Постмодернизм как форма социальной мимикрии

А.Н. Кочергин
Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова

Человеческая история непрерывна, но культура, порождаемая ею и способствующая порождению новой социальной реальности, со временем трансформируется из одного типа в другой. Современный мир кардинально изменился – он предстал как взаимосвязанный, взаимозависимый, быстро развивающийся, непредсказуемый в своем развитии, породивший не имеющие аналога в истории проблемы глобального характера, а потому рискованный и опасный, находящийся на таком витке развития, когда вплотную встал вопрос о его выживании. Взлеты философской мысли, как известно, приходятся на переломные эпохи, когда рушатся старые формы жизни («Сова Минервы вылетает в полночь»). В такие эпохи происходит смена систем ценностей общества, культурной парадигмы, что всегда находилось в центре внимания философии. Сейчас можно зафиксировать поразительно парадоксальный факт: в то время, когда возникает настоятельная потребность в адекватной философской рефлексии сложившегося в современном мире положения, появляются концепции, утверждающие о «смерти философии». 
Имеются ли реальные основания для появления подобных концепций? В современной философской литературе уже давно отмечены факторы, побуждающие говорить о «смерти философии». Главным, на наш взгляд, является то, что в условиях глобализации и возникновения глобальных проблем старые ценности, традиционный (локальный или региональный) опыт, зафиксированный в различных философских системах, не дает возможности решать современные глобальные проблемы. Отсюда недоверие к традиционным философским системам, с одной стороны, и переживание философией своей несостоятельности – с другой, что ведет, в конечном счете, к снижению ее авторитета.
Глобализованный мир требует для своего понимания синтетических усилий, в то время как в современной гуманитарной науке (например, в истории) культивируется отказ от синтетических построений и акцентируется внимание на собирание и анализ эмпирического материала. Однако известно, что каждое поколение исторические источники интерпретирует по-своему (здесь сказывается и влияние «временного отстояния» - со временем сущность того или иного события раскрывается полнее, поскольку полнее проявляются его последствия). Факт всегда теоретически нагружен, поэтому смысл и значение исследования определяется не столько анализом источников, сколько теоретической схемой, акцентирующей внимание исследователя на определенных его сторонах и определяющей направление исследования [9]. Мир целостен, системен, его нельзя разъять, поэтому современная эпоха может характеризоваться как эпоха синтеза, эпоха систем. Деконструкция (разборка целостного мира на части, перенесение акцента на его структуру) разрушает философию, лишая ее возможности предложить адекватные реальному миру методологические основания его исследования и, что особенно важно, понимания. 
Подобный подход не мог не привести к утрате исторической памяти, способности помнить свое прошлое – развитие по вертикали уступило место своеобразному представлению о развитии по горизонтали, репродуцирующем прежние образцы. А это означало, что жизнь развертывается в бесконечном настоящем при калейдоскопе постоянно меняющихся впечатлений. Отсюда полная утрата значимости прошлых философских систем с их жизнеутверждающими традициями.
Несомненно, что утрате значения философии способствовали проникновение в философию научного знания, претендующего на права философии, и ее упрощенная рационализация, снижение уровня профессионализма. Наука в лице кибернетики, синергетики, общей теории систем, теории информации и т.д. стала претендовать на общеметодологическую значимость, что позволило М. Хайдеггеру заявить о конце философии. Забвение гегелевского требования, что при философствовании необходимо уверование в метафизическую сущность мира, и кантовского о том, что разум должен ограничивать себя сакральными пределами, чтобы не впасть в противоречие с собой, профанирует философию, что приводит к утрате ею глубины постижения мира. Но без выявления сути происходящего в современном мире невозможно создать новую культуру.
