Самое читаемое
СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ СОЦИОЛОГИИ ДЛЯ ИЗБРАННЫХ |
Добавил(а) Социология |
05.09.10 19:28 |
СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ СОЦИОЛОГИИ ДЛЯ ИЗБРАННЫХ
Статья посвящена анализу метатеоретических дискуссий, посвященных кризису североамериканской социологии. В современных дискуссиях о социологических исследованиях согласие достигалось только относительно факта признания того, что социология переживает если не кризис, то трудные времена. Последние дискуссии, правда, переходят от определения природы и причин кризиса к поиску средств, способных преодолеть его. Аналитические аргументы делятся на два подхода, каждый из которых по своему определяет природу кризиса. Первый подход рассматривает кризис как ненормальное положение дел и соотносит его с разногласиями и либерализацией, возникшими в социологии в конце 60-х годов. Сторонники этой точки зрения ссылаются на усиливающуюся дифференциацию парадигм и языков как показателей интеллектуальной и организационной фрагментации дисциплины. Фрагментация в свою очередь угрожает научному статусу социологии. В качестве лекарства в этом случае предлагается стандартизация процессов производства и легитимизации социологического знания и как результат - ассимилирование разных структур. Согласно второму подходу, кризис социологии возникает, главным образом, из традиционного стремления сделать социологическое исследование легитимной наукой. Осуществление этого стремления требует стандартизации и, следовательно, исключения аналитического разнообразия, как соответствуюшей базы для понимания повседневной жизни. Лекарство от этого кризиса предполагает изменение и расширение дискурсивных правил, и как результат - поощрение различных точек зрения и способов социологической деятельности. В данной статье авторы обобщают специфические аспекты ассимиляционистских и диверсионистских аргументов и полагают, что именно последний подход, усиленный институциональным пространством для различных способов теоретизирования, движется в правильном направлении. Приоритет эпистемологической проблематики способствует эксклюзивной практике и, соответственно, кризису релевантности, потому что такой акцент устраняет реальные ответы на вопрос "социология для кого?". Действительно, некоторые наблюдатели отмечают, что социологическое знание, и социологическая теория в частности, в лучшем случае имеет малое значение вне социологии. Чтобы выйти за рамки эпистемологической практики, которая исключает теоретическое разнообразие, авторы статьи предлагают: 1)социальные проблемы должны быть в центре социологического 2) неакадемические сообщества должны быть включены в процесс "делания социологии". Различия между ассимиляционистскими и диверсионистскими аргументами возникают вокруг двух взаимосвязанных измерений: природа социологического знания и значимость этого знания для несоциологов. Ассимиляционистский диагноз определяет современный кризис как недостаток консенсуса по процедурам построения и оценки социологического знания и поэтому прослеживает возникновение кризиса в его институциональной и интеллектуальной динамике. Дж. Тернер, например, утверждает, что недостаток централизованного контроля над "ростом дисциплины" стимулировал институциональную дифференциацию - экспансию альтернативных журналов, различных направлений и региональных ассоциаций. Интеллектуальное разнообразие и либерализация дисциплины привели социологический проект в целом "на путь деструкции" (с. 302). Хотя ассимиляционисты явно не пропагандировали искоренения разнообразия, они выступали за синтез или интеграцию социологического исследования. Отсутствие единых стандартов для развития социологического знания привело к "истощающей фракционности", которая препятствует развитию науки в направлении последовательного набора абстрактных понятий и обобщений. Для преодоления фракционности ассимиляционисты подчеркивают свою приверженность особым правилам проведения исследования, представления открытий, проведения дискуссий и пр. В конечном счете, дебаты вокруг состояния дисциплины должны сводиться исключительно к определению, какого рода исследование соответствует дисциплинарным стандартам обоснования и как связать это исследование с обобщениями, которые позволяют предсказывать социальное поведение при многообразии специфических ситуаций. Решение ищется в том, как легитимно заполнить дискурсивное поле, при этом утверждается желательность централизованного контроля для сохранения специфической формы познания. Как иронично заметил Дж.Александер, большинство приверженцев ассимиляционистской логики признают разнообразие как квинтэссенцию демократического общества, но в то же время и как то, что должно быть преодолено в теоретической сфере. Диверсионистский диагноз идентифицирует современный кризис как недостаток пространства для различных теоретических дискурсов, который происходит из преобладания одномерного дискурса и его технологической ориентации. Там, где ассимиляционистский диагноз связывает кризис со взрывом разнообразия в пограничных областях социологии, диверсионный диагноз, напротив, связывает его с господствующим центром, который требует, чтобы любой новый теоретический подход или область исследования, такие как феминизм или афро-американская социология, были полностью интегрированы как подраздел СОЦИОЛОГИИ. С маргинальной точки зрения попытки стандартизировать и интегрировать теоретический дискурс представляются политическими маневрами, направленными на то, чтобы заставить молчать разумные голоса, критикующие конвенциональную социологию за недостаточную репрезентативность опыта людей, чье благосостояние зависит от других. Подобные претензии отражают наблюдения критиков за людьми, принадлежащими к цветным меньшинствам, левым, феминизму и пр. Они объединяют атаки на господствующий институциональный аппарат социологии с попытками добиться расположения со стороны тех, от кого зависит благосостояние других. Навязывание одномерного стандарта на социологический дискурс, по их мнению, сводит на нет возможность теоретического обоснования взглядов самых разных слоев населения. Критические дискуссии Ю.