и проявлений человеческого поведения. Влиятельными в этой связи являются работы известного современного антропо¬лога К. Гирца10. Он определяет культуру как совокупность значений, воплощенных в символических формах, включая действия, высказывания и значащие объекты разного рода. Посредством этих форм индивиды общаются друг с другом, обмениваясь опытом, разделяя представления и верования. Основной задачей анализа культуры является объяснение значений, интерпретационная экспликация значений, воплощенных в символических формах. Подобный анализ культуры оказывается сродни интерпретации литературного текста и не предполагает изучения эмпирических закономерностей. При изучении феноменов культуры, по Гирцу, от исследователя требуется не столько внимание к классификациям, количественным характеристикам, поиску функциональных вза¬имосвязей, сколько чувствительность к выявлению значений, отделению неясностей от смыслов, умение проникать в суть того образа жизни, который полон смыслов и значений для людей определенного круга.
В рамках подобного подхода происходит распро¬странение приемов, предложенных для изучения культуры в целом, на область политической культуры. Сле¬дует заметить, что такого рода приемы при изучении политической культуры имеют достаточное распро¬странение, хотя указания на их использование непосредственно в самих работах могут отсутствовать11.
В основе некоторых других работ лежат посылки, заимствованные из структурной антропологии12. В этой связи следует обратить внимание на методоло¬гический подход в изучении политической культуры, получивший сегодня достаточно широкий резонанс13. По мнению его авторов, предметом политической культуры должны быть не быстро меняющиеся психологические установки, а фундаментальные представ¬ления, лежащие в их основе. Другими словами, общий, интегральный смысл политической культуры состоит не в выяснении того, например, справедливым ли яв¬ляется правительство. Речь должна идти о полити¬ческой жизни в целом, начиная от смысла социального существования, к общим социальным приорите¬там и завершая актуальными вопросами политики14.
Сторонники этого подхода выделяют четыре ос¬новных аспекта. Во-первых, политическую культуру следует рассматривать не как альтернативу рациональному поведению, а как форму рациональности как таковой — культурной рациональности. Во-вторых, формирование культуры происходит адаптивно. Люди вырабатывают свою культуру (в том числе полити¬ческую) в процессе принятия решений. Постоянная актуализация и модификация отношений с властью и по поводу нее расставляют акценты в системе пред¬почтений. В-третьих, нации в целом не являются представителями идеальных типов политических культур. Каждой нации присуща определенная комбинация их различных типов. В-четвертых, существует ограниченное число типов политических культур.
При определении типов политических культур основание дифференциации строится, исходя из представлений об ограниченном числе «образов жизни», присущих тем или иным культурам. В основе этого, в свою очередь, лежит концепция антрополога М. Дугласа о двух базовых параметрах измерения социаль¬ного контроля. Первым является степень многочисленности традиционных предписаний и ограничений. Вторым — степень коллективности, фиксирующая си¬лу или слабость групповых барьеров. Отсюда формируется четырехпозиционная матрица культур или образов жизни. Этими культурами являются: «эгалитарная», «иерархическая», «индивидуалистическая» и «фаталистическая».

4. Политическая культура и социальные изменения
Следует иметь в виду, что проблематика полити¬ческой культуры изначально изучалась применитель¬но к обществам в двух качественно различных состоя¬ниях. С известной долей упрощения упомянутые выше подходы можно отнести к изучению обществ в стати¬ке, в состоянии относительной стабильности. Другое направление исследовало политическую культуру в связи с интенсивными социальными изменениями. Здесь преимущественно рассматривались политика и общества развивающихся стран.
Наиболее известной в этом плане является работа «Политическая культура и политическое развитие», опубликованная под редакцией Л. Пая и С. Вербы в 1965 г. Одной из важных концептуальных составляющих этой и других работ данного направления выступает теория модернизации. Причем категория политического развития использовалась как соотносящаяся с категорией модернизации применительно к области политики. Модернизация определялась как процесс изменений, обусловливающий переход от аг¬рарного к индустриальному образу жизни, вызванный невиданным ранее ростом знаний и возможностей человека по контролю за условиями своего существования15
В целом возникновение теории модернизации бы¬ло сопряжено с активизацией дебатов о природе развития, что в свою очередь было продиктовано новой ситуацией, возникшей во второй половине XX в. после крушения колониальной системы. Нельзя не сказать и о том, что под модернизацией зачастую понималось преодоление отсталости, свойственное традиционным обществам, а в качестве модели развития прини¬мались характеристики обществ индустриально развитых стран Запада. При этом своеобразие историче¬ского пути западных стран получало статус некоторого универсального по своей сути закона развития. Предполагалось, что модернизация экономики, политики, социальной жизни развивающихся стран так или иначе должна сопровождаться трансформаци¬ей ценностных структур, что в свою очередь невозможно без разнообразных инноваций.