Одним из распространенных философских направлений современности, отреагировавшим на особенности современного мира путем мимикрии под концепцию осмысления прошлого опыта и формирования культуры будущего, явился постмодернизм, проявивший себя в 60-х гг. ХХ столетия сначала в искусстве, а затем распространивший свое влияние на другие области культуры, в том числе и на науку. Нельзя сказать, что изменения, произошедшие в мире в ХХ столетии, ранее никем не фиксировались. Достаточно вспомнить А. Швейцера, подчеркивавшего, что реальностью современной цивилизации является падение духовности. Это проявляется в том, что место правды заняла пропаганда, человек сталь искать больше развлечений, а не стремиться к познанию и самосовершенствованию, личность и идеи все больше попадают под власть организаций, зарегулированность общественной жизни превращает человека в несвободное, негуманное, бездумное существо, наука отстраняется от духовных идеалов, превращаясь в область производства, где господствуют узкая специализация и узость мировоззрения, рост материального благосостояния сопровождается духовным обнищанием [12]. Постмодернизм возник как своеобразный антипод модернизма. Культурная матрица последнего исходила из признания в качестве своих основ постоянного прироста материальных благ и увеличения потребления, прогресса как идеала развития, разума как организующего центра бытия, либеральных ценностей как образца социального устройства. По признанию Ф. Джеймисона, одного из основоположников постмодернизма, противопоставление постмодернизма модернизму проявилось, прежде всего, в идее демократизации культуры, выразившейся в отказе от ценностей модернизма. При этом трансформация модернизма в постмодернизм происходит не в результате полного революционного изменения содержания первого, а происходит путем реструктуризации некоторых его элементов – то, что ранее было маргинальным, становится доминантным. Классический модернизм возник в формирующемся обществе бизнеса как шокирующий скандал, оскорбление здравого смысла и хорошего вкуса, вызов морали, угрожающий общественному порядку. Произошедшие к середине ХХ в. культурные сдвиги оказались столь сильными, что высокая классика, выступающая частью канона, стала преподаваться в школах и высших учебных заведениях. В это время в обществе берет старт постиндустриальное общество, общество массового потребления, характеризуемое высоким темпом смены типов потребления, стилистики моды, проникновением рекламы во все сферы общества и т.д. – все это свидетельствовало о его радикальном отличии от прежнего общества, в котором модернизм выступал в качестве андеграундной силы. Эта трансформация общества, приведшая к возникновению постмодернизма, связана с появлением транснационального капитала, формальные особенности которого выражают глубинную логику развития общества, демонстрирующую исчезновение чувства истории: современное общество утрачивает способность удерживать свое прошлое в ситуациях повторяющихся изменений, аннулирующих традиции, которые сохранялись на предшествующих этапах развития – реальность трансформируется в образы, а время фрагментируется в серию повторяющихся настоящих [5; 14; 15]. Таким образом, радикальные изменения в обществе не могли не породить трансформаций в культуре, одной из которых явился постмодернизм, отказывающийся от представления о философии как особой формы общественного сознания, имеющей дело с предельными основаниями человеческой деятельности, культуры, и утверждающий необходимость деконструкции стандартов и привилегированных позиций в полилоге культурных форм, заменяющий представлении о закономерном характере истории представлением о ней как случайными событиями, не имеющими закономерной связи и т.д. Важным моментом является и утверждение постмодернизма о вторичности культуры по отношению к демократии, что означает допущение антикультуры как вполне легитимного акта, поскольку в соответствии с принципом демократии человеку предоставляется право выбора. Но вопрос в том, является ли легитимным и нравственно оправданным выбор быть честным и жуликом, человеком и животным и т.д.?