Хабермаса о познании, человеческих интересах и кризисе легитимации очертили ряд ключевых идей, нашедших отражение в аргументах в поддержку диверсионистских теоретических проектов. Согласно Хабермасу, наука, которая должна иметь дело с проблемами общества в целом, избегала этой более широкой и традиционной задачи и некритически восприняла аналитическую и дисциплинарную фрагментацию социального мира. Материализация этой фрагментации в форму строго определенных и жестко контролируемых дисциплинарных и субдисциплинарных областей сигнализировала о начале интеллектуального банкротства социологии. Однако, несмотря на беспощадный анализ социологического знания, для Хабермаса характерно существенное противоречие между его намерениями и реальными достижениями: хотя он хочет, чтобы социология имела дело с проблемами общества в целом, он вместе с тем абстрагирует свой проект от индивидуально привносимых содержаний и от социальных биографий людей, он рассматривает теоретизирование как институциональную практику и описывает ряд коммуникативных правил, которые расширяют критический дискурс по сравнению с более узко очерченными предписаниями анализа. Эти процедуры становятся основой для декларации моральной и теоретической базы, но без индивидуального и эмоционального содержания, присущего реальному опыту людей. Хабермас призывает к вливанию в социологию эмансипированных тем, но одновременно исключает опыт людей, занимающих зависимое положение в обществе. Постмодернисты попытались обойти это противоречие, содержащееся в работах Хабермаса. Отвергнув претензии абстрактного теоретизирования, метаповествования и эмансипации, они сделали центральной темой конкретно локальное теоретизирование, или "рассказывание историй". Н.Денцин, например, призывает "к "теоретически минималистскому тексту", где рассказываются истории простых людей (с. 305). Утверждая, что классическая социологическая теория больше несостоятельна в мире, где общественная и частная сферы перемешаны, Денцин доказывает, что минималистский текст ограничивает предрассудки о социальной реальности, но вместе с тем поднимает опыт и жизненные истории людей на уровень социологического познания, как представленные в текстах, написанных социологами. Иными словами, минималистский текст представляет конкретных, находящихся в определенной ситуации индивидов, их взгляды, чувства и ощущения. Постмодернистские проекты, с одной стороны, расширяют пространство внутри социологии для включения в нее всего многообразия голосов, однако с другой стороны, они поддерживают убеждение, что социологическое знание является исключительным. Тенденция к признанию привилегированного положения особого набора правил познания в рамках социологии остается почти неизменной в постмодернистских призывах к ситаутивному познанию. Упорное настаивание на локальном теоретизировании переходит в свою противоположность, в результате чего эпистемологическое правило - чем меньше, тем лучше - исключает определенные теоретические проекты, такие как компаративный анализ, из рамок строго определенных сообществ. Более того, социологическое знание представляет собой нечто, предназначенное для публичного использования, однако знание его авторов (тех, кто производит это знание) не подотчетно публике. Правила и процедуры служат последней основой для исследовательского теоретического синтеза относительно любого частного вопроса, оставляя разделенными этику и практику, субъект и объект, наблюдателя и наблюдаемого. По сути дела, первой заботой должен быть вопрос границ теоретического дискурса, а не опыта людей, как пытаются представить теории. Один из способов развить более полный, выходящий за ограниченные рамки, подход к социологическим исследованиям содержится в некоторых феминистских работах. Так, П.Коллинз, например, замечает, что, несмотря на поиски общего для всех дискурса, социологическая теория должна основываться на этическом подходе, который учитывает значение и уникальность внутреннего мира других, и который восприимчив к эмоциональному подтексту их аргументов. Дискурс оказывается, с этой точки зрения, окрашен и перемешав с нашими эмоциями. Эмоции существенны для конструирования и оценки знаний, так как само по себе знание рассматривается как взаимодействие между теми, кто есть "все люди" и многочисленными социальными практиками. Этика отношения плюс эмоции, неотделимые от господствующих ценностей, служат потенциальными строительными блоками для более критического и открытого диалога. Там, где Хабермас универсализирует свои дискурсивные правила, представители феминизма движутся к локализации требований обоснованности в опыте и традициях отдельных социальных групп и таким образом связывают вопрос "как" с вопросом "кто". В целом, хотя основное направление социологического дискурса определило кризис, используя терминологию консенсуса и контроля, критический дискурс определил его с точки зрения политики замалчивания альтернативных голосов, навязывания интеллектуальной автономии и необходимости нового определения правил участия в производстве социологического знания. Там, где альтернативные голоса (выступающие с диверсионистским аргументом) подчеркивают, что социологические методы и знание могут быть усовершенствованы благодаря изучению отношений господства как социальной проблемы, ассимиляционистский аргумент настаивает, что социологическое знание