В концептуальном плане большая часть работ по теории модернизации находилась в рамках веберовско-парсоновской традиции анализа социального действия16. Авторы особое внимание придавали изучению роли «ментальности», норм и ценностей конкретного общества с точки зрения их позитивного или негативного влияния на процессы модернизации. При этом в качестве важнейших составляющих раз¬вития рассматривались политическое участие и экономическая активность населения. Однако основным препятствием формирования последних как раз и являются традиционные ценности, присущие обществам развивающихся стран. Отсюда вытекает необходимость переориентации элит и создания в развивающихся странах совокупности условий и институтов, обеспечивающих в конечном счете необходимую основу для трансляции и укрепления ценностей современного (западного) общества. Среди их характеристик в первую очередь выделялись универсализм, ориентация на достижение цели, успех, функциональная ограниченность (определенность).
Приложение результатов анализа политической культуры к проблемам политического развития позволяло точнее, по мнению авторов, определить те комбинации ценностей и ориентации, которые влияют на восприятие и направленность новых процессов. Кроме того, результаты исследований позволили охарактеризовать основные черты политики обществ так называемого «незападного типа». В их числе: недифференцированность области политики от социальной и личностной сфер; различия протопартийных группировок не столько по отношению к конкретным вопросам политики, сколько к более широким характеристикам образа жизни населения; существенные различия в политических ориентациях поколений; отсутствие консенсуса в отношении целей и средств развития; высокий уровень политической апатии населения; слабая дифференциация политических интересов широких масс17. Анализ различных политических культур должен был способствовать пониманию того, какие политические решения и ресурсы необходимы для достижения изменений в желаемом направлении.
При каких условиях ценностные изменения оказываются более вероятными? Утверждалось, что наименее предрасположены к трансформациям ценности, легитимизирующие функционирование базовых политических структур. В этой ситуации ценностные изменения возможны при условии, когда новые социальные группы (обладающие иными по отношению к существующим базовыми ориентациями) смогут по¬лучить контроль над доминирующими правитель¬ственными и прочими структурами или когда эти структуры будут подвергнуты кардинальным преобразованиям. Чем больше степень распространенности ценностей среди широких слоев населения, тем менее вероятны их быстрые изменения. В случае если ценности укрепляются посредством поддержки их выражения и наказания оппозиции к ним, то ценностная система остается более стабильной. Когда наиболее уважаемые члены сообщества разделяют базовые цен¬ности, значение этих ценностей оказывается стабиль¬ным. Однако если, по мнению представителей местных элит, старые ценности не являются более адекватными, то они скорее всего получат новую интерпретацию18.
Как известно, в 60 — 70-е годы модернизационные модели были подвергнуты серьезной критике. Наиболее активно это делалось в рамках концептуального направления так называемого зависимого раз¬вития. Критике подвергалось игнорирование социальных, политических, культурных характеристик истории и современной ситуации развивающихся обществ. Основное направление критики было связано с претензией модернизационных проектов на универсальность. Неудовлетворенность теориями модернизации и политического развития, которая была достаточно распространенной и в последние два де¬сятилетия отражала среди прочего и некоторые тен¬денции в науке более общего плана. К ним следует отнести рост скептицизма в отношении западных ценностей и политико-социальных институтов как таковых.
Тем не менее полемика относительно теории мо¬дернизации продолжалась. В качестве аргумента из¬начальной правоты этой теории (несмотря на отдельные оговорки) ее сторонники приводят явления кри¬зиса авторитаризма, наблюдавшиеся не только в Восточной Европе и СССР, но и в Китае, Восточной Азии, Южной Европе и Латинской Америке19. Заметим также, что проблематике политической культуры было уделено внимание в обширной литературе советологического характера20.
Ценностным трансформациям в социально-политической области уделялось внимание и при изучении западных обществ. На основе эмпирических исследований было предложено несколько вариантов объяснения этого феномена. В рамках одного из них из¬менения в установках связывались с жизненным циклом людей, причем рост консервативных настроений прямо связывался с возрастом индивида. В рамках другого подхода изменения ценностей группы рас¬сматривались как результат смены состава последней. Кроме того, была выдвинута идея периодических эффектов, когда те или иные политические и социально-экономические события оказывают значимое влияние на установки большинства населения21.