Единая трактовка сущности постмодернизма отсутствует. В трактовке Ф. Джеймисона постмодернизм раскрывается с помощью понятий «пастиш» (от ит. pasticcio – опера, составленная из отрывков других опер, смесь) и «шизофрения». Пастиш трактуется как форма пародии, характеризующаяся отсутствием сатирической направленности, нейтральностью мимикрии иных стилей. Иными словами, пастиш выступает в виде «стилистической маски», выражающей подражание без сатиры, пародии и акцентирующей внимание на своей аксиологической нейтральности. Здесь важно подчеркивание именно мимикрии под другие стили. В отличие от пародии, обыгрывающей уникальность тех или иных стилей и схватывающей их идиосинкразии и эксцентричности с целью произвести осмеивающий свой оригинал имитацию, пастиш выступает как нейтральная мимикрия, лишенная сатирического импульса и исключающая стилистические инновации. Понятие «шизофрении» используется Ф. Джеймисоном в его лакановской трактовке, а именно как «род языкового беспорядка», возникающего из неудачи войти в сферу языка и речи, как «разрыв отношений между означающими опыт темпоральности, человеческого времени, прошлого, настоящего, сохранение персональной идентичности в течение месяцев и лет – это экзистенциальное или опытное сознание времени, представляет собой некоторый аффект языка [5]. Поскольку шизофреник лишен возможности опыта временной непрерывности, он переживает повторяющееся настоящее, с которым его прошлое и будущее не имеют никакой связи. Это характеризует шизофренический опыт в виде «разъединенных, дискретных материальных означающих, которые не удается связать в последовательный ряд» [5]. Шизофреник воспринимает действительность как недифференцированную в настоящем, но вместе с тем он обладает более интенсивным, по сравнению с нормальным человеком, опытом настоящего. «При разрыве темпоральной непрерывности опыт настоящего становится непреодолимо, сверхъестественно живым и «материальным»: мир открывается шизофренику с наивысшей интенсивностью, он несет в себе необъяснимый и подавляющий заряд аффекта, он сияет с галлюцианиторной мощью, что оборачивается потерей, нереальностью» [5].
Ф. Джеймисон подчеркивает две характеристики постмодернизма. Первая касается возникновения постмодернизма как специфической реакции на утвердившиеся формы высокого модерна: то, что ранее воспринималось как нечто шокирующее и скандальное, начиная с 60-х гг. ХХ века становится застывшим монументом, навязывающим свой канон, т.е. сдерживающим создание нового и потому подлежащим разрушению. При этом должно появиться столько различных форм постмодернизма, сколько имеется соответствующих форм высокого модерна. Данное обстоятельство затрудняет описание модернизма как целостного феномена. Вторая характеристика касается стирания некоторых ключевых связей, различий, из которых наиболее значительной выступает эрозия различения между высокой культурой и массовой культурой, между жанрами, стилями, дискурсами. Если ранее, например, существовал строгий терминологический дискурс профессиональной философии в классических философских системах, то теперь на первый план выступает новый тип в виде «теории», в рамках которого различие между разными дисциплинами стирается, что означает конец философии [5].
В изложении другого представителя постмодернизма – Ф. Хасана - парадигма последнего характеризуется неопределенностью, открытостью, незавершенностью (когда логика уступает место воображению); фрагментарностью, тяготением к деконструкции, коллажам, имитации (что выражается в отрицании «тотализирующего синтеза», произвольном монтаже; акцентировании внимания на разрывах и разломах); отказом от канонов и авторитетов (что выражается в принципе «смерти автора»); ироничностью как формой разрушения; утратой «Я» и глубины, поверхностью, многовариантной интерпретацией (что выражается в принципе «смерть субъекта», когда Я перестает быть центром); стремлением представить непредставимое, интересом к эзотерическому, пограничным ситуациям (т.е. установкой на иррационализм); обращением к игре, аллегориям, диалогу, полилогу; реконструированием под пародию, пастиш как средствам обогащения интерпретации (когда основным видом творчества выступает ирония); карнавализацей, маргинальностью, проникновением искусства в жизнь; обращением к телесности, материализации; конструктивизмом с использованием иносказания и фигурального языка; имманентностью, отказом от прорыва к трансцендетному. [13].  
Постмодернизм в представлении Ж. Бодрийяра есть выражение комплексной реакции на то, что модернизм не смог предотвратить (вторая мировая война, холокост, экологический кризис, голод и нищета миллионов людей и т.д.). В культурной матрице постмодернизма он фиксирует внимание на перенасыщении и потому немощности современной культуры; неспособности человечества найти позитивный импульс в своем развитии; невозможности отобразить и систематизировать мир в рамках теоретической конструкции и представить его как целостное образование; инволюции, рассеянии ценностей, ведущей к невозможности стимулировать политические, эстетические и прочие принципы; пребывании современного искусства в стадии симуляции, имитации природы, способной лишь варьировать художественные формы, но не создавать их; вытеснении искусства рекламой; исчезновении связующих общество культурных скрепов; фрагментировании субъекта, превращении субъектов социального действия в изолированные социальные атомы, не способные различать реальное и символическое; порождении обществом массового потребления и коммуникационной мобильности знаковой культуры, повлиявшей на массовую культуру. Современная культура живет в состоянии симуляции - симулякры стремятся мимикрировать под логос. Вытесняя реальность, они воспроизводят не поддающиеся однозначной оценке факты. Возникшая в индустриальную эпоху серийность воспроизводимой продукции превращается в современном обществе в гонку бесконечной воспроизводимости, в процессе которой в основе всех создаваемых форм продукции оказываются модели, верность которым оказывается важнее серийного воспроизводства. Симулякры, лишенные предметного сходства с реальностью, создают лишь эффект подобия ей, претендуя при этом на реальное сходство с ней. Однако мимикрия под реальность остается при этом не более чем ее моделью [1]..  