мало что выиграет от этих исследований, пока большинство социологов не будет практиковать определенный набор общих принципов. Дискурсы, которые деконструируют опорные правила ассимиляционистского способа теоретизирования, признают также взаимосвязь между теорией и этикой, пытаясь одновременно сгладить границы между социальными науками. Эти попытки предполагают выход за рамки узкой социологии путем разработки более широких правил для теоретического дискурса. Диверсионистские версии социологической практики означают отход от эксклюзивного теоретического дискурса. Путем децентрализации госдодствующих способов производства знания и создания пространства для ситуативного и исторически разнообразного знания, социологический проект расширяет свой потенциал, чтобы дать людям возможность определять доступные им варианты выбора, обосновывать и осуществлять их. Однако создание новых областей для участия в теоретическом процессе хотя и необходимо, однако недостаточно для преодоления эксклюзивного характера социологии. Как в случаях с Хабермасом или некоторыми представителями постмодернизма, расширение пространства для участия может привести, и в некоторой степени уже привело, к возникновению проблемы, связанной с процессом теоретизирования: в рамках каких дискурсивных областей наиболее адекватно можно говорить о и за специфические группы людей? (с. 307) Подобные дискуссии сосредоточиваются больше на процессе, нежели содержании, поскольку концентрируются на установлении эпистемологических правил, посредством которых регулируется производство знаний, и требовании когнитивной достоверности. В результате граница между теоретиками и публикой как объектом изучения становится более существенной и ограничивающей. Через инкорпорацию большого числа различных аудиторий социологическое знание может представлять более последовательный взгляд на социальные отношения, и эта последовательность будет основываться на живом опыте, а не на синтетической или интегративной практике абстрактных мыслей. Противостоять взаимосвязи таких социальных феноменов, как класс, пол, раса, так же как семья, экономика и государственная политика, можно только в том случае, если социологическое исследование будет иметь хоть какую-то значимость для субъектов властных отношений. При таком противостоянии барьеры, существующие между социологическими специальностями и методологиями, а также между социологией как дисциплиной' и другими социальными науками, можно будет рассматривать и как угрожающие развитию аналитического объяснения. В целом авторы разделяют диверсионистское отношение к кризису современных социологических исследований. Дальнейшие попытки синтезировать, интегрировать или как-то иначе установить единую процедуру теоретизирования представляются им обреченными на превращение в самодостаточные претензии, и тем самым в правоверное наследие контовского ассимиляционистского проекта. На самом деле, ассимиляционистские проекты отражают политику исключения, основанного на представлениях о когнитивном превосходстве. Маргинальные голоса между тем стремятся к автономии от ассимиляционистского ученичества, делая вызов новым устанавливаемым универсальным стандартам научной рациональности. Это не только идеологическая борьба, так как включение маргинальных групп в определенные материальные и символические ресурсы необходимо для осуществления социологических исследований. Предложения по либерализации дискурсивных правил теоретизирования и расширению пространства, способного воспринять разные теоретические интересы, особенно те, которые никогда ранее не были представлены в истории социологической мысли, представляют собой поворот к децентрализации социологического дискурса. Вместе с тем этот поворот легко может превратиться в абстрактные, самодостаточные претензии типа ассимиляционистских аргуметов,направленных на стандартизацию теоретического дискурса вокруг метатеории или метаязыка. Чтобы избежать подобной идеологической западни, авторы предлагают сосредоточиться на социальных проблемах отношений подавления и господства и включить в эти исследования людей, испытывающих эти отношения, В то же время предлагается придать социологическому познанию практический статус, когда его ценность будет определяться факторами, внешними по отношению к этому познанию, и тем, кто выступает агентами социального контроля. В дополнение к этическим элементам теоретического содержания процесс преодоления эксклюзивной социологии должен включать в себя критическую дискуссию о высказываемых и подразумеваемых допущениях, развернутых и имплицитных заключениях. Это означает не просто процесс выбора подходов к рефлексивной социологии, а анализ, почему некоторые идеи поставляются более заслуживающими поддержки, нежели другие, почему некоторые этические установки принимаются как более легитимные Эти дискуссии необходимо поставить на почву проблем жизни различных социальных групп. "Мы должны выйти в сферу и встретиться лицом к лицу с вызовами, причем, вызовами, которые поставят под сомнение методологию и яркость многих теоретических проектов, однако дадут нам возможность ответить на общий в то же время самостоятельный вопрос "социология для кого?
|
Новое на сайте
- ИСТОРИЯ КАФЕДРЫ СОЦИОЛОГИИ (ФАКУЛЬТЕТ СОЦИОЛОГИИ) СмолГУ
- тест
- Объявление о наборе
- Егоров А.Г., Грибер Ю.А. Социокультурные особенности цветового проектирования городского пространства
- Фоменков А.И. Курсовой социологический исследовательский проект: учебное пособие для студентов-социологов. 2016.
- Баринов Д.Н. Студенческая мобильность в условиях глобализации (Болонский процесс)
- Образец оформления титульного листа и оглавление курсовоuго СИП (с 2020 г)
- Фоменков А.И. Оформление библиографического аппарата учебной исследовательской работы студента