Одним из наиболее известных в этой связи является проект изучения ценностей, реализованный под руко¬водством Р. Инглхарта. Автор выдвинул две централь¬ные гипотезы. Во-первых, индивидуальные приорите¬ты и ценности отражают социально-экономический контекст: индивид оценивает как более важное то, в чем он испытывает относительный недостаток. Во-вторых, взаимосвязь социально-экономических усло¬вий и ценностных ориентации людей не является од¬номоментной, а предполагает существенный временной лаг. Базовые ценности индивида в значительной мере отражают условия, превалирующие в юношеском возрасте. В результате проверки гипотез на основе сравнительного анализа репрезентативных массивов он сделал следующий вывод. Отсутствие серьезных потрясений, наблюдавшихся в западном обществе после 1945 г., и беспрецедентный рост благосостояния оказали решающее влияние на ценности людей. После¬военные поколения делали меньший акцент на ценностях экономической и физической безопасности по сравнению со старшими возрастными группами, пережившими вторую мировую войну, годы Великой депрессии. Более молодые возрастные когорты отдавали приоритет таким нематериальным ценностям, как потребность в общении и качестве окружающей среды22.
Итак, рассмотренные теоретические предпосылки, генезис и особенности формирования современных подходов к изучению политической культуры позво¬ляют увидеть, какое содержательное наполнение получают отдельные компоненты политической культуры в рамках основных исследовательских парадигм, уяснить происходящие изменения в политической куль¬туре в контексте социальных изменений в обществе. Все это следует иметь в виду при изучении состояния политической культуры.

Цитируемая литература
1 Среди работ этого периода можно выделить такие: Кейзеров Н. М. Политическая культура социалистического общества. М., 1982; Бабосов Е. М. Политическая культура и ее роль в формировании личности. Минск, 1982; Политическая культура социализма / Общ. ред. Л. Н. Коган. Фрунзе, 1984; Васильев В. П., Щегорцев В.А., Яковлев А И. Политическая культура трудящихся: понятие, содержание, структура и функции, М., 1981: Лисенков Н. М. Политическая культура советского человека. М., 1983.
2 Политическая культура социализма. С. 24.
3 См.: Лисенков Н. М. Указ. соч. С. 9.
4 Almond G. Comparative political systems // Journal of Politics. 1956. N. 18. August. P. 396.
5 Beer S. H. and Ulam A.B. Patterns of Government. N. Y, 1958. P. 7.
6 Macridis R. Interest groups in comparative analysis // Journal of Politics. 1961. February. P. 40.
7 Almond G. A A Dicsipline Divided: Schools and Sects in Political Science. 1990. Sage.
8 Almond G. A and Verba S. The Civic Culture: Political Attitudes and Democracy in Five Nations. Princeton University Press, 1963.
9 Almond G. A. A Dicsipline Divided Schools and Sects in Political Science.
10 Geertz C. Thick Description: Toward an Interpretive Theory of Culture // Idem. The Interpretation of Cultures. N. Y., 1973.
11 White S. Poutical Culture in Communist States' Some Problems of Theory and Method // Comparative Politics. 1984. N 16.
12 Merelman R. M. On Culture and Politics in America: A perspective from Structural Antropology // British Journal of Political Science. 1989. P. 465—493.
13 Lane Rutb. Political culture. Residual category or general theory? //. Comparative Political Studies. 1992. Vol. 25. N 3. October.
14 Wildarsky A. Choosing preferences by constructing institutions: a cultural theory of preference formation // American Political Science Review. 1987. Vol. 81. N 1. March.
15 Political Culture and Political Development / Pye L and Verba S. (eds). Princeton, 1965. P. 13.
16 Hikeles A. and Smith D. H. Becoming Modem. London, 1974.
17 Pye L. The Non-Western Political Process // Politics ill Transitional Societies / Kebschull H. G. (eds). N. Y, 1968.
18 Williams R. M. Change and Stability in Values and Value Systems // Stability and Social Change / Barber B. and Inkeles A (eds). Boston Little, Brown, 1966.
19 Pye L V. Political Science and the Crises of Autoritarianism // American Political Science Review. 1990. N 84.
20 В ряду важных работ назовем: Browuy A. Political Culture and Communist Studies. London: Macmillian, 1984; Pipec R. Russia under Old Regime. N. Y., 1974; Tucker R. C. Political Culture and Leadership in Soviet Russia: From Lenin to Gorbachev. Brighton, 1987; White St. Political Culture and Soviet Politics. L, 1984.
21 Kavanagb D. Political Science and Political Behaviour. L, 1983. P. 19.
22 Ingiebart R. Political Value Orientations // Jennings Al. K. (et al). Continuites in Political Action: A Longitudinal Study of Political Orientations in Three Western Democracies. Berlin; N. Y., 1989.