Ж.-Ф. Лиотар фиксирует кризисное состояние современной культуры, выражающееся в отрицании легитимности современных метанарративов как главных идей человечества, таких как идея прогресса, идея эмансипации личности, идея освобождения человека, идея развития разума. Кризис современной культуры выражается и в ее открытости, отсутствии асимметричных оппозиционных пар (типа «высокое – низкое», «реальное – воображаемое» и т.д.), радикальном недоверии к идеологиям, претендующим на универсальное, всеохватывающее объяснение действительности и статус единственно истинной. В то время как метанарративы утрачивают свою легитимность, микронарративы «продолжают плести ткань повседневной жизни». Существенным моментом трактовки постмодернизма Лиотаром является то, что он не отрицает его связь с модернизмом, представляя постмодернизм как развитие в модерне тех радикальных моментов, которые больше всего характеризовались как отсутствие хорошего тона. Поэтому постмодернизм – не отрицание модернизма, а его обновление [7; 8].
М. Фуко в трактовке постмодернизма, в противоположность Ж.-Ф. Лиотару, исходит из того, что новая эпоха не связана с предшествующей и ничего не передает ей. Возражая против поиска универсальных стандартов, он ставит нормы в зависимость от контекста их реализации. В своей концепции «археологии знания» он делает акцент не субъекте и познаваемом им объекте, а на способы представления предмета познания как взаимодействия субъективного и объективного. Введенное им понятие эпистемы обозначает глубинный фундаментальный уровень познания. Эпистемы – это фундаментальные исторически меняющиеся коды культуры, находящиеся в сфере бессознательного и определяющие формы мышления, знания и науки. Они упорядочивают вещи, создавая тем самым возможность их познания. Эпохи культуры различаются отношением слов и вещей. Если эпоха Возрождения характеризуется тождеством слов и вещей, эпоха классицизма - превращением языка в автономную систему знаков (почти совпадающей со словами), эпоха Просвещения – репрезентацией реальности посредством слова (когда язык выполняет функцию средства выражения, сохраняющего нейтральность и объективность), то современная эпоха характеризуется тем, что слова и вещи опосредуются всей социальной жизнью, языком. Язык, превратившись в строгую систему формальных элементов, становится вместилищем традиций, обычаев, стиля мышления и т.д. и выступает объектом познания. Речи свойственно не только высказывать, но и определять свое отношение к высказываемому. Здесь главную роль играют не логические и лингвистические средства (проясняющие значение высказывания), а социальные средства (проявляющие нормы в ситуациях безумия, секса, смерти и т.д., которые с помощью рациональных научных понятий исследовать невозможно). Здесь выражено недоверие М. Фуко к рациональной ценности науки и отдается предпочтение дискурсивным практикам [10]..
Ж. Делез и Ф. Гваттари разделили культуру на две части – культуру древесную и культуру корневища (ризому). Первая – жесткая, векторно ориентированная. Вторая – нелинейная, способная принимать любые конфигурации, гетерономна, полиморфна, лишенная цементирующего единство кода, характеризуемая принципиальной непредсказуемостью своих будущих состояний.. Первая – отмирает, вторая – устремлена в будущее, к рождению нового типа связей. Эти авторы представляют шизофрению как движущую силу развития общества, а последнее – в качестве ризомы, т.е. разветвленной корневой системы, лишенной таких своих образований, как центральный подземный стебель, центр и периферия. С этих позиций действительность, лишенная структурности, доминантности, стягивающей возможные тенденции, представляется в виде множества альтернативных нарраций, разнообразных архетипов культуры. Первый при этом настаивает на необходимости логической разработки опыта интенсивного философствования (философии становления в отличие от философии ставшего), позволяющей входить в событие, жить им, а не превращать его в объект созерцания. Если классическая метафизика трактовала бытие как присутствие и акцентировала внимание на целостность и стабильности реальности, на построении репрезентирующих ее философских систем, то постмодернистское понимание реальности связано с акцентированием внимания на ее изменчивости, случайности, т.е. на процессуальности [3].
Ж. Деррида, сформулировавший принцип деконструкции, в соответствии с которым необходимо во всех случаях относиться к принятой точке зрения критически, положил начало принципам теории литературоведения. Эти принципы включают запрет на обращение к тому смыслу, который вкладывал в текст его автор (направлен против традиционного принципа интерпретации текста, в соответствии с которым задача интерпретации текста заключается в выявление того значения, которое вложил в него его автор, - принципа интенсиональной ошибки); отрицание метафизики в любом смысле этого термина и отрицание того, что значение предшествует словам или что слова передают предшествующее значение (направлено против логоцентризма, лежащего в основе метафизики); утверждение, что письмо предшествует речи, что сигнификация, или обозначение, создает значение (направлено на отрицание положения, в соответствии с которым именно речь находится в прямом контакте со значением); отрицание того, что речь напрямую сопряжена с реальностью (направлено на утверждение первичности письма относительно речи и на отрицание непосредственной сопряженности речи со значением и реальностью); отрицание того, что слова имеют свое собственное значение, и утверждение, что значение слова всегда «отложено», или сдвинуто, в силу чего создается бесконечная «игра» (направлено на утверждение того, что поскольку до знакомства с контекстом невозможно сказать, какой оттенок значения привносится в процесс его употребления, то мы должны иметь дело с бесконечной игрой значения); для деконструкции дискурса или текста необходимо показать, как этот текст или все другие дискурсы или тексты подрывают любую содержащуюся в них философию (что означает позицию абсолютного отрицания и стремления подорвать и деконструировать заложенное в текст значение путем разложения на атомарные смыслы игры значений отдельных слов, доказать бессмысленность попыток определить ценность любого текста, отвергнуть претензию на соотнесенность текстов культуры с реальностью, следствие чего является представление реальности не как реальности бытия, а как результата метафизического описания); идеальное письмо Ж. Деррида (идущее на риск отсутствия значения в целях начать «игру») [2; 4]. Этим принципам родственно утверждение Ж. Лакана о примате означающего над означаемым. 
По отношению к науке для постмодернизма характерно отрицание онтологического тезиса классической науки о существовании природы как объекта исследования, независимого от человеческой деятельности, утверждение о выявленных наукой законах природы как о не имеющих отношение к отражению подлинного устройства мира социокультурных конструкциях, отрицание целостности и единства мира, утверждение о фрагментарности последнего и невозможности выразить его целостность, замена принципа детерминизма как фундамента научной картины мира принципом чувствительности, выражающим отказ в доверии научной рациональности вследствие невозможности с ее помощью построить научную картину мира и настаивающий на обращении к искусству как средству построения более адекватной картины мира по сравнению с научной картиной мира; отрицание принципа объективности знания, объективной истины, объективных фактов, субъект-объектных отношений в науке, утверждения о замене стремления к истине генерацией образов и языковых игр, о противопоставлении понятию и пониманию симулякров, о представлении науки еще одним множеством нарративов (повествований), об уравнении в правах истинного и вымышленного, научного и обыденного сознания, о коллаже как основном приеме исследования, о плюрализме методологий, об отрицании идеи прогресса в науке и объявлении последней фактором агрессии, загрязнения окружающей среды и отчуждения, об утверждении субъективности в качестве главного фактора в науке, об объявлении абсолютной истиной утверждения о несуществовании абсолютной истины. Истина, таким образом, превращается в феномен лингвистический. Опровержение ряда приведенных постмодернистских утверждений дано в книге Д. Гудинга и Д. Леннокса [2]., поэтому нет необходимости приводить их здесь. 
Как отнестись к подобным утверждениям, выдаваемым их авторами за правильные (что, между прочим, противоречит их утверждениям об отрицании в познании самого понятия истины)? Полагаю, что следует различать фиксируемую постмодернизмом сложившуюся в настоящее время в обществе ситуацию и ту реакцию на нее, которую демонстрирует постмодернизм. Постмодернизм представляет собой обостренную реакцию на те изменения, которые произошли в обществе ХХ века и которые получили обобщенное выражение в понятии модернизма. Возникшим глобальным проблемам не соответствует локальный и региональный опыт, отраженный в классических философских системах. На этом основании и провозглашается «смерть философии», а сам постмодернизм мимикрирует под некий вариант философии, порывающий с традицией, разумом как не отвечающим потребностям современности. Но, как известно, «сон разума рождает чудовищ». История бесчисленное число раз продемонстрировала это. «Свято место пусто не бывает»: место вытесненного разума всегда занимает мракобесие, за которое рано или поздно приходится расплачиваться дорогой ценой. Современному миру, конечно же, нужна новая философия, соответствующая реалиям, а не вымышленным построениям, т.е. философия как рациональная форма осмысления реальности. Ее задача – поиск оснований цивилизации в виде ценностных ориентаций, способных задать смысл человеческому существованию и обеспечивающих возможность выживания и устойчивого развития общества. Поскольку в различных философских системах прошлого имеются элементы жизнесохраняющих и жизнеуважающих ценностей, роль традиции, отрицаемой постмодернизмом, нельзя игнорировать полностью. Естественно, что создание философии выживания не может ограничиться лишь сохранением этой традиции – потребуется выработка совершенно новых оснований цивилизации. И здесь нужна будет не деконструкция, а синтез, позволяющий создать целостную картину действительности. Поэтому реакция постмодернизма на изменившуюся в обществе ситуацию, выразившаяся в отказе от разума, пренебрежении к традиции, утрате чувства истории, забвении жизнеутверждающих традиций прошлых философских систем действительно превращает, как уже многократно отмечалось в философской и культурологической литературе, в лабиринт без выхода. Поэтому мимикрия постмодернизма под «спасательный круг» цивилизации несостоятельна – в условиях глобализации общества ориентация на подобную концепцию была бы гибельной для него. Отказ от позитивных ценностей в условиях кризисного социума – путь ложный. Подвергнув критике модернизм, просвещенческий проект по основным проблемам (понимание философии, реальности, прогресса, истории, знания, языка, истины и т.д.), постмодернизм реальной альтернативы предложить не смог. Источником сплочения представителей всех культур перед лицом грядущей опасности может быть лишь осознание этой опасности и выработка на этой основе программы выживания. Философия выживания своей главной задачей должна иметь поиск принимаемого всеми людьми типа отношений между людьми, между людьми и природой. И здесь решающим фактором может быть только разум, способный адекватно отреагировать на вызовы реальности.
Но значит ли это, что постмодернизм не имеет «рациональных зерен»? Очевидно, что нет. Во-первых, острая реакция на изменения в обществе, хотя и выразившаяся в неадекватной форме, привлекла внимание к поиску путей выхода из создавшегося положения широкого круга общественности, благодаря чему была яснее осознана опасность для цивилизации техногенного типа тех ценностей, которые были положены в ее основу и которые придали ей «некрофильный» (по словам Э. Фромма) характер. Во-вторых, культурная матрица постмодернизма выявила свою несостоятельность, продемонстрировав негативный результат в смысле эффективности выработанной программы, что позволяет не наступать на эти «грабли» второй раз и побуждает искать иные пути выживания цивилизации. В-третьих, утверждение постмодернизмом культурного плюрализма позволяет расширить сферу диалога культур, сделать процесс познания более открытым для его новых форм и более свободным от догматизма. В-четвертых, утверждение разнокачественности и многомерности реальности обусловливает возможность существования разных позиций в описании и объяснении феноменов реальности, их взаимодополнительность, что соответствует требованиям диалектики. В-пятых, стирание границ между формами культуры объективно способствует целостному подходу в ее изучении. В-шестых, акцент на демократию, многопартийность, свободу выбора и плюрализм ценностей как политический идеал соответствует, в общем-то, принципам гражданского общества. В-седьмых, вряд ли следует отрицать влияние постмодернизма на формирование идеалов и норм постнеклассической науки, таких как: признание принципиальной невозможности исключения влияния человека с его ценностными установками и целями на процедуры и результаты познания, изменение формы рациональности, онтологический и методологический плюрализм, релятивизация истины, ориентация на гуманистическую и аксиологическую проблематику, усиление исторического подхода к научному познанию и т.д. В-восьмых, раскрытие семиотического механизма идеологии как трансформации обозначающего в обозначаемое способствует более четкому уяснению «тайны» манипуляции сознанием. К. Маркс рассматривал идеологию как «ложное сознание». Цель любой идеологии заключается в воздействии на сознание людей в определенном направлении, соответствующем интересам определенной социальной группы. В этом отношении идеология мифологична. А миф превращает реальность в знак. Можно при желании спорить с Р. Бартом по поводу его утверждения о семиотической эквивалентности социалистической и буржуазной идеологий (хотя вряд ли следует это делать), но несомненно, что перенос знака (обозначающего) при исключении его из исторического контекста на реальность (обозначаемое) действительно создает возможность манипулирования сознанием. В-девятых, острая реакция постмодернизма на сложившуюся в современном мире ситуацию объективно усиливает роль рефлексивности в науке, необходимости философского осмысления действительности и научной деятельности в частности вопреки утверждениям о «смерти философии». В-десятых, постмодернизм представил свой проект организации бытия, отрицающий прошлые ценности. Мимикрия постмодернизма под единственно верную концепцию, отрицающую все другие, неприемлема, но разоблачением ее «тайны» может быть только создание другого, более совершенного проекта. Главная проблема современности – проблема понимания. Наиболее эффективным подходом к ее решению будет диалог (полилог), в рамках которого истина оказывается коммуникативным феноменом – здесь привилегированные позиции исключаются, поскольку права участников диалога одинаковы. Ценности выживания цивилизации, определяющие отношение людей к природе и друг к другу, обязательны для всех. Поэтому установка постмодернизма на преодоление конфронтационности в философии как условии формирования новых ценностей соответствует формированию философии выживания. Все это заставляет более пристально всмотреться в феномен постмодернизма и рассматривать его не только как объект критики, но и как приглашение к обсуждению проблем, поставленных им.  


Литература
1. Бодрийяр Ж. Симулякры и симуляция // Философия эпохи постмодерна. – М., 1995.
2. Гудинг Д., Леннокс Д. Мировоззрение. Человек в поисках истины и реальности. Т. П. – Ярославль, 2004.
3. Делез Ж., Гваттари Ф. Что такое философия? – СПб., 1999.
4. Деррида Ж. Письмо и различие. – СПб., 2000.
5. Джеймисон Ф. Постмодернизм и общество потребления // www/ruthenia.ru/logos/number/2000_4/10.htm
6. Кеглер Г.Г. Этика после постмодернизма // Вопр. философии, 2006, № 3.
7. Лиотар Ж.-Ф. Ответ на вопрос: что такое постмодерн // Аd Marginem’ 93. – М., 1994.
8. Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна. – СПб., 1998.
9. Преображенский П.Ф. В мире античных идей и образов. – М., 1965.
10. Фуко М. Слова и вещи.- СПб., 1994. 
11. Харт К. Постмодернизм. – М., 2006.
12. Швейцер А. Благоговение пе6ред жизнью. – М., 1992  
13. Hassan F. Postmodeme heute // Wegeaus der Modeme: Schlusseltexte der Postmoderne – Diskussion / hrsg. von Wolefgang Weisch. – Berlin, 1994.
14. Jameson F. Postmodernism of the Cultural Logics of Later Capitalism. – Durham, 1991.
15. Jamеson F. Postmodernism and society // The antiaeshettic: Essaus on postmodern culture / Ed. By Forster H. - Port Townsend, 